Девятая надежда

Он удивительно быстро вытащил меня на твердую землю, словно бы на мне не было пышного платья, да и сама я была пушинкой. АДже закралась мысль: может, недаром Ярла меня голодом морила?

Через мгновение я упала прямиком в объятия Рензела и замерла. Нет, конечно лучше так, чем свалиться с обрыва. Да и объятиями наше положение было сложно назвать. Принц просто сидел, откинувшись назад и упершись правой рукой в землю, а я лежала на нем, прижавшись разгоряченной щекой к сильной груди, и вдыхала теплый и в тоже время прохладный запах можжевельника и мяты.

— Вы… Вы спасли меня, — выдавила я, не поднимая головы, а принц в ответ промычал отстраненное «Угу». — Вы…

Вдруг тишину леса прервал жалобный крик лошади, и ему вторил беспокойный отклик топчущего возле нас жеребца Рензела. Я резко отпрянула. Почувствовала, как волос что-то коснулось, но подумала на ветер и громко воскликнула:

— Злата! Ей надо помочь!

— Цесса, — принц опустил леву руку, и его перчатка скрипнула, когда он сжал ладонь в кулак, — она…

Но я, не желая слушать этого ужасного и логичного довода, вскочила на ноги и поспешила вдоль обрыва по течению вниз. Злата не должна была стать разменной монетой для моей жизни или смерти. Это ужасно несправедливо, что с ней такое случилось. И я не хотела с этим мириться. Не хотела ее бросать. Потому что никто, даже животное, не заслуживало подобной участи.

— Внизу вода! — крикнула я, скидывая и вторую туфлю, потому что спускаться с обрыва только в ней было неудобно и опасно, можно легко подвернуть ногу. — И я слышу ее! Злата еще жива!

— Цесса, подожди!

— Жива!

Ладони кровоточили и саднили. Пальцы ныли. Под ногтями щипало. Но я терпела. Терпела и острые камни, что врезались в босые ноги, когда побежала вдоль обрыва. Потому что жжение на сердце от горечи, сожаления, обиды и вины было намного больнее, чем саднящие на теле раны. И Рензел, похоже, это понимал. Он не пытался меня остановить, просто шел следом, за что я была ему благодарна. И пусть в мыслях царил хаос — я все еще помнила нападение ночью, но сейчас его тяжелые шаги за спиной успокаивали и внушали уверенность. Поэтому когда я все же нашла более-менее пологий спуск, кинулась к нему без страха и оглядки.

Злату я нашла быстро. Вся изломанная она застряла недалеко от берега между камней и только из-за них до сих пор не захлебнулась. Жар в груди стал сильнее, когда я подошла ближе. Руки заледенели, задрожали, ноги перестали чувствовать камни. Меня до краев наполнило горе и жгучими ручейками побежало по щекам. Но так мне и надо… Так и надо…

— Это из-за меня. Богиня… Из-за меня.

Золотой покров лошади зиял рваными ранами, откуда сочилась кровь, и убегала алыми ручейками вниз по течению. Переломанные ноги Златы безвольно колыхались, повинуясь путям воды. Надорванное ухо держалось на тонком лоскуте кожи. Из носа на выдохе выплескивалась кровь. Ребра… О Богиня… Кажется, я видела кусочек ребра, что обнажился, когда Злата сделала вдох! И ее дыхание…Такое тяжелое, хриплое со свистами. Отныне оно навсегда останется в моей памяти и будет преследовать ночами.

Потому что:

— Это все из-за меня, — прошептала я одними губами и ступила в ледяную воду.

Злата не должна умирать одна. В холоде, страхе и боли. Никто так не должен умирать. И сейчас единственное, что я могла для нее сделать — это побыть рядом. Просто побыть рядом, когда так хочется убежать.

Вода еще не достигла колена, но течение уже сбивало с ног и тащило юбку. Я хваталась за скользкие камни, чтобы не упасть. Чувствовала, как пощипывает ладони от прикосновения к ним и ломоту от холодной воды. А когда до Златы осталось не больше трех шагов, поток вдруг иссяк. Послышалось шипение, треск, и слева выросла огромная ледяная преграда, полукругом защитив меня и Злату, но не блокируя чуть дальше путь для реки.

— Прости, — доковыляла я до лошади и опустилась на колени. Осторожно коснулась кончиками пальцев носа Златы и дрожащим голосом произнесла: — Это все я виновата… Прошу, прости меня.

Лошадь слабо дернулась, но быстро успокоилась. И когда я снова провела пальцами по ее морде — единственному месту без ран — она только устало фыркнула, отчего из ноздрей на мою ладонь выплеснулась горячая кровь.

— Это все из-за меня… — задрожали мои губы. — Я виновата перед тобой. Я…

— Цесса, — камни перестали шуршать, когда рядом остановился принц.

Я подняла затуманенный взор и, когда две горячие капли скатились по щекам, наконец-то его увидела. Рензел был бледен. Очень бледен, точно снежный покров. Его глаза полыхали магией, смотрели на лошадь, а опущенная левая рука без перчатки подрагивала.

— Сколько… — выдавила я и запнулась, когда почувствовала в горле болезненный ком. — Сколько и кто еще пострадает вместо меня?

Злата вновь хрипло выдохнула, а я тяжело сглотнула:

— Союз, построенный на костях. Зачем… Зачем он нужен? Я… Я не хочу быть причиной для пролития крови! Я…

Воздух с болью ворвался в мою грудь, на миг в ней застрял, но когда высвободился — с моих губ сорвался стон на грани рыдания. Я прижалась лбом к еле живой, но такой холодной лошади, будто она превратилась в подводный камень. И произнесла, дрожа от боли, злости и отчаяния:

— Не хочу нести этот груз! Не хочу всю жизнь сожалеть!

— Цесса.

— Не хочу…

Рядом вновь зашуршали камни, а потом голос принца зазвучал ближе:

— Цесса, отпусти Злату.

— Нет! Я должна быть рядом. Пока она не…

— Цесса, — мягко, но настойчиво повторил мужчина. — Она умрет, если ты ее не отпустишь.

— Она… Что?

Я вскинула взор на принца, а его пылающий взор внимательно изучил раны лошади. Он стянул черную перчатку, явив на свет аккуратно перебинтованную правую ладонь, и положил ее Злате на шею. Лошадь взволнованно фыркнула, напряглась и захрипела, а принц ласково прошелся пальцами по ее золотой шести и прошептал:

— Ш-ш-ш… Спокойно. Все будет хорошо. Обещаю.

И поразительно. Злата притихла, опустила веки, словно все поняла и вверила себя воле принца. А я удивленно отстранилась. И только мои руки перестали касаться Златы — от ее тела пошел густой пар.

Рензел нахмурился. Его глаза вспыхнули синим огнем. Лоб прорезала напряженная морщинка. Медленный выдох сорвался морозным облаком с его губ, словно сейчас не поздняя весна, а глубокая зима, однако они тут же сжались в тонкую линию, стоило льду за моей спиной громко треснуть.

Я испуганно оглянулась. Подумала, сейчас увижу скол или вытекающую через щель воду, но преграда все еще оставалась неприступной. Поэтому со спокойной душой я вернулась к Злате, чье дыхание уже остановилось.