Страница 29 из 91
Живые машины работают, уставившись в электронные машины. Я продолжаю писать в планшете.
«Самовыражение. Привить мысль, что в работе на компанию сотрудник самовыражается. Необходимо будет подавить естественный скепсис относительно данной идеи. Для этого...»
Текст идёт трудно, обрывками. Я двигаюсь сквозь туман вслед за текстом: одна буква – один шаг. Серая дымка через ноздри проникает в череп и путает мысли.
«Побороть скепсис. Люди не поверят – их нужно обмануть. Как их обмануть? Заставить поверить, что выполнение поступающих сверху задач – это самовыражение? Что работа в постоянно ограничивающей среде, где сотни запретов и правил – это свобода?»
«Имеем ли мы право лезть им в головы? Насаждать там выгодный нам образ мышления? Разве это не есть самое гнусное насилие над человеком – не над телом даже, а над умом, над личностью?»
«Самовыражение. Выразить себя. Понять, кто ты».
Слепленная из плоти машина поворачивается и глядит на меня пустыми глазницами. У неё нет кожи, я вижу движение голых мышц, пульсацию капилляров. У машины нет лица, но она мне знакома.
Я тону в больном тумане, но двигаюсь не вниз, а вперёд, и в конце меня ждёт не дно, а старый деревянный дом в два этажа. Я вижу его впереди. В окне на втором этаже горит свет, и видны две фигуры, так же без кожи и лиц. Сейчас я вплыву туда, к ним, и всё станет ясно…
– Достаточно.
Седобородый мужчина – он в светлой комнате. Бесконечного зала нет, и жутких мясных машин тоже нет. А этот мужчина – отец, Николас Дэй. Он хмурится, глядит в планшет с отчётливым недовольством. На меня он не смотрит.
– Хватит на сегодня. Иди в свою комнату.
– Я сделал что-то не так?
Отец разворачивается и уходит, ничего не ответив.
– Я написал, как думал, – говорю я в пустой дверной проём.
Рубашка на мне насквозь мокра от пота. Он на меня даже не взглянул.
***
Я долго сижу, глядя в пространство – не знаю, сколько. Никто не приходит за мной, будто я ребёнок, которого забыли забрать из школы. Наконец я встаю и бреду к себе, механически переставляя ноги.
В комнате ложусь на кровать и завожу руки за голову, глядя в потолок. Отец остался недоволен. Разговор, которого я так ждал, не состоялся. Вместо этого я его разочаровал. Мысли плавают и выскальзывают, стоит только попытаться их ухватить.
Что я сделал не так? Почему мне было так трудно сосредоточиться? Что это были за видения наяву?
И откуда взялся старый дом в конце?
Под подушкой что-то твёрдое. Запускаю туда руку и достаю небольшой нетбук. Он не мой, я никогда раньше его не видел. К обратной стороне крышки приклеен стикер с паролем.
Я даже не удивляюсь, откуда он тут взялся. Мысли всё ещё блуждают. Глаза смотрят на записку, на логотип производителя на корпусе планшета: дерево, в кроне крупное яблоко. Вокруг дерева вьётся спираль, обозначающая змея.
Не думая, ввожу пароль, и экран блокировки пропадает. На нетбуке уже запущена видеотрансляция. Не задавая себе вопросов, я смотрю на дисплей.
Отец в своём кабинете, за столом. Гладко выбритый советник в кресле напротив отца. Я узнаю кабинет сразу, хоть и не бывал там ни разу после пробуждения.
На стене большое полотно: могучий мужчина с буйной седой бородой парит в воздухе, протягивая руку к лежащему на земле юноше. Юноша несмело тянет руку в ответ. В лике седобородого легко угадываются черты Дэя-старшего. Юноша похож на меня.
Камера снимает всё откуда-то из-под потолка. Микрофон передаёт каждое слово.
– Его результат и обнадёживает, и внушает опасения, – говорит отец.
Он задумчиво мнёт ладони.
– Не нужно торопиться, – мягко произносит советник. – Он – нечто совершенно новое. Надо дать ему время.
– Начало решения вполне рациональное, – отец смотрит в монитор на столе. – Хорошо. Я бы сам так решил. А потом начинаются философствования. В конце вообще бессвязный бред.
– Он крепнет. Мы не знаем, какой срок должен пройти. Никто не знает. Никто и никогда не делал ничего подобного.
Они оба замолкают. Отец угрюмо глядит на экран, сжимая и разжимая кулаки. Советник наблюдает за ним.
– Хотя, возможно, это действительно доказательство неудачи, – говорит он.
Отец не отвечает.
– У вас другое мнение?
– Нет, – отец откидывается в кресле. Его взгляд из задумчивого становится твёрдым. – Я не считаю его неудачей. Пока не считаю.
Они начинают обсуждать какие-то сделки, показатели, котировки, курсы – я перестаю слушать. У меня из головы не идёт белая комната – и то, во что она превратилась.
Эти ряды рабочих мест – что они значат? Я ведь никогда нигде не работал. Не было никакого начальника у меня спиной.
И не было плохих оценок – я вообще не учился в школе, у меня были персональные преподаватели, и обучали они по прогрессивной системе. Никто не наказывал меня домашними заданиями под наблюдением.
И я точно не делал домашнюю работу под присмотром матери. Мать умерла, едва я родился. Я её даже не помню.
Может, после катастрофы у меня не всё в порядке с головой?
По телу пробегает холод. Я стараюсь его игнорировать.
Чушь это всё. Я сын влиятельнейшего человека, мне предстоит унаследовать корпорацию. Однажды я пойду по стопам отца.
Я пытаюсь успокоиться и ни о чём не думать, но тревожные мысли не уходят. Выходить из комнаты не хочется, и я ворочаюсь без сна до глубокой ночи. Когда меня наконец смаривает сон, мне снится, будто мои мысли обрели плоть. Они бродят внутри белой комнаты и рассказывают мне что-то очень важное. Я понимаю каждое слово, но забываю, едва услышав.