Сделка с дьяволом

— Еще лидокаин, — тихо объясняет он. — А теперь ждем, когда он включится. — Он начинает вытирать кровь с лица мальчика так же нежно, как лицо собственного ребенка.

Я никогда раньше не видела его таким — он вел себя так, будто ему не все равно. Вел себя так, как будто что-то имеет значение. Я хочу отвести взгляд и не могу.

— Он будет в порядке? — спрашивает его мать позади нас дрожащим голосом. Я даже не поняла, что она была там, и трудно не смотреть на нее, не предполагая худшего. Будет ли Хейс скрывать насилие? Я не могу себе представить, чтобы он мог, но он делает все, что угодно, за деньги, которых я бы не стала. Он подъезжает к домам, где женщины делают ему предложения и позволяют собакам прыгать ему на спину. Я действительно не знаю, где он достиг дна? Вы когда-нибудь знали, с кем-нибудь?

—Это обычный перелом, — говорит Хейс. —У меня было так несколько раз, когда я был ребенком. Сейчас я вставлю кости на место, и он будет как новенький.

Он достает из сумки инструмент и смотрит на меня.

— Наверное, ты снова захочешь закрыть глаза, — говорит он.

Я понимаю, чувствуя себя слишком растерянной, чтобы злиться. Я не понимаю, как он может быть таким нежным и сочувствующим, но не вмешиваться. Эти люди могли бы утверждать, что ребенок просто неуклюж, что его часто ранят... но Хейс, не знал бы, если бы это было так. Именно поэтому им нужно принудительно пройти через больницу, где это будет задокументировано. Где тот, кто знает признаки жестокого обращения, поймает их. И Хейс тоже должен это понимать.

Я тяжело сглатываю. Я действительно думала, что он другой. Я думала, что он лучше, чем кажется. Теперь кажется возможным, что он хуже.

Остальные работы выполняются быстро. Носовые пакеты входят в его ноздри, чтобы поддерживать кости, и Хейс накладывает шины на мост. Он тихо дает инструкции матери, а затем похлопывает ее по плечу, прежде чем уйти. Я иду следом за ним на дрожащих ногах и прислоняюсь к капоту машины, наблюдая, как Хейс бросает сумку, которую я принесла ему в багажник.

— Что с ним случилось? Если ему сильно больно… — Я нервничаю и теряю контроль. Слезы подступают к моим глазам. — Я не знаю, почему ты так помогаешь этой семье. Все это должно быть задокументировано.

Он закрывает багажник и поворачивается ко мне.

— Тали, — мягко говорит он, — у него дефект сердечного клапана. Это уменьшает приток крови к мозгу, и он теряет сознание. Ты действительно думала, что я помогу кому-то скрыть жестокое обращение с детьми?

Я не знаю, что со мной не так, но плотина прорывается. Я прижимаю лицо к ладоням, и слезы начинают капать. — Могут ли они это исправить?

Он подходит и обнимает меня рукой, прижимая мою голову к своей груди. Он пахнет мылом, крахмалом и домом.

— Я бы хотел, чтобы они могли, но нет. — Его голос такой добрый, что я плачу сильнее. — Я думаю, ты в шоке. Все в порядке. Бывает.

Я качаю головой. —Мне жаль. Извини, что поторопилась с выводами. Я просто подумала…

— Что ты думала?

Я изо всех сил пытаюсь подобрать нужные слова. Я рада, что мое лицо прижато к его рубашке, так что мне не приходится смотреть ему в глаза.

— Что я, наверное, плохо разбираюсь в характерах, — шепчу я. —Я была с Мэттом десять лет…

Мой голос срывается, и я перестаю говорить. Смешно, что я подумала. Смешно, что мой опыт общения с одним человеком из тысячи мог сделать меня недоверчивой ко всем, включая саму себя.

Он притягивает меня ближе.

— Я знаю, — тихо говорит он. Его сердце бьется быстрее, прямо под моей щекой. —Я точно знаю, что ты чувствуешь.

Я думаю, он должен. Он отказался от своего наследства ради Эллы, а она ушла от него к отцу. Этого будет достаточно, чтобы навсегда разрушить вашу веру в людей, если вы позволите.

— Так будет всегда? — Я спрашиваю. —Я всегда буду чувствовать, что никому не могу доверять?

Я чувствую его медленный, усталый выдох. — Парень, у которого не было отношений семь лет, вероятно, не тот человек, которого стоит спрашивать.

Я провела так много времени, глядя на него свысока из-за того, как он живет, но разве его сексы втроем и вчетвером хуже моей мести, трахающейся с ближайшим другом Мэтта в Лос-Анджелесе? Отличаются ли они от моих долгих ночных пробежек по велосипедной дорожке? Это всего лишь способ выбить из барабана пустоту.

Он такой же, как я, только с гораздо большими деньгами и чуть меньшим самоконтролем.

Я не хочу оставаться этой версией себя через семь лет. Я тоже не хочу, чтобы он был этой версией.