Страница 25 из 66
Волнение осветило мое сердце. Я не знала об этой стороне деятельности короля.
— Благодарю, виконтесса, — искренне поблагодарила я. — Я в ближайшем времени рассмотрю все возможные варианты.
Перед нами поставили равиоли с тыквой, и я вдохнула аромат оливкового масла «Белла Колина», сбрызнутого сверху.
— Угощение из моего дома, — сказала я, указывая на блюдо. — Знаю, что мы находимся в Умбрии, но я бы хотела поделиться с вами маленькой частичкой Пармы. Пожалуйста, угощайтесь.
Я ела, слушая, как дамы рассказывают о благотворительных организациях, в которых они участвовали, или о своих мужьях и женихах. Графиня Бьянки привела весь стол в восторг рассказом о «простолюдине», с которым у нее когда-то был роман.
— Кареса? — окликнула меня Пия, понизив голос.
— Да?
— Ты знаешь, как помочь тем, кто с трудом пишет или читает? Кому тяжело дается учеба?
Ее вопрос застал меня врасплох.
— Да, — ответила я. — Во время учебы я работала во многих благотворительных организациях и школах, а также помогала некоторым из лучших педагогов-психологов на Манхэттене. Я не так далеко продвинулась в этой области, как хотелось бы, но я опытный специалист.
Пия огляделась, чтобы убедиться в том, что нас никто не подслушивает. Затем посмотрела мне прямо в глаза.
— Мой племянник, — она прочистила горло. — Он не очень хорошо учится в школе. Моя сестра удачно вышла замуж, и ее мужу стыдно, что их сын с трудом может читать и писать. Я люблю своего племянника — когда я разговариваю с ним, он кажется таким умным и любознательным. Но академически он слаб. Очень слаб. Он борется даже с такими простыми задачами, как держать ручку правильно. Он едва может писать, и что еще хуже, он рассказал нам с сестрой, что, когда он читает, слова прыгают по странице. Он не может сосредоточиться на столько, чтобы разобрать хоть одно слово.
Мое сердце разрывалось за Пию и ее сестру.
— Похоже у него дислексия56 и возможно диспраксия57. По началу человека пугает, когда он видит, что все остальные делают что-то с легкостью, а у него не получается, но есть методы, помогающие преодолеть эти трудности.
Глаза Пии наполнились слезами.
— Правда? — я кивнула. — Его отец. Он не хочет помогать. Он не допустит, чтобы его репутация пострадала, потому что люди подумают, что его сын отстающий. Он угрожает отправить его в швейцарский пансион.
Я накрыла руку Пии своей.
— Если тебе нужна моя помощь Пия, я помогу. Никто не узнает.
— Ты это сделаешь?
— Конечно, — заверила ее я.
Она с благодарностью сжала мои пальцы. После этого она некоторое время молчала. Я видела, что она все еще была в слезах.
Когда перед нами поставили десерт из лимончелло джелато, Пия сказала:
— Сначала это были просто мелочи. Он сочинял истории для книг, которые ему задавали читать в школе. Он сердился, когда мы расспрашивали его о глупых ошибках в его классной работе. Только, когда моя сестра дала ему книгу, которую знает наизусть и попросила его прочитать и рассказать содержание, она поняла, что он придумывает истории. После этого он не выдержал и все ей рассказал. — Пия вздохнула. — Но хуже всего видеть его разочарование. Он добрый, застенчивый мальчик, но может взорваться в приступе агрессии, когда его гордости угрожают.
Я знала, что, Пия продолжала говорить со мной. Где-то в глубине сознания я слышала ее голос, рассказывающий мне о бедственном положении ее племянника. Но я не могла разобрать ни слова. Потому что была слишком занята, чувствуя, как мое лицо бледнеет, когда холодное осознание начинало все сильнее меня поражать.
Статья в газете… образец этикетки… неразборчивая подпись… держание ручки… дрожь… просьба подчеркнуть ошибки… просьба уйти… боль и страх в его прекрасных голубых глазах.
Он изо всех сил пытался читать и писать. Или… может он вообще не мог этого делать.
«Ахилл», — подумала я, и сочувствие ударило меня прямо в живот, подобно ножу. — «Как я могла не заметить? Кареса — ты глупая, глупая девчонка».
— Кареса? — голос Пии вывел меня из внутреннего смятения.
Я изобразила улыбку и каким-то образом в течение следующих двух часов, умудрялась поддержать светскую беседу, пока мы с дамами направлялись в большой приемный зал за напитками. Я была уверена, что согласилась на большее количество обедов и благотворительных мероприятий, чем могла себе позволить, но не могла вспомнить ни одного.
Пия была последней, кто ушел, взяв с меня обещание в скором времени встретиться с ее племянником. Как только она ушла, я сказала Марии, что мне нужно прилечь, объяснив это внезапной головной болью.
Я даже не потрудилась переодеть свое белое платье от «Ролана Муре» с короткими рукавами и туфли от «Прада». Я не сняла брильянтовые серьги-канделябры от «Гарри Винстона» и не собрала волосы, которые были уложены в локоны в стиле сороковых годов и лежали волнами на моих плечах. Вместо этого, как только дверь в мою спальню была закрыта, я прошла на свой балкон и направилась в сторону дома Ахилла.
Ритм моего бешено колотящегося сердца стучал в такт с моими несущимися ногами. Над головой прогремел раскат грома, с неба посыпались огромные капли дождя. Я зашла в амбар, и обнаружила Ахилла, стоящего посередине комнаты, а рядом с ним ведро со свежесобранным виноградом и бочкой для отжима.
Он вздрогнул, когда я ворвалась в комнату, и с темных туч снаружи упала завеса проливного дождя. В его глазах было удивление моим внезапным вторжением, но затем жар взорвался в моем животе, когда Ахилл, замерший на месте, окинул меня в моем роскошном наряде взглядом. И не было ничего невинного или робкого во внезапной вспышке страсти в его глазах. Нужда и желание были в них ясны как день. Мышцы на его голом торсе напряглись, а руки сжались. Брызги грязи и виноградного сока покрывали его бронзовую кожу, а его черные волосы были растрепаны.
Я представила, какую картину мы составляем.
Я — герцогиня, разодетая в пух и прах, и он — винодел, огрубевший и грязный после тяжелого рабочего дня.
Я отвела взгляд, когда больше не могла ощущать голод в его глазах. Я старалась обрести самообладание, найти в себе мужество заговорить. Но когда мой взгляд зацепился за мусорный бак в углу комнаты, к котором лежала помятая газета, я двинулась вперед. Я вытащила ее и прочитала статью, больше не беспокоясь о том, что там могло быть обо мне написано. Мне просто нужно было узнать. Я прочитала каждое слово, и с каждой фразой мое сердце разбивалось все сильнее.
Как долго он продолжал этот спектакль? Как долго он хранит этот секрет? И тут моя душа окончательно раскололась. Ахилл уже на протяжении нескольких месяцев жил без отца. Без человека, который помогал ему. Человека, который читал ему, когда он не мог прочитать самостоятельно.
Ахилл… был совсем один.
Совершенно потерянный.
Я чувствовала его позади себя. Стоявшего все еще на том же месте в конце комнаты. Я подняла взгляд; его обезумевшие глаза были сосредоточен на газете в моих руках.
— Ахилл, — прошептала я, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. — Здесь ничего не говорится о моем пребывании в Умбрии. Или что-либо о принце, как ты сказал. Это статья о моей жизни в Нью-Йорке, о моей семье в бизнесе.
Кожа Ахилла стала пепельной. Он отвел взгляд на пелену дождя, пляшущую за открытой дверью амбара.
— Этикетки, — я уронила газету на пол. — Пропущенные ошибки, неверный образец… Ты ведь не знал, правда?
— Не надо, — отрезал Ахилл, когда я была в трех футах от него. — Не говорите о вещах, о которых вы не знаете, герцогиня.
— Ахилл…
Я ожидала, что он закричит, проявит агрессию, которую, как я знала, он ощущал глубоко внутри себя, агрессию, которую уже дважды мне показывал. Агрессию, порожденную разочарованием.
Но вместо этого он устало опустил голову, его тело потеряло волю к борьбе.
— Пожалуйста… не надо… — он сделал глубокий вдох. — Не вы… только не от тебя…