Страница 17 из 81
— С рук всегда дороже, чем в магазине.
— Да, почему? — упирался я. — У нового товара и износ нулевой, и товарные свойства выше.
— У нового товара есть один очень, очень большой минус, — задумчиво проговорил Иван.
— Какой? — насторожился я.
— Его нет, — усмехнувшись, ответил мне Иван. — Дефицит. — Развел он руками, улыбаясь.
Тут аргументы у меня закончились. Такой козырь крыть мне было нечем.
Дефицит — это серьёзно.
Я вспомнил очереди за элементарными продуктами в магазинах.
Вспомнил, как люди дрались в универсаме за варёную колбасу или сыр, когда тележку взвешенного товара выкатывали из подсобки в торговый зал. Или это уже в восьмидесятых было? Тьфу ты, столько всего произошло за десятилетия, что и забыл уже, что и когда случилось. Надо бы посидеть, повспоминать, хронологию какую набросать хоть примерно, чтобы не спалиться.
Вспомнил вдруг, как мама однажды послала меня десятилетнего в магазин за какой-то ерундой, не помню, за чем именно. Дала трёшник. Ерунды не было и я купил на трёшник шоколадных конфет, как сейчас помню, по четыре рубля семьдесят пять копеек за килограмм.
Как меня мать ругала! Отобрала конфеты, пошла в магазин их сдавать. И сдала, переругавшись там со всеми. И с продавщицей, и с очередью.
А мне так страшно было, что мать в магазин пойдет с продавщицей ругаться. Та ведь меня несколько раз переспросила, пока конфеты взвешивала, а родители ругаться не будут?
Помню, я тогда от переживаний в обморок упал, голову об угол спинки кровати разбил. Мне тогда даже несколько швов наложили. За это мне отдельно влетело. Н-да, такой стресс на ровном месте!
Я растянулся на кровати и попытался опять заснуть. Не прошло и десяти минут, как явился старший сержант Ефремов в форме.
— Здорово, болезные! — громко сказал он, входя в палату и ставя Ивану на тумбочку авоську. Иван тут же сел и протянул ему руку.
— Здорово, Вениаминыч.
Ефремов взял стул у моей койки и уселся на него верхом.
— Ну что, Ивлев? — спросил он сходу. — Вспомнил что–нибудь?
— Ничего не вспомнил. Но мне это даже нравится, — ответил я.
— Да, брось. Как это может нравиться? — не понял Ефремов.
— Ну, как же? — начал объяснять я. — Столько новых впечатлений. Новых знакомств. Жизнь бьёт ключом!
— Ага. И всё по голове, — вставил Иван.
— Вы разобрались, какая муха его укусила? — спросил старший сержант Ивана.
— Пока ничего конкретного, — доложил тот. — Выяснилось, что Пашка с отцом уже два года тайком от своих встречается. Это всё. А у вас?
— У меня тоже, — сказал Ефремов. — В школе был, говорил с классным руководителем его, — кивнул старший сержант в мою сторону. Конфликты у него с компанией Полянского, но не настолько серьезные, обычное дело для пацанов. Дерутся периодически, вещи друг-другу портят. Ничего хорошего, конечно, но с моста из-за этого не прыгают. С бабкой его ещё поговорил, с Домрацкой.
Сержант задумчиво посмотрел на меня.
— А что ж отец-то? Какие с ним отношения у тебя? Помогает вам? — прищурился Ефремов, глядя на меня. — Небось, деньжат подкидывает?
— Славка, друг мой, сказал, что батя гитару мне месяц назад подарил, — гордо сказал я, старательно изображая подростка.
— Гитара это хорошо, — сказал старший сержант. — Только что нам с того?
— В смысле? — напрягся я, подумав первым делом о плохом. «Что нам с того» уж очень похоже было на «Что мне за это будет». Но Вениаминыч сказал:
— Гитара твоего поступка не объясняет.
— Не объясняет, — подтвердил я. — Может, дома что-то прояснится? Мне бы домой.
Мне так хотелось на волю, прямо зудело под хвостом. Видимо, у меня были такие умоляющие глаза, что, взглянув на меня, Вениаминыч рассмеялся.
— Ладно. Я не против, — сказал он. — Только от Полянских держись подальше. С ними я тоже беседу проведу.
— Ура! Я на всё согласен, — не смог скрыть я своей радости.
— Теперь главное слово за врачами, как они отпустят, — осадил мою радость Ефремов.
Восторга у меня сразу заметно поубавилось. С врачами перспективы были неясные.
— Ладно, — старший сержант встал со стула и поставил его на место. — Выздоравливай, — пожал он запястье Ивану. — Ты тоже, смотри у меня, — потрепал меня по голове и ушёл. Видимо, до рукопожатия я ещё не дорос.
Я сел на свою койку и спросил Ивана, что будет, когда я выйду из больницы. Если вдруг случится какая-то экстремальная ситуация, что мне делать? Куда бежать? Куда звонить?
— Если ситуация, не угрожающая здоровью и не требующая немедленного реагирования, то идёшь ко мне, когда я дома, и рассказываешь, что случилось. Я через пять домов живу на той же улице по той же стороне.
— Если я спиной к своему дому стою, мне направо к тебе? Или налево?
— Направо.
— Через пять домов, твой шестой?
— Да, — перед тем, как ответить Иван, загибая пальцы, уточнил про себя этот момент.
— Мне надо завести записную книжку, — вспомнил я. — Можешь мне свой домашний номер телефона дать?
— Домашнего нет, только рабочий в отделе у дежурного.
— Здрасте, приехали, — растерялся я. — У меня дома тоже нет?
— Ни у кого нет. Только в учреждениях.
— Приплыли, — расстроился я. Я совсем не помнил, как мы обходились без телефонов. Я рассчитывал, что у них тут есть телефоны, пусть стационарные, дисковые, но есть.
В дверь заглянул Славка.
— О друг, привет, — обрадовался я. — Что нового? Полянский доставал?
— Привет, Пашка, — так же обрадовался Славка. — Нормально вроде. Пока ты здесь, не сталкивались. Я уже научился их издали различать и обходить.
— Эх, а я бы не стал обходить. Устроить бы им хорошую провокацию с тяжелыми последствиями, — у меня руки чесались. Молодой организм засиделся и требовал физической разрядки.
— Поаккуратнее с желаниями. Они иногда исполняются, — осадил меня Иван, выходя из палаты.
— Когда тебя выпишут? — спросил Славка.
— Надеюсь, скоро. Мне здесь уже сильно надоело.
— У нас контрольная по алгебре в понедельник.
— Ох, алгебра. Мой любимый предмет, — пробормотал я.
— Ты шутишь? Ты же ее терпеть не можешь.
— Шучу. А ты шуток не понимаешь? И в школе тоже шутники. Ну кто делает по понедельникам контрольные? И так день тяжёлый. Я не помню ничего. Я не успею за выходные повторить, даже если ты прямо сейчас сбегаешь за учебником.
— Да уж. Повторять бесполезно, — согласился со мной Славка. — Перед смертью не надышишься.
— Что делать? — спросил я его, подпуская отчаяния в голос.
— Что и всегда, — спокойно сказал Славка. — будем списывать у Юльки.
— Что за Юлька? — оживился я. — А она даст?
— Что даст?
— Списать даст?
— Куда она денется? В смысле, всегда давала.