Страница 28 из 91
Испытание первое
Прекрасный день! Сегодня всё будет просто замечательно. Я в этом не сомневаюсь.
Солнце бьёт в окна, заливает комнату янтарём. Каждая клетка тела полна энергии; кажется, стоит подпрыгнуть – и получится взлететь. Ещё четыре дня назад я был так слаб, что валился обратно в кровать, стоило только подняться. Но теперь слабости нет и в помине.
Костюм удобный и элегантный, он садится идеально, как и всегда. Я нисколько не изменился за те дни, что пролежал в беспамятстве. Теперь я всё прекрасно помню.
Застёгиваю верхнюю пуговицу, расправляю плечи, вдыхаю полной грудью.
Маяться в душном бреду, не помня себя – это в прошлом. Не каждому даётся шанс родиться заново. Тело и ум крепнут, и сегодня я, наконец, готов. Внутри всё кипит желанием действовать.
Сегодня впервые после выздоровления я предстану перед отцом.
Он наконец позвал меня к себе. «Николас Дэй пригласил своего сына, Эгора» – так, наверное, напишут когда-нибудь биографы о сегодняшнем дне. Мне нравится повторять про себя эту мысль.
Пора жить. Отец покажет мне, как.
В каждом шаге пьянящая лёгкость. Ум ясен как никогда. Раньше я много времени потратил зря, развлекаясь и забивая голову ненужными вещами. Теперь будет иначе.
В огромном поместье только мы с отцом, да ещё советник и охрана с обслугой. Пару раз мне встречались молчаливые вооружённые люди в одинаковой форме, но они быстро уходили по каким-то своим делам. Их присутствие всякий раз казалось лишним. Всё здесь дышит спокойствием, сад полнится умиротворением и светом. С балкона открывается вид на горы, и нигде, насколько хватает глаз, никакой опасности невозможно и вообразить.
Я следую за Джошуа, отцовским советником. От нетерпения кончики пальцев покалывает. Через пару минут я наконец поговорю с отцом. Отчего-то кажется, будто этого момента я ждал не один год.
Я был уверен, что мы идём в кабинет отца, но Джошуа привёл меня в большую белую комнату, и, откланявшись, удалился. Здесь почти ничего нет – только стол и стул в центре. Там, положив пальцы на спинку стула, стоит отец.
– Здравствуй.
Его голос сильный и звучный, совсем как я помню.
– Привет, – отвечаю я.
Наконец-то этот момент настал. Сейчас всё и будет: откровенная беседа, разговор по душам. Воссоединение.
Отец улыбается одними губами и кивает мне на стул.
– Садись. Я хочу, чтобы ты решил одну задачу.
Шагая к столу, тщетно пытаюсь поймать его взгляд. Он на меня не смотрит – не знаю, почему. Лёгкость улетучивается, внутри просыпается неуверенность.
На столе лежит планшет. Я жду, что отец объяснит, чего хочет, но он только разворачивает планшет ко мне и становится в шаге за моей спиной.
На экране страница текстового документа. Я начинаю читать, чувствуя затылком пристальный взгляд.
«Вводные данные: в компании внедрена новая IT-система «Кесарь» – собственная разработка, ядро группы функциональных подсистем. При тестировании «Кесарь» показал высокую производительность, и перед внедрением системы в промышленную эксплуатацию треть сотрудников компании было решено сократить.
В ходе промышленной эксплуатации были выявлены ошибки проектирования и реализации, снизившие фактическую производительность «Кесаря» на пятьдесят процентов по сравнению с прогнозной. Откатить систему и вернуться к предыдущей версии невозможно. Привлечь дополнительных сотрудников невозможно. Увеличить фонд оплаты труда действующих сотрудников невозможно.
Задача: разработать меры по сохранению производительности компании».
Ниже страница пуста, словно вымерший океан.
– Что это значит, пап?
– Реши задачу.
Голос у него такой, что у меня сразу пропадает желание повернуться и заглянуть ему в глаза. По коже пробегают мурашки, будто в комнате ударил мороз.
Взгляд давит мне на затылок как стылый свинец. В столешнице видно размытое отражение отца за моей спиной. Он хмурится. Он мною недоволен.
Он вот-вот уйдёт. Нельзя этого допустить. Что угодно, только не это.
Я начинаю писать всё, что приходит в голову, не думая.
«Разработать идеологию компании», – пальцы быстро бегают по сенсорному экрану. «В основе идеологии – служение компании как самоцель».
«Внедрить в компании меры нематериального стимулирования сотрудников. Высокая самоотдача должна получать поощрение (похвальные грамоты, таблицы лидеров, переходящие вымпелы), низкая – публичное порицание («доска позора»). Сотрудники должны начать расценивать похвалу как достаточное вознаграждение».
Отражение в столешнице одобрительно кивает. Чувствуя спиной тепло, я продолжаю писать в планшете.
«Распространить среди сотрудников идею об узкой специализации их профессиональных навыков. Сотрудники должны быть уверены, что единственная сфера применения их навыков – здесь, в компании, тогда как на рынке труда их навыки не представляют ценности. Люди должны думать, что им некуда уйти».
Отец стоит за спиной и смотрит мне через плечо. Так уже бывало: когда я получал в школе плохую оценку, то следующую неделю делал уроки под наблюдением. Он сидел на моей кровати, следя, чтобы я не отвлекался, и иногда заглядывал в мой учебный планшет. Часто вместо него была мать. Так продолжалось до тех пор, пока я не сдал выпускные экзамены.
А потом за спиной стоял начальник. Мы все сидели в два ряда, а начальник ходил у нас за спинами, делая вид, что он совсем не следит за нами, что он выше этого. Но каждый из нас знал, что за ним наблюдают и оценивают.
Что-то происходит с текстом. Сквозь белый фон текстового документа пробиваются очертания большого зала – они становятся всё отчётливее, видятся всё живее. Я уже не смотрю на текст – я заглядываю за него, на картинку на фоне. Незаметно я оказываюсь в ней.
Стены белой комнаты расходятся дальше, дальше и пропадают за горизонтом. Над огромным полем небо – оно быстро превращается в потолок колоссального зала. Зал весь заполнен рядами рабочих мест, они тянутся бесконечно и теряются из вида где-то в серой дымке вдалеке. Нет ничего в мире, кроме этого зала и рядов.
Продолжаю писать, не отвлекаясь на то, что белый стол превратился в сероватое рабочее место, а текст я набираю уже на стационарном компьютере.
«Принципами идеологии должны стать свобода и самовыражение».
«Свобода: работа в компании должна восприниматься как работа на себя. Развить, привить… внедрить в головы сотрудников взаимосвязь между количественными показателями выполненной работы и физиологическим механизмом вознаграждения. У каждого отдельного сотрудника должна установиться следующая зависимость: выполнение задания будет провоцировать выброс дофамина. Сначала этот выброс необходимо будет спровоцировать искусственно – например, похвалив сотрудника на утренней летучке или вручив ему переходящий флажок лидера. После нескольких провокаций взаимозависимость закрепится: выполнение ежедневного плана работ будет сопровождаться выбросом дофамина. Сотрудник, выполнив план, будет чувствовать себя полезным, нужным, достойным – все эти положительные эмоции обеспечит ему дофамин, сознательно он будет так интерпретировать гормональный всплеск».
«Сотрудник сделает всё, чтобы выполнить ежедневный план – ведь это означает дофамин – и не уйдёт домой, пока не закончит работу. Выполнение плана он станет воспринимать как личную цель. Завершая рабочий день, сотрудник будет ощущать себя так, будто он добился чего-то для себя, будто он всё это время делал что-то, что нужно именно ему. Начнёт чувствовать, что работа делает его свободным».
Серая дымка становится плотнее, затягивает рабочий зал величиной в мир. Тени в креслах плотнеют, превращаются в функциональные подобия людей, в живые машины в одинаковых белых рубашках. Каждый глядит в свой монитор. Ни у одного нет ни глаз, ни лица.