Штамповка 2067

Всё это стало удобным поводом ввести государственный контроль за деятельностью крупных компаний. Естественно, защита частной жизни была лишь предлогом. Тем не менее, это сработало. Большинство высказалось за контроль над корпорациями.

Трейч пожимает плечами, будто констатируя несовершенство мира.

– Госконтроль усиливался на протяжении десятилетий, и теперь мы не можем и шагу ступить без отчёта. Вдобавок к законодательным ограничениям нас ещё и облили грязью. В СМИ несколько лет подряд шла кампания по очернению корпоративной среды и всего, что с ней связано. Сотрудников корпораций выставили слугами зла, а руководителей – демонами во плоти. Стереотип о злобных корпорациях, к которому вы, Сайд, апеллируете – он родом как раз из тех времён.

Начальник переводит взгляд на Сайда и грустно улыбается.

– Так что не беспокойтесь – мы не рискнём нарушить чьи-либо права или допустить хоть пятнышко на нашей репутации. Всё, что мы делаем, должно иметь прочнейшее юридическое обоснование.

Внимание Сайда привлекает суета, не соответствующая царящему здесь умиротворению: у здания слева снуют люди в рабочих комбинезонах и касках. В стене здания зияет дыра с обугленными краями. Трава истоптана и исполосована колёсами техники.

– Что тут случилось? – Сайд кивает на искорёженную стену.

Трейча моментально передёргивает.

– Это ремонт. Не обращайте внимания.

На траве всё ещё заметны выжженные проплешины, наспех заложенные квадратами искусственного газона. Присмотревшись, Сайд замечает на поверхности стены цепочку рытвин – часть из них уже замазана свежей штукатуркой, другие всё ещё выглядят как следы от пуль. Ветер приносит слабый запах гари – такой ещё долго можно услышать вблизи сгоревших домов.

– Не буду даже пытаться объяснить, насколько госконтроль осложняет нам жизнь, – говорит Трейч. – Вести в таких условиях конкурентную борьбу – то ещё мучение.

Почерневшая стена выглядит как прожжённая сигаретой дыра на картине. Трейч ускоряет шаг, сворачивает, и покорёженное здание скрывается за низким холмом. Впереди снова блестит на солнце свежая чистая зелень. Идиллическая панорама восстанавливается.

– Вот реальность, в которой мы существуем, – Трейч снова становится доброжелательным. – Манипулирование с помощью переписывания воспоминаний – надо быть экстремистом, преступником, чтобы пойти на такое. Если что-то подобное вскроется, компании конец. Сравните выгоду от манипулирования одним человеком и репутацию транспланетарной корпорации.

– Допустим, вы убедили меня, что злые корпорации – всего лишь стереотип, – говорит Сайд. – И вы прямо вот готовы гарантировать, что ваш мемо-ред никогда и никто не применит в корыстных целях?

– Выгода мемо-реда для компании заключается именно в легальном и честном его использовании. Наш продукт однозначно будет востребован, ведь его пользу невозможно переоценить. Это вам не беседы, длящиеся годами с непредсказуемым результатом – у нас появился настоящий, работающий метод лечения душевных травм.

– А почему вы считаете, что все сразу бросятся покупать ваш мемо-ред? Взрослые люди вообще-то умеют сами справляться со своими проблемами.

– Здесь как в травматологии – мелкие раны заживают сами, а вот с серьёзными нужна помощь хирурга. Помните, я говорил, как работает человеческая память: объём памяти ограничен, новые воспоминания затирают старые, редко используемые воспоминания стираются. А вот травмирующие воспоминания остаются яркими всегда. Эти раны всегда свежи.

Мариса отворачивается. Сайд знает её достаточно хорошо, чтобы понять, почему.

– Это пока не до конца понятное нам свойство человеческого мозга, – продолжает Трейч. – Он по какой-то причине не желает стирать информацию о травмирующих событиях. Мы не знаем, почему, но в определённых случаях можем использовать это свойство. Боль – сильнейший мотиватор.

Они входят в тень большого здания со скруглёнными углами. Прозрачные створки бесшумно расходятся пред начальником, и они проходят в кольцевой коридор. Здесь никого нет, но Трейч застёгивает рубашку до горла и надевает пиджак, будто готовясь к публичному выступлению.

– Наш продукт поможет и людям, находящимся в состоянии личностного кризиса, – его голос отражается от гладких стен, превращаясь в мягкое эхо.

– Что это за кризис? – рассеянно спрашивает Сайд.

– Это когда человек недоволен собой. Когда он сам себе не нравится. Например, в его прошлом случилась трагедия, и он не может простить себя за то, что не сумел её предотвратить. Даже если он не виноват – иногда чувство вины иррационально, и логическое убеждение оказывается бессильным. Или если человек занимается делом, которое ему уже не интересно, которое он уже перерос, но не может бросить это дело и подсознательно презирает себя за это. Мы можем избавить его от стыда за то, что он делает.

– Попахивает самообманом. То есть, если я себе не нравлюсь, вы отредактируете мне память так, чтобы я стал думать, что я, ну… клёвый?

– Если вы совершили поступок, которого стыдитесь, мы поможем вам избавиться от стыда. Если сделаете что-то такое, с чем не сможете жить – прошу к нам.

Трейч глядит на него так, что Сайду отчего-то вспоминаются истории о ясновидящих и предсказателях.

– Вы сотрёте воспоминания о моём постыдном поступке? – Сайд старается не показывать, что ему не по себе.

– Нет. Память не терпит пробелов. Мы реконфигурируем нейронные связи и изменим ваше отношение к поступку, который вы по-прежнему будете помнить.

– Да ладно. Я буду помнить то, чего всегда стыдился, и вдруг начну относиться к этому по-другому? Вы что, заставите меня думать иначе? Относиться по-другому к тому, что у меня, ну, не знаю… кто-то умер?

Он тут же жалеет о том, что сказал. Лицо Марисы мгновенно превращается в мраморную маску.

– В особо сложных случаях мы можем заместить травмирующее событие его более мягким вариантом. Например, если у пациента умерла спутница жизни, мы можем реконфигурировать его память так, чтобы он думал, что они просто расстались навсегда. Боль утраты сменится светлой, лёгкой грустью расставания.

– Гонево какое-то, – вырывается у Сайда, и он тут же спохватывается: – Простите, простите, пожалуйста. Я не это хотел сказать, просто… Просто это всё как-то…

– Неправдоподобно? Позвольте, я покажу, как это работает. Мы уже пришли.

Начальник привёл их в небольшое помещение, которое Сайд принял бы за комнату релаксации. Повсюду вьются цветущие растения, переплетаются зелёные ветви, сквозь прозрачный потолок льётся солнечный свет. В воздухе запах весеннего леса и щебетание невидимых птичек. Диваны, кресла и пара кофейных столиков наводят на мысль о зале ожидания.

– Процедурная вот там, – Трейч указывает в глубину зала. – Работа с памятью – деликатный процесс, поэтому устроить демонстрацию для вас обоих я не смогу. Кто пойдёт со мной?

– Точно не я, – голос у Марисы хриплый. Сайд решает, что это от долгого молчания.

– Тогда подождите нас здесь, – Трейч поворачивается к Сайду и делает приглашающий жест. – Идёмте.

Сайд идёт за ним, чувствуя в груди неприятный холодок. Обернувшись, он глядит на сидящую на диване Марису, и на мгновение ему кажется, будто он видит её в последний раз.

Зал ожидания оканчивается солидными дверями с сенсорным замком. Трейч прикладывает к нему руку, и двери открываются – значительно и неспешно. Сайду в лицо дышит холод склепа, и он отступает на шаг, но Трейч деликатно берёт его под локоть и проводит внутрь, в большой круглый зал. Наваждение тут же пропадает – никакого холода здесь нет и в помине. Деревянные стенные панели дышат теплом, покрытие под ногами скрадывает шум шагов. В центре пола большой логотип корпорации «Атартис».