Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 29

Джо Алекс

За ним бесшумно я летела

И чрез морской простор за ним бесшумно я

Летела, вровень с кораблем — вперед, вперед.

Теперь беглец мой где-то здесь поблизости:

Я чую запах. Это — человечья кровь.

Часть первая

Глава первая

в которой мужчины предполагают, что женщины спят

В этот вечер Джо Алекс писал, как обычно, без большого удовольствия, но и без отвращения. Страницы рукописи с аккуратными синими копиями через равные интервалы времени ложились на столик около письменного стола. Джо никогда не садился писать, не имея абсолютно готового плана повести вместе с «расписанием» каждой главы. Поэтому он писал, не очень задумываясь о том, что пишет. Это было так, как будто одна половина мозга складывала гладкие, искусные фразы, ведя героев через диалоги и описания к неминуемой поимке убийцы, в то время как другая половина была занята чем-то совершенно иным. В этот момент она была заполнена образом Каролины Бикон, засыпающей над книгой или уже уснувшей где-то на другом конце Лондона. Он взглянул на страницу, которую в этот момент вынимал из пишущей машинки. Сто девяносто восемь…

Джо протер усталые глаза, встал и, даже не взглянув в сторону прерванной на полуслове главы, пошел в ванную комнату. Через десять минут, погасив свет, он уже засыпал. Последний раз перед глазами проплыло лицо Каролины. Он даже протянул руку к стоящему на ночном столике телефону. Ему хотелось сказать ей что-нибудь приятное на сон грядущий.

Но он ничего не сказал. Он очень устал, так как работал целый день с раннего летнего рассвета. В голове кружились ряды маленьких, черных буковок, словно легионы назойливых, еле слышно шелестящих насекомых, складывающиеся во фразы, бессмысленные или осмысленные, скрепленные тире и восклицательными знаками. Понемногу буквы стали исчезать, но насекомые остались: хоровод муравьев, кузнечиков, блошек… Потом сознание Джо окутал мягкий хаос сна, контуры смазались, муравьи превратились в мотыльков, мерцающих пташек, бабочек… Они все медленнее махали крылышками и описывали все более широкие круги. Он уснул. Последним видением, оставшимся в его сознании, была темная мохнатая бабочка, неспешно колыхавшаяся в оранжевом сумраке. Поэтому, возможно, его не так уж сильно удивил телефон, зазвонивший на рассвете.

Но это наступит только через несколько часов. Теперь же, в момент, когда Джо засыпал, не только перед его глазами появилась большая мохнатая бабочка. Далеко в предместье, среди садов в окрестностях Ричмонд-парка, было много бабочек и несколько человек, которые ими интересовались.

— «Мертвая голова»! — закричал в темноте сэр Гордон Бедфорд. — Цианид,[1] Сирил, быстрее!

Одним деликатным и ловким движением его большая, тяжелая рука прижала к светящемуся экранчику маленькую стеклянную банку со слегка расширенным горлом. Огромная бабочка отчаянно забила крыльями и заметалась в банке, стремясь вырваться на свободу.

Из темноты мгновенно вынырнула рука Сирила Бедфорда. Она была такой же большой и тяжелой, как рука брата. Ватка с цианидом была проворно подсунута в горло банки. Бабочка еще раз забила крыльями, потом они медленно сложились, и она упала на дно сосуда. Вздрогнула еще раз, затем ее согнутые ножки распрямились, и она застыла.

Гордон Бедфорд осторожно вытащил ватку. Бабочка выпала на его раскрытую ладонь. В приглушенном свете сильного фонаря, который горел с другой стороны экрана, приманивая бабочек и десятки других насекомых, усеявших полотно и беспомощно на нем шевелящихся, она выглядела как крохотная убитая птичка, упавшая навзничь.

Оба брата склонились над ней. Даже в полумраке было видно, как они похожи: огромные, массивные, с маленькими головами, сидящими на коротких толстых шеях. Но Сирил был одет только в белую рубашку с короткими рукавами и шорты. Толстый свитер с высоким вывернутым воротником на Гордоне Бедфорде тщательно закрывал его шею. Толстая шерстяная шотландская шапка прикрывала голову.

— Нам необыкновенно повезло, Сирил. Сегодня это уже третья. Исключительное счастье. Такого со мной здесь еще никогда не случалось… — Быстрыми, проворными движениями он всунул бабочку в одну из баночек, стоявших на маленьком складном столике около экрана. — Атропос…[2] — Он выпрямился и отер пот со лба. Очевидно, в толстом свитере ему было жарко. Парило, и в воздухе чувствовалось приближение грозы, хотя небо над головами стоящих было покрыто звездами. Он поднял баночку и посмотрел на свет.

— Атропос… антипатичная мифологическая особа, пугавшая даже Платона. Она перерезала нить человеческой жизни. Нам исключительно повезло, Сирил. Подумай, ведь они, все три, прилетели в этот сад от самого Средиземного моря.

Сирил Бедфорд не ответил. Он подошел к экрану и молча стал наблюдать за длинным узким насекомым с огромными, нервно шевелящимися усами, которое бегало по кругу, как будто хотело добраться до источника света, спрятанного за белой завесой полотна. Потом ладонью Сирил стряхнул всех насекомых, и экран засветился ярче.

Гордон тоже подошел к экрану и посмотрел на часы.

— Половина третьего… Пора кончать. Я хотел бы, чтобы ты пошел сейчас к Рютту и сказал ему, что я прошу его окончательно проверить текст не к семи часам, а к шести. И скажи ему обязательно, что ты тоже придешь и принесешь полный комплект фотографий.

Сирил кивнул головой.

— Конечно… — Он посмотрел на дом. — Наши жены уже спят. У Юдиты свет погас несколько минут назад. Зато Роберт работает…

— Это хорошо… — Гордон скользнул взглядом по окнам второго этажа. Только в одном из них, за неплотно задернутыми занавесями, горела лампа. — Думаю, что все будет готово вовремя. Сильвия, кажется, тоже спит. Я не заметил, чтобы она после одиннадцати зажигала свет… — А потом добавил как бы наполовину для себя: — Удивительно, как женщины легко засыпают. Я думаю, что это одна из причин, по которой они сыграли такую маленькую роль в развитии человечества.

— Что? — Сирил тряхнул головой, как человек, который, интенсивно думая об одной проблеме, вынужден обсуждать другую, которая его совершенно не интересует. — Почему?

— Скорее всего, за всемирный прогресс мы должны быть благодарны людям, которые ночами не могли уснуть и лежали, всматриваясь в потолок, даже если это был только свод пещеры, когда и домов-то еще не было. Мужчины могут размышлять о том, чего еще нет, но что они хотели бы создать. А женщины — нет. В них заложено психическое предопределение их функции матери — опекунши маленьких. Это сближает их с другими зверями. Их действия направляет инстинкт. Поэтому в делах, требующих мышления, я всегда предпочел бы иметь дело скорее с самым глупым мужчиной, чем с самой смекалистой женщиной. А что касается сна, то известны случаи, когда женщины, совершившие самые омерзительные преступления, затем немедленно спокойно засыпали, в то время как мужчины в такой же ситуации обычно лежат, охваченные угрызениями совести, или — если их нет — лихорадочно пытаются отгадать, что ждет их в ближайшем будущем. В женщинах есть что-то поражающее, Сирил, чего не встретишь у самок рыб, птиц, насекомых и даже у высших млекопитающих. Это цивилизация отдалила их от нас, а наивысшие достижения человеческой мысли, созданные исключительно мужчинами, отдалили их от нас еще больше… — Он снова посмотрел в сторону темных окон. — Добрые и злые, красивые и безобразные, все они в состоянии спать независимо от ситуации, которую сами же спокойно создали, потому что добро, зло, благородство и убийство являются для них только реквизитами, так же, как красиво или некрасиво подобранный цвет платья или шали…

Однако он ошибался. Ни Юдита Бедфорд, жена его брата, ни Сильвия Бедфорд, его собственная жена, не спали в этот момент, хотя свет давно уже погас в их комнатах.

1

Производное синильной кислоты — мгновенно действующий яд.

2

Atropos L. — бабочка «мертвая голова», получившая свое название благодаря рисунку, напоминающему череп, который природа поместила на ее мохнатой спине.