Девятая невеста

Я еще раз оглянулась на дверь. Наверное, правильно, что здоровым воинам не позволяют входить в помещение для больных. Кто захочет, чтобы другие видели тебя немощным? Никто. И очень хорошо, когда лекарь это понимает и беспокоится не только о физическом, но и душевном здоровье подопечных. Дает им, как сказал Арон, убежище.

Заинтересованно хмыкнув, я продолжила идти и осматривать лазарет. Он был огромным и немного изогнутым по дуге, как стена замка, что соединяла восточное и гостевое крыло. Стройные ряды из кроватей и личных тумбочек тянулись далеко вперед. А места для больных разделяли между собой кипенно-белые ширмы, которые обещали немного личного пространства.

В помещении легко дышалось, хотя широкие квадратные окна сейчас были наглухо закрыты. Оно и к лучшему, а то у моего телохранителя слишком сложные отношения с цветами.

— Так много кроватей… — подивилась я.

— Да. Мест хватит для всей стражи, — согласился Арон и добавил, когда заметил, что я цепляюсь взглядом за каждую ширму в надежде найти Уфа: — Но сейчас лазарет пуст. Им уже давно не пользуются, только поддерживают чистоту.

— Почему?

— Потому что не приходится размещать столько больных. Обычная простуда легко лечится дома, а что-то посерьезнее — случай редкий и требует тщательного наблюдения. Для таких больных отводится другая комната, где они всегда будут под присмотром.

— Вы так много знаете про лазарет, — удивилась я и устремила взор на раскрытую широкую двустворчатую дверь, к которой мы неспешно приближались.

Арон улыбнулся:

— Наверное, потому что я здесь частый посетитель? — и поймал мой встревоженный взор. — Не беспокойтесь, миледи, исключительно по долгу службы.

«По долгу службы?», — хмыкнула я, а вслух поинтересовалась:

— Помогаете лечить людей?

Арон немного подумал и ответил:

— Можно и так сказать.

Учитывая, сколько лекарь готовит снадобий и микстур, он не может обойтись без помощников. Что если, Арон и есть тот самый помощник? Тогда понятно, почему он много знает о лазарете. Однако чутье подсказывало: не все так просто. Одних лишь помощников «господином» не величают.

Мужчина пропустил меня первой в следующую комнату, а я совсем разволновалась и плотнее прижала письмо к груди. Знал бы папенька, что здесь окажусь — попросил бы что-нибудь передать лекарю. Он же так плакал… Так плакал и обнимал меня, когда я наконец-то, спустя пять дней болезни, встала на ноги и пришла в его кабинет, пожаловаться на ветку, которая от ветра постоянно скреблась и стучала в окно спальни. Папенька тогда так сильно благодарил богов, но больше всего королевского лекаря.

Сделав шаг, я оказалась в комнате, что была значительно меньше зала за спиной. В ней помещалось всего десять кроватей, и справа на центральной лежал перебинтованный… Уф?

Я впервые увидела его без доспехов, только в простых льняных штанах, отчего даже не сразу признала. Мой телохранитель оказался молодым мужчиной на вид не старше двадцати пяти лет, и все это время под шлемом он прятал пышную кучерявую шевелюру каштанового цвета, что удачно перекликалась с оттенком карих глаз, отчего тот казался глубже, насыщеннее, а взгляд мужчины пронзительнее и… Сейчас в нем читалось удивление с виной:

— Леди Цессара?! — попытался вскочить на кровати телохранитель, но тут же упал на подушку и поднес ладонь к груди, где, наверное, была рана, которой он так и не коснулся, только с хрустом стиснул пальцы в кулак.

— Уф! — кинулась я к телохранителю, чьи щеки налились румянцем, но так и замерла возле него, не зная, что делать, как облегчить его страдания.

— Все хорошо! Со мной все хорошо! — быстро оправдался он и только потом заметил, что я не одна: — Добрый день, господин Арон… — выдавил он с кривой улыбкой и отдернул руку от груди.

Арон же внимательным взглядом окинул белую повязку Уфа, что скрывала половину живота, всю грудь и шею под самый подбородок, и с тяжелым вздохом произнес:

— Скажите, пожалуйста, уважаемый Уф, вам запретили двигаться?

— Да, — нехотя выдавил он.

— Тогда почему вы двигаетесь? — приподнял бровь Арон.

Его голос звучал удивительно спокойно, точно течение реки, но в нем ощущалась непривычная мне жесткость. Словно Арон не просто задавал очевидные вопросы, а отчитывал Уфа.

— Виноват! — с чувством произнес телохранитель. — Переволновался! — и опять попытался приподняться, но боль дала о себе знать.

— Уф, — выдохнула я с укором, а у самой сердце кровью облилось, когда разглядела гримасу муки, которую попытался тот скрыть. — Где хоть кто-нибудь? — громко поинтересовалась. — Ему же… Ему же больно!

От моего отчаяния, что прозвучало в голосе, у Арона дрогнула бровь. Он поклонился с лукавой ухмылкой и произнес:

— Позвольте, леди Цессара, я ненадолго отлучусь.

И не дождавшись моего ответа, он направился в сторону двери, рядом с которой стоял огромный стеллаж, где на полочках покоились медные тазы, стопки полотенец, рулоны бинтов и склянки с прозрачным содержимым похожим на чай. А глаза Уфа округлились, и он быстро затараторил:

— Да мне совсем не больно! Все пустяки! — даже похихикать попытался, только улыбка его вышла кривой, а на лбу проступила испарина.

Вот я и поругалась, мол, хватит хорохориться, а после жестко добавила:

— Запомни, Уф. Я не люблю ложь, подхалимство и притворство, поэтому не пытайся меня обмануть.

— Что вы, миледи! Я просто… Просто…

— Просто будешь лежать и ждать, когда лекарь поможет. Понял?

— Понял, миледи, — стушевался Уф.

— Вот и молодец, — выдохнула я и оглянулась на дверь, за которой скрылся Арон. — И не заставляй меня еще сильнее за тебя волноваться.

— П-простите, леди Цессара, — широкие плечи мужчины поникли. — Не хотел вас расстраивать, да и не стою вашего волнения, — он тяжело выдохнул. — Плохой я телохранитель, раз здесь оказался. Может быть, вам стоит подыскать другого…

— Не говори чепухи! — перебила его я, попутно одарила сердитым взглядом и стиснула кулаки, отчего несчастное письмо папеньки чуть не порвалось. — Не нужен мне другой телохранитель. Ни лучше, ни хуже — никакой! У меня есть ты, и если бы не ты, Уф… Я бы… Я!

Я выдохнула, успокаивая разбушевавшиеся чувства, и договорила:

— Лишь благодаря тебе, я до сих пор жива. Не королевской страже, а тебе. Поэтому не смей мне больше говорить о твоей замене! Понял?

Уф осторожно кивнул и пробурчал невнятное: «Понял», — а я наконец-то позволила себе расслабиться и опустилась на край соседней кровати.