Штамповка 2067

Полуденный ужас

Отца в кабинете не оказалось. Я простоял под дверью несколько минут, борясь с внутренним трепетом, прежде чем решился сначала постучать, а потом у меня хватило смелости и войти, но его здесь нет. Широкий стол, обычно идеально чистый, завален бумагами, напечатанные отчёты исчирканы карандашом, среди них проглядывают листы с набросками от руки. Шторы задёрнуты, солнце пробивается сквозь щель между занавесками, в луче кружится пыль.

На миг хочется сесть в отцовское кресло, побыть среди предметов, к которым он прикасается каждый день, поворошить его наброски – но седовласый бог с полотна на стене глядит сурово и будто бы на меня, и такие мысли сразу же кажутся мне кощунством.

Здесь тяжело находиться. Сюда будто давно не пускали прислугу. Кажется, будто я оказался дома у больного – воздух какой-то затхлый, пропитанный болезнью. Сердце начинает колотиться часто и тяжко.

Я выхожу, тихо затворив за собой дверь, и отправляюсь по поместью.

Здесь всё как всегда: тишина, умиротворяющий полуденный свет. Сверкающие поверхности, правильные формы. Деликатные тени-охранники. Комфорт, абсолютный покой во всём. Только сегодня он кажется немного тревожным.

Во внутреннем дворе слышны негромкие голоса. Я иду к ним, прислушиваясь.

– Почти сорок миллионов, господин Дэй, – говорит Джошуа.

– Не существенно.

– Но это уже третья убыточная инициатива нашей компании в финансовом году. Я вижу здесь тенденцию, вот что меня беспокоит. Кто-то вставляет нам палки в колёса. И не ограничивается только финансами.

Отец и Джошуа – они там, у фонтана, совещаются. Это удачный момент. Неуверенная улыбка наползает на лицо, я прижимаю к груди планшет и вспоминаю всё, что записал, проснувшись среди ночи, и что без устали шлифовал до самого утра, забыв о сне. Новое решение управленческой задачи, которую дал мне отец на том испытании. Более осмысленное, более совершенное. Более смелое.

Тот бред со сказкой я удалил. Всё ещё не понимаю, откуда он взялся, и как я оказался ночью посреди леса. Я не хочу об этом думать. Временное расстройство, как сказал бы Джошуа, и не более того.

«Действующая в компании система мотивации представляет собой лишь сложную вариацию кнута и пряника», – написал я вместо сказки. «Кнут – за нарушение писаных и неписаных правил. Пряник – за соблюдение. Такая система держит в постоянном напряжении, загоняет мышление в строгие рамки. А ещё убивает индивидуальность: качества, признаваемые «полезными», поощряются, «вредные», влекут наказание».

«В результате компания воспитывает приспособленцев. Поощряет изворотливых карьеристов, готовых идти по головам коллег. Культивация духа постоянного соперничества, стремления к личному лидерству, желания быть «лучше всех», только усугубляет ситуацию. Личные достижения становятся единственно важными, общий результат обесценивается. Кроме того, постоянная конкуренция внутри коллектива вредит командной работе».

«Система кнута и пряника в сочетании с гиперконтролем создаёт в компании нездоровую атмосферу. Простые исполнители, на которых всё держится – как бы ни пренебрегали их ролью отдельные руководители, – работают в постоянном напряжении. Работнику не хочется приходить на его место, ему неприятны те, кто с ним рядом – он видит в них конкурентов и доносчиков. Работа становится ему отвратительна. Такая обстановка способна выжать любого энтузиаста, сделать из него циника, относящегося к обязанностям исключительно формально».

Повторяю всё это мысленно, и всё более убеждаюсь в правильности решения. Несомненно, оно верное. Выигрышное для всех.

«Предлагаю мотивировать работников позитивным отношением со стороны компании. Они будут чувствовать, что компания окружает их заботой, поощряет дружеские отношения между сотрудниками, а не сопернические. Чтобы компания стала как вторая семья. Это затратно – нужно обеспечивать высокий уровень комфорта, давать возможность общаться во время работы, и не только на рабочие темы. Нужны психологи, чуткие и умелые, нужны командообразующие мероприятия – не «для галочки», не «эффективные», но действительно нужные и полезные».

«Вначале такой подход потребует финансирования. И он далеко не сразу даст ощутимые результаты. Но в долгосрочной перспективе компания станет действительно единым целым. Коллектив будет как семья. Большая и полная семья».

Слова бьются в горле. Я чувствую их на языке, минуя колонны и ряды декоративных растений. Шагаю быстро, и вот я уже во внутреннем дворе, вижу отсветы на высоких лбах статуй, на могучих плечах, на застывших глазах. Скульптуры окружают фонтан, струйки воды сверкают солнце.

Джошуа и отец стоят у фонтана ко мне спиной. Они смотрят на голографическую панель высотой в человеческий рост.

– Я собрал отчёты по динамике лояльности наших деловых партнёров, – говорит Джошуа.

Он делает жест у панели, и на голубоватой поверхности возникает список из названий, дат и цифр. Они с отцом хмуро глядят на символы.

– Как видите, по оценкам аналитиков пять из наших ключевых партнёров близки к разрыву отношений с нами, они в красной зоне. Ещё девять – в жёлтой, практически на грани красной. Ухудшение отношений наблюдается и у других. И всё это – за последний месяц.

Отец задумчиво поглаживает бороду, бегая взглядом по голограмме. Я делаю несколько шагов вперёд, встав в один ряд со статуями.

– Аналитики считают, что ухудшение отношений связано с атаками на объекты компании. У наших партнёров складывается впечатление, что мы не способны защитить даже себя, не говоря уже о совместных интересах.

Отец бросает на Джошуа короткий взгляд, и тот осекается. Воздух электризуется так явственно, что я замираю на месте.

– Теперь и ты думаешь, что эти нападения – часть какого-то большого плана против компании? – спрашивает отец.

– Я склонен так считать, господин Дэй, – кратко отвечает советник.

– Это сумасшедшие. Или террористы. Они нападают безрассудно, без расчёта, без подготовки. Бросаются в самоубийственные атаки и гибнут. Наёмники так не действуют. Это не заказ. Больше похоже на что-то личное, как преступление на почве страсти.

Взгляд отца съезжает в сторону, становится рассеянным. Кажется, будто он говорит сам с собой.

– Ими движет идея, за которую они готовы умереть – что в итоге с ними и происходит.

Советник хочет что-то сказать, но не решается. Его гладко выбритые щёки даже на солнце кажутся синими.

– Учитывая, что атакам подвергаются криминальные или околокриминальные… подразделения, я уверен, что всё это не более чем бандитские разборки. Этот вопрос решится сам собой. Он не стоит моего времени. Сейчас у меня есть более важное дело.

– Похоже, вы одержимы страстью, – осторожно произносит Джошуа. – Вами движет идея, и ей одной вы готовы посвятить всего себя.

Отец мрачнеет, а потом неожиданно громко смеётся. Лицо его светлеет, словно расходятся тучи – они больше не нужны, бурю отменили. Глаза странно сверкают, будто он вдруг сделался пьяным.

– Можешь называть вещи своими именами, – раскатисто басит он. – Я занят воспитанием своего сына. Я почти потерял его тогда. Я не хочу упустить его снова.

Не чувствуя под собой ног, я выхожу из-за фонтана, прижимая к груди планшет.

– Здравствуй, отец.

Он оборачивается, и его взгляд тёплый как солнце. Но тепло держится всего миг. Отец вдруг мрачнеет, будто увидел не того, кого ждал, и молча кивает мне.

– Что ты здесь делаешь, мальчик? – спрашивает вместо него Джошуа.

– Я хотел показать тебе… – начинаю я, но язык немеет, и я молча протягиваю отцу планшет.