Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 27

КОСОБЕНЯ

Самую старшую гусочку звали Кособеней. Белехонькая она была, чисто снег, и только на голове — маленькая черная шапочка.

Правое крыло у нее было сломано и чуть не волочилось по земле.

— Куда тебя несет, Кособеня? — кричали гусочке, когда она сворачивала с дороги.

Кособеня, бывало, бежать, остальные гуси за ней. Все гуси вскоре расправляли крылья и взлетали вверх. А Кособеня только вздымала пыль на дороге.

— Глядите, глядите, — указывал Янко Якубец на черноперого гусака, который крыльями касался телеграфных проводов.

Йожко глядел на дорогу. Кособеня бежала и махала над дорогой одним крылом так, что за ней подымался столб пыли.

Кособеня вылупилась еще в прошлом году и поначалу совсем не росла. Меньше всех гусят была в стае, что тут будешь делать! Идет, бывало, с выпаса или на выпас, никак не поспевает за стаей, а на озере, так и не догнав ее, стоит и жалобно попискивает. Все гусята уже летать научились, а она — еле по земле тащится.

— Что это с ней? — ломал голову Йожко, которому всегда в конце концов приходилось брать ее на руки и нести.

— Научится, — успокаивал его Душан.

— Нет, не научится.

— Сама не научится, мы научим.

— Как это научим?

— Не твоя забота!

И вот как-то раз Душан взял гусенка из Ножкиных рук, погладил по головке и чуть поиграл с его маленькими крылышками. А потом вдруг решил, что хорошо бы его слегка подбросить.

— А ничего с ним не случится? — спросил Йожко.

— А чего ему станет!

Душан поднял гусенка повыше и выпустил из рук.

— Ну видишь, летает! — завизжал он радостно и побежал за гусенком.

Йожко повеселел.

Душан взял гусенка еще разок. Попробовал подбросить его еще выше.

— Боится, — закричал Йожко, но гусенок уже летел, и, казалось, даже попытался свернуть, словно хотел изменить направление.

Душан поймал его снова и теперь уже полез с ним на скирду.

— Что ты хочешь делать?

— Увидишь.

Душан остановился у кромки скирды, поглядел вниз, поглядел да и развел вдруг руки. Гусенок пискнул и упал камнем в траву.

— Ты убил его, — заплакал Йожко.

Душан все еще стоял на скирде. Потом сел в солому и тоже расплакался.

Но гусенок вскоре зашевелился. Поерзал, поерзал и бегом за своей стаей.

Мальчики успокоились, утерли слезы.

— Ничего с ним не случилось?

— Вроде бы ничего!

Солнце стояло над самой Куклой. Если чуть прижмурить глаза, можно даже глядеть на него.

Они напоили гусей в речке, погнали домой.

И только входя во двор, Йожко заметил, что у гусенка правое крыло как-то отвисло. И всем тельцем он клонился в правую сторону, словно крыло тянуло его к земле. Позже, когда у него совсем побелели перья, заметила это и мама. Йожко молчал. Но по осени, когда мама сажала всех гусей в клетки, он попросил ее оставить гусочку на воле — пусть, мол, яйца несет. Кособеня снесла двенадцать яиц, и изо всех двенадцати вылупились гусята.

ОДНАЖДЫ

А однажды пришли дети в школу, а школа заперта. Некоторые стали протискиваться к двери: дверь откроется, вот они и попадут первыми в класс. Остальные ученики гонялись друг за дружкой по двору.

— Дядя Глознек проспал.

— И директор проспал.

— Проспала и учительница, — переговаривались дети, что стояли у самой двери.

— Нет, она не проспала, — возразила одна девочка.

— Проспала.

— Учительница — нет.

— И она, и она тоже.





— А вот и неправда.

— Все сегодня проспали, а не проспали бы, здесь бы уж были, — рассудил Юро Ва́нда.

Наконец появился дядюшка Глознек.

Он вышел из школьного сарая с топором в руке.

— Дядюшка Глознек, откройте нам!

— Чего, чего?

— Откройте нам, дядюшка Глознек!

— Открыть? А зачем?

Все дети сгрудились вокруг школьного сторожа и, вытаращив глаза, глядели на него.

— Да и захотел бы, нечем мне отворить. Право слово! Только и остался у меня ключ от дровяника. А пришел я сюда за топориком. Мой он, топорик-то. Принес я его еще прошлой зимой, вот за ним и пришел. Так, так! Только и остался у меня ключ от дровяника. — Он поднял руку, показал ключ.

— Дядюшка Глознек, а куда вы дели ключи? — загалдели дети, но кое-кто уже стал догадываться, что, наверное, что-то случилось.

Что же могло случиться? Почему сегодня закрыта школа? Куда дядюшка Глознек ключи подевал? И где директор? Где учительница?

А школьный сторож стоял, стоял и только слюну сглатывал. Временами похоже было, что он хочет что-то сказать, но дети задавали ему столько вопросов, что он и не знал, на который раньше ответить. А может, не хотел отвечать. Он шевелил губами, словно во рту слова перекатывал.

— Дядюшка Глознек, что же случилось? — спрашивали дети и большие и маленькие.

— Чего, чего?

— Случилось-то что?

— А ничего.

— А школа почему закрыта?

— Почему, почему? Да потому, что закрыли. Уроков теперь не ждите, кончились. Можете по домам расходиться. Я совсем не обязан вам тут растолковывать, кто приказал школу закрыть. Правду говорю. Мне еще всыплют за это. Закрыли ее, и все дела.

Какие-то мальчики завизжали и с криком понеслись по улочке, но большинство детей остались на школьном дворе. Вот бы узнать, что же такое стряслось. А уж первоклашкам, тем и вовсе не хотелось отправляться домой: нынче-то ведь им идти на экскурсию. Со вчерашнего дня только и говорили о том, и вот на́ тебе: никакой экскурсии. Надо же, обида какая!

— Дядюшка Глознек, и учительница не придет? — спрашивали первоклашки, не сводя глаз со школьного сторожа.

— Не придет, — ответил сторож печально.

— А почему? Почему? — снова посыпались вопросы.

— А чего ей тут делать, коли школа заперта? Говорю вам, ступайте домой! Из-за всякой тут болтовни беды потом не оберешься.

— А мы сегодня собирались идти на прогулку, — сокрушались ребята, но дядя Глознек лишь рукой махнул.

— Какая тут прогулка? — сказал он. — Теперь хоть каждый день прогуливайтесь. Вот, вот! Только и остался у меня ключ от дровяника. — Он еще раз показал детям ключ, запер сарай и, сгорбившись, поплелся домой.

А ЧТО ЖЕ ЭТО ЗА ЗАПИСКА ТАКАЯ?

Старшеклассники разошлись, и на школьном дворе осталась только кучка первоклашек. Никак не хотелось им верить, что их учительница не придет. А вдруг она просто опоздала? Почему она не может опоздать? И когда подымались метели, она тоже опаздывала. Но ни разу, ни разу не было, чтоб она совсем не пришла. Некоторые дети все еще думали, что дядя Глознек подшутил над ними. И потому отправились к нему домой. Но дома его не застали. Ушел, мол, по дрова, сказала им тетушка Глознечиха.

— А директор знает? — спросили дети.

— А чего ему знать? — удивилась тетушка Глознечиха.

— А директор знает, почему школа закрыта?

— А как же ему не знать, ежели он сам ее закрывал? Пришел вчера после занятий, показал какую-то записку, дескать, от нашего сельского старосты ему принесли. А под конец взял ключи и сказал, что должен отдать их старосте.

— Старосте?

— Ему самому.

— И все из-за этой записки?

— Из-за нее, точно из-за нее.

— А что же это за записка такая?

— Такая уж записка. Указано в ней, что школу-де надо закрыть.

— А почему там так указано? — не успокаивались дети.

— Почему да почему! Ведь и самому старосте это кто-то наказал. Уроков теперь не ждите, кончились, — сказала тетушка Глознечиха и тоже стала отсылать детей домой.

— Но ведь мы сегодня хотели идти на прогулку, — горевали дети.

Тетушка Глознечиха покачала головой, повздыхала и пошла по своим делам.

— Подумаешь, прогулка, — оборотилась она еще раз к ребятам. — Теперь хоть каждый день прогуливайтесь.