Девятая надежда

На ресницах лошади заискрился иней, губы посинели, а все ранки покрылись коркой льда.

— Не бойся, — успокоил меня принц. — Она жива. Просто спит.

Он поднялся и протянул руку, чтобы помочь мне встать, но я замешкалась и поднесла ладонь к ноздрям Златы. Не сразу, но кожи коснулось чуть заметное тепло, а у меня опять навернулись горячие слезы.

— В жизни всегда будут сожаления, леди Цессара, — усмехнулся принц, заметив, что мои плечи расслабленно опустились. — Но это… — его лицо напряглось, а взгляд потемнел, обратившись внутрь, где душа прячет свои секреты. — Это сожаление не страшнее, увядшей ветви рододендрона.

Я вздрогнула. Если бы утром не подсмотрела, как король оживляет деревья, я ни за что бы не поняла слов принца. А так, меня будто молнией прошибло, и в душе затеплилась надежда.

Все это время Рензел продолжал держать для меня руку, и наконец-то я вложила в нее свою ладонь. Его взгляд мигом ожил. Однако только он помог мне подняться на ноги, как тут же выпустил мою ладонь, будто побоялся обжечься. А я с удивлением посмотрела на свои пальцы, что миг назад словно побывали в объятиях льда.

— Идем, — позвал меня принц и принялся торопливо надевать перчатку на перебинтованную руку. — Нужно быстрее доставить Злату в замок.

Мне было страшно оставлять лошадь одну, но я понимала — сейчас не время для упрямства, и нехотя побрела за Рензелом.

Склон утеса показался даже круче, чем при спуске, но я терпела его острые камни, хлесткие ветки кустов и упрямо взбиралась вверх. Только раз оступилась — расцарапала все ноги и чуть не скатилась обратно на берег, но принц успел поймать меня за руку и больше не выпускал, пока мы не оказались наверху, где нас встретили Растис, Ларис и остальные стражники.

— Ваше высочество! — подорвался к нам сэр Ларис.

Он хотел сказать что-то еще, но увидел, как из-за спины принца вышла я, растрепанная, израненная и заплаканная, и рыцарь потерял дар речи.

— Миледи… — выдохнул он, и это единственное на что его хватило.

— Внизу лошадь, — жестким тоном произнес принц. — Быстрее доставьте ее в замок.

Но Ларис продолжал на меня смотреть.

— Я сказал «быстрее», сэр Ларис, — повторил принц. — О леди не беспокойтесь, я сам о ней позабочусь.

— Есть! — ожил он и принялся отдавать приказы.

— Так все это правда… Все правда… — услышала я бормотание герцога, который с бледным лицом сидел на гнедом жеребце и пристальнее Лариса меня разглядывал. — Слухи не врут. Это правда…

— Растис, — окликнул кузена принц и спрятал меня от его взора. Герцог мигом смолк. — Уезжай в замок. Тебе нечего здесь делать.

— Рензел… В-ваше высочество, — дрожащим голосом залопотал Растис. — Это не я! Я не знал… И если могу что-то сделать, чем-то помочь!..

— Убирайся, Растис, — грубо оборвал его Рензел. — Это единственное, чем ты можешь сейчас помочь.

— Прости… Прости, я не… — гнедой жеребец затоптался на месте, а герцог вновь на меня посмотрел. — Я не знал.

— Вы, двое, — окликнул Рензел стражников, которые не успели спешиться. — Проводите герцога Хастора в замок, и предупредите лекаря, что нам потребуется его помощь. Пусть спустится на задний двор. Короля не волновать, я сам с ним поговорю.

— Слушаемся!

Мужчины ускакали вместе с лордом Растисом, а я обняла себя руками и опустила взор в землю. От холода, боли и усталости зуб на зуб не попадал. Казалось, еще немного, колени подогнутся, и я упаду, но вдруг меня подхватил принц и усадил на спину своей лошади.

Рензел скинул пиджак и, достав кинжал из прикрепленных к седлу ножен, срезал рукава своей черной шелковой рубахи, после чего потянулся к моим ступням, чтобы их перевязать, но я только глубже спрятала ноги под юбку и запротестовала:

— Не надо!

— Вы ранены, — вскинул бровь принц. — Шок пройдет, и шагу не сможете ступить.

А ведь он прав. Пока мы поднимались по склону, я уже еле шла. Дальше будет только хуже. Не приведи Богиня, еще болезнь какую подцеплю. А этого мне точно не хотелось.

— Тогда… Тогда я сама, — упрямо заявила я, на что принц пожал плечами и протянул мне обрезки рубахи, а сам отвернулся, загородив мои босые ноги спиной.

Было неудобно перевязываться сидя на лошади. И если с левой ступней я справилась быстро, то взявшись за правую — чуть не упала и схватилась за плечо Рензела. Принц напрягся, посмотрел на мою руку, но с места не сдвинулся. Ограничился только протяжным «хм-м-м», на что я предпочла не обращать внимания. И когда израненными пальцами закончила затягивать последний узелок, произнесла:

— С-спасибо.

— Не за что, — коротко ответил принц.

Он окинул меня взглядом, но дольше всего задержался на моих ладонях, плотно прижатых к груди, чтобы скрыть их дрожь.

— Теперь понимаю, почему отец вами так дорожит, — заметил он, а я удивилась:

— П-почему?

Но принц не ответил и устремил все внимание к утесу, где послышались голоса и показались макушки шлемов стражников. Десять мужчин с трудом втащили привязанную к толстым веткам Злату. И при виде нее, у меня в душе опять все перевернулось. Лошадь больше напоминала глыбу льда, нежели что-то живое. Даже грива и хвост не колыхались, а застыли, словно выточенные из камня. На миг даже показалось, будто принц солгал, и Злата уже давно не спит. Но моя ладонь все еще помнила тепло ее дыхания, и это помогало держаться.

Путь до замка прошел как во сне. Я боялась посмотреть назад, где стражники несли Злату. Боялась оглядываться по сторонам и заметить осуждение на лицах людей. Ведь из-за меня уже пострадала вторая живая душа. Боялась смотреть на принца, ведущего под уздцы жеребца, потому что при виде него душу разрывали противоречивые чувства.

«Почему он меня спас?» — из-за этого вопроса еще больше начинало казаться, что я сошла с ума, и в ту злополучную ночь на меня никто не нападал. Кинжала нет — его забрал Ларис. Порез на щеке исчез. Следов крови не осталось. Не удивлюсь, если зайду в свою прежнюю комнату, а там царят чистота и порядок, да окошко новое сверкает чистотой. И только раны Уфа подсказывали, что все происходило на самом деле. Пусть сам стражник ничего не помнит.

Все это так странно. Просто ну очень странно… Особенно поведение принца. Еще недавно он боялся из комнаты меня выпустить, а тут разрешил прокатиться на лошади. Но если он хотел моей смерти, то зачем спас? И упустил такой отличный шанс оправдаться перед папенькой печальным: «Не успел»? А потом еще пытался позаботиться обо мне — ноги перевязать. Злате согласился помочь, хотя его отец сейчас очень слаб и ему лишний раз из постели лучше не вставать, не то что спасать умирающих лошадей.