Порченная кровь (ЛП)

Франка ткнула большим пальцем в сторону лакейской:

— Спят.

— Все спокойно?

— Ага.

Он кивнул и смущенно посмотрел на нее. Открыл рот и снова закрыл. Валарис подслушивал. Он мог узнать все, что Райнер скажет Франке. Гетцау покраснел. Все равно что на сцене! Он пожал плечами. Да какое дело Валарису до их жизней? Ему нужен лишь камень. Не было сил ждать возможности поговорить, покуда темный эльф не освободит их. К тому времени они вполне могли и умереть.

— Гм... Франка?

— Капитан?

Райнер вздохнул.

— Никакого «капитана», если не возражаешь. Для тебя я Райнер, и ты это знаешь.

— Ты приказываешь мне называть тебя так? — сухо уточнила Франка.

Он пнул сапоги через всю комнату.

— Да чтоб тебя! Ну хорошо, я дурак, и ты не можешь этого простить? Не можешь понять?

Франка пожала плечами.

— Я могу понять, почему ты подозреваешь меня в шпионаже, но простить это? Нет.

Райнер сердито откинулся на кровать и зашипел: обожженная грудь дала о себе знать.

Франка с болью посмотрела на него.

— Райнер, просто скажи. Скажи, что ты знаешь, что я не шпионка.

— Но я же и так это знаю! Мое сердце знает.

— Только сердце? — Франка пристально смотрела на него блестящими глазами.

Райнер некоторое время выдерживал ее взгляд, пытаясь заставить себя сказать то, что она хочет услышать, солгать ей, как он лгал уже многим. Это же так просто. Но...

Он отвернулся, пристыженный, и услышал, как она подавила всхлип. Он соскочил с кровати и встал, поправил дублет.

— Собирай всех, лучник. Пусть поднимаются.

— Сейчас? — спросила Франка, шмыгая носом.

— Сейчас.

Они сонно вползали в покои Манфреда и пристраивались на имеющейся мебели, зевая и почесываясь. Райнер стоял в центре, сложив руки на груди, чувствуя себя твердым, как камень, и надеясь, что и выглядит соответственно.

— У меня хорошие новости, — сказал он, когда все расположились.

— Неужто Манфред помер от подагры и мы свободны? — хмыкнул Халс.

— Заткнись, пикинер, — отрубил Райнер, — я не в том настроении.

Глаза Халса расширились.

— Простите, капитан.

— Так вот, первая хорошая новость — Теклис жив.

Все явно были этому рады.

— Молодца бледненький, — одобрил Герт, — оказался покрепче, чем мы думали.

— Далее. Родик и Магда держат камень у себя и отказываются отдать графине, пока она не сделает Родика главным констеблем.

— И это хорошая новость? — уточнил Павел.

— Она дает нам равенство возможностей. Если бы Унтерн отдал камень графине, его бы заперли в ее усадьбе за семью замками и поставили бы там сотню стражей. Магда и Родик, конечно, умны, но таких возможностей у них нет. Так что остается лишь найти, куда они дели камень.

— Видать, искать будем не только мы, — сказал Халс.

— Именно. Графиня попросила у Магды три дня, чтобы обдумать ее предложение, — ясное дело, не для совещания с кабинетом министров. Если она еще не послала за фон Пфальценом и всей городской стражей и не отправила их на поиски, это весьма странно.

— Магда должна об этом знать, — сказала Франка.

Райнер кивнул.

— Она чуть не вызвала графиню обыскать ее дом, так что спрятан он хорошо. К счастью, — он ухмыльнулся, — мы тут воры, жулики и злодеи, и я, пожалуй, надеюсь на успех. — Он вздохнул. — Только надо помнить вот о чем. Если мы не справимся и камень вернут графине, наша работа станет куда тяжелее.

Все закивали, поднимаясь.

Райнер поднял руку.

— Есть... есть еще кое-что.

Они стали снова рассаживаться, но Райнер только пожевал губу, разглядывая аравийский ковер.

Наконец он поднял глаза.

— Об этом надо было сказать уже давно, нас всех это мучает. — Он горько рассмеялся. — И теперь мне непросто говорить. Хоть помирай. Но я так больше не могу. — Он окинул всех взглядом. — Один из нас — шпион Манфреда.

Они посмотрели на него без особого выражения, но ничего не сказали.

— Судя по всему, вас это не удивляет. Я так и предполагал. С того момента как был отравлен Абель, мы обращаемся друг с другом как с прокаженными, и я — хуже всех. Я подозревал даже тех, кого... кого я знаю дольше остальных.

Райнер заставил себя не смотреть на Франку.

— Я не виню Манфреда в том, что он заслал сюда шпиона. В конце концов, мы — Черные сердца. Я бы тоже так сделал. — Он вздохнул. — Увы, после смерти Абеля присутствие шпиона имело неожиданные последствия. Оно разрушило товарищество и доверие, необходимые для боевого отряда. Пока что нам везло, но, если мы не сможем положиться друг на друга, это в конечном счете нас погубит, и я не знаю, кому как, но мне хочется еще глотнуть свободы.

Все молчали, но Райнер почувствовал, что они основательно задумались.

— Так вот, — он прерывисто вздохнул, — теперь, когда Манфред согласился освободить нас, если мы освободим его, мы все на одной стороне. Больше нет нужды в тайнах. На самом деле, даже больше, чем прежде, нам нужно быть честными и открытыми, чтобы лучше поработать на спасение Манфреда. — Он сглотнул. — Поэтому я прошу шпиона назвать себя, дабы яд подозрения больше не жег нас и мы могли снова друг на друга полагаться.

Все выжидающе огляделись, полагая, что сейчас кто-то заговорит. Сердце Райнера забилось, ногти вонзились в ладони. Никто не встал. Никто не поднял руку и не напал на них. Все лишь озирались, ожидая, что кто-нибудь что-нибудь да сделает.

Райнер сжал кулаки.

— Нет? У вас не хватает смелости? Я не смог вас убедить?

— Может, шпиона нет, — сказал Герт.

— Уж точно есть! — сплюнул Райнер. — Борода Зигмара! Может, их даже двое! Один среди новобранцев, чтобы присматривать за старым составом! Или трое! Манфред мог поставить одного из первых четырех следить за другими! Может, вы вообще все — шпионы! Или я! Может... — Он заставил себя остановиться, хотя и поздновато: остальные уже глядели на него с опаской, — и устало уронил руки. — Убирайтесь, — процедил он. — Идите, встречаемся на рассвете во дворе. Оденьтесь как на охоту.

Они поднялись и молча вышли — один за другим, глядя в пол. Райнер смотрел на Франку, свернувшую в зал. Лицо ее осунулось и побледнело, в глазах стояла тревога. Она не обернулась.

Райнер лежал без сна на роскошной кровати Вальденхейма. Мысли о Франке и ее упрямстве непрестанно вертелись в голове, словно кости в футляре. Порезы на груди тоже не способствовали засыпанию, тупая боль становилась невыносимо резкой при каждом движении. Ему нужно было что-то, чтобы утолить боль, и ту и другую. Ему было нужно... напиться. Он не хотел покидать комнату и искать кладовку. Болленген или еще кто мог пристать к нему с расспросами. Может, Манфред припас бутылочку?

Он выбрался из кровати и отворил красивый шкаф, отодвинул одежду графа, раскрыл чемодан, покопался в рубашках, жабо, гребнях и притираниях. Ничего, что можно было бы выпить. Он забрался в другой. На дне, под «Историей благородных семейств Талабека» Херна, лежала книжечка в кожаном переплете. Райнер машинально открыл ее — и остановился. Это был дневник, заполненный почерком Манфреда. Запись на странице сделали два года назад. «Император узнал о „предательстве" Холгрина от третьих лиц. Завтра его повесят. Все идет как запланировано».

У Райнера кровь застыла в жилах. Зигмаровы яйца! Что это такое он нашел? Он поискал последнюю запись — всего два дня назад.

«Найти камень принципиально важно. Надо доказать, что Талабхейм сам не спасется. А если отыщутся „свидетельства", что за этим стоит графиня, тем лучше. (Подключить Райнера и его команду?) Император выразил пожелание, чтобы Талабекланд укрепил связи с Рейкландом, и наилучший способ добиться этого — поставить рейкландца править величайшим городом Талабекланда, а после и всем герцогством. Курфюрста Фейербаха нет на месте, наилучший момент для удара. Я слишком долго прохлаждался в тени. Пора выйти на солнце!»