Страница 22 из 29
— Ну, скажи. — Паркер недоверчиво посмотрел на него. — Конечно, может тебе и удастся отгадать. У тебя один шанс из пяти, потому что столько подозреваемых в этом доме.
— Нет, дорогой. Я знаю, что эти отпечатки оставила Юдита Бедфорд.
Паркер открыл рот, потом закрыл его, а потом открыл снова. Вынул из кармана серебряную монету и подал ее Алексу.
— Так, — сказал он тихо. — Значит, ты знал, кто убил Бедфорда, и ничего мне не сказал?
— Не понимаю. — Джо поднял брови. — Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, надеюсь, что эта особа не сумеет отпереться, когда мы преподнесем ей такие доводы, как этот!
— Посмотрим… Судя по тому, что мы застали в кабинете, убийца Гордона Бедфорда не такой уж полный идиот. Но, впрочем, я могу и ошибаться.
— Конечно ты ошибаешься! — сказал Паркер и энергично шагнул к дверям, но вдруг остановился и обернулся. — Что ты хочешь этим сказать, Джо? — спросил он подозрительно.
— Да ничего! Возьми свою миссис Юдиту и выпытывай у нее… — Джо пожал плечами. — Мне безумно интересно, как она выглядит, а кроме того, мне кажется, что дело подходит к концу…
— Да… — Паркер покачал головой. — Сейчас я ее сюда вызову!
Он вышел и с минуту вполголоса разговаривал с Джонсом. Потом вернулся и уже медленнее подошел к столу. Оперся рукой о его поверхность и стоял молча, всматриваясь в закрытую дверь. Джо, знавший его очень хорошо, усмехнулся. Он понял, почему Паркер стоит. Юдита Бедфорд была женщиной, и он не мог сидеть, когда она войдет, но она была также убийцей, и он не хотел вставать ей навстречу, как будто она обыкновенная женщина, которой надлежало бы оказать полагающееся ее полу уважение. Поэтому он ждал ее стоя.
Дверь открылась.
Хотя, поднимаясь с кресла при виде входящей, Джо не выдал своего удивления, это потребовало от него больших усилий. Существо, которому он подставил стул и жестом предложил сесть, могло соответствовать самым различным представлениям о женщине, но никогда бы он не смог предположить, что это — жена Сирила Бедфорда. Очень маленькая и сутулая, она выглядела как горбунья без горба. Но самой удивительной была голова: совершенно седые волосы и сетка тончайших морщин на лице. Ее муж, не будучи уже ни юношей, ни даже молодым человеком, спокойно мог бы представлять ее как свою мать. Но несмотря на это, двигалась она энергично и легко, и именно по ее движениям Алекс решил, что ей около пятидесяти с небольшим. Двадцать с лишним лет тому назад повстречала она на своем пути молодого красивого исполина. Влюбилась ли она в него с первого взгляда? Несомненно. О чем она думала, когда он проиграл в карты все, что она принесла ему в приданое? И о чем она думала, когда он ушел на фронт, оставив ее без гроша и совершенно не беспокоясь о ее судьбе? А когда кончилась война и он не вернулся к ней?.. Может, она возненавидела его? А может, любила его всегда, понимая, что любовь эта может быть только односторонней, как любовь матери к злому ребенку?.. Во всяком случае, она приняла его обратно, когда он вернулся, шантажируемый своим, таким честным братом… Страдала она из-за этого? Наверное…
Паркер открыл рот. Джо громко кашлянул и быстро спросил:
— Не могли бы вы хоть немного прояснить нам это дело? Если говорить честно, то мы в очень затруднительном положении. По некоторым источникам мы можем предположить, что в совместной жизни сэра Гордона и миссис Сильвии не все складывалось так, как хотелось бы предполагать… Можно было даже подумать, что только то; что сэр Гордон многого не знал, и спасло этот союз от немедленного разрыва, если так позволено будет выразиться… Как ваш муж, так и секретарь покойного утверждают, что еще за два или три часа до смерти сэр Гордон не проявлял никакого желания покончить жизнь самоубийством. Он был совершенно нормальным и вместе с ними готовил свои труды к сегодняшнему дню… А тем временем мы нашли его мертвым после того, как он выпил чашку кофе с цианистым калием. Перед ним лежало письмо, где он прощается с женой в самых нежных выражениях, а как повод для самоубийства называет собственную нечестность в торговых делах, если это можно так назвать…
— Этим всем вы хотите сказать, что Гордон считал себя злодеем, а свою жену ангелом? — спросила Юдита Бедфорд спокойным, но слегка дрожащим от сдерживаемых эмоций голосом. Видно было, что она стремится подавить в себе нарастающую вспышку гнева.
— Так бы все более или менее выглядело…
— Это ложь, — коротко сказала она.
— Почему вы так думаете?
— Потому что каждый ребенок, проведший с ними хотя бы полдня, понял бы, что Гордон был чистым, как кристалл, а она… У Сильвии был роман с другим человеком!
— Вы отдаете себе отчет в тяжести обвинений, которые вы выдвигаете против другой женщины, когда идет следствие о возможном убийстве ее мужа, который был старше ее на тридцать лет?
— Я не солгала еще ни разу в жизни… — Юдита Бедфорд посмотрела на него маленькими разгневанными глазками. На ее бледном, морщинистом лице выступил кирпичный румянец. — Я знаю, что говорю, и не привыкла к тому, чтобы такие молодые люди, как вы, давали мне указания, как я должна себя вести.
— Это прекрасно, что вы еще ни разу не сказали неправды… — Джо с уважением склонил голову, обходя вторую половину ее ответа. — Но, повторяю, мы проводим здесь следствие, результат которого может оказаться катастрофическим для предполагаемого убийцы сэра Гордона. Утверждение, что его молодая жена была близка с другим человеком и, может быть, любила его, выставляет ее в очень неблагоприятном свете, и тот, кто это утверждает, должен доказать, что это заявление не голословно. Откуда вы знаете, что так было?
— Потому что моя комната соседняя с комнатой того молодого человека, и я достаточно слышала, чтобы быть в этом уверенной.
— Через стену?..
— Существует дымоход, который является общим для каминов в обеих комнатах… — проговорила Юдита Бедфорд несколько тише. И снова покраснела, на этот раз не столько от гнева, сколько от замешательства.
— И что вы услышали?
— Очень много. Достаточно много для того, чтобы понять, что Сильвия без памяти влюблена в этого молодого человека. Всего лишь за несколько минут до двух часов ночи, сегодня, я слышала собственными ушами, как она сказала, что не любит Гордона, что ненавидит его и что убила бы его собственными руками, лишь бы не ехать с ним в Америку…
— Этот молодой человек — мистер Рютт?
— Но ведь других молодых людей здесь нет.
— И что он отвечал?
— Трусил… — Она пожала плечами. — Это слабенький и глупенький мальчишка, — прибавила она с той пренебрежительной меткостью, которая бывает самым страшным оружием стареющих и несчастливых женщин. — Эта Сильвия одержима, только она…
— Когда вы впервые услышали их разговоры, исключающие всякие сомнения?
— Перед их отъездом на прошлой неделе… Я была тогда в саду и срезала цветы для квартиры Гордона в Сити. Очевидно, они видели меня в саду, а когда я поднялась наверх, они считали, что я все еще там… Они говорили еще только о любви… Но Сильвия говорила так, что я сразу поняла, что это не… — Тут она замолчала, и румянец ее стал ярче. — Не платоническая любовь… и что она изменяет Гордону!
— И что вы тогда сделали?
— Ничего.
— Почему? Вас это не интересовало?
— Что я должна была сделать? Я боялась пойти к Гордону, хотя знала, что обязана это сделать. Я уже давно ненавижу ее, эту… без роду и племени… Я всегда чувствовала, что это плохо кончится… Но Гордон не поверил бы мне. А если бы они отреклись от своих слов, тогда… тогда… мне пришлось бы за все расплачиваться… вернее, нам. А Сирил наверняка рассердился бы… И очень сильно.
— Значит, вы не сказали об этом даже мужу?
— Сказала, — почти прошептала Юдита. — Но только после того, как они уехали… Я сказала ему об этом в среду…
— И как реагировал ваш муж?
— Сначала… — Она снова замолчала, а потом докончила с усилием: — Сначала он рассмеялся! Да, представьте себе… Я сама бы в это не поверила, но он рассмеялся…