Страница 47 из 115
— И что было потом? — спросил я, наблюдая, как Бастет снимает один за другим пальмовые листья, обнажая перед моим взором окровавленную повязку.
«Худшее еще впереди».
— Он умер, — произнесла она, откладывая листья в сторону.
— Как?
Бастет встала и отошла в угол, на секунду выбыв из поля зрения. Когда же она вновь села рядом, то на коленях у нее лежала часть шерстяной накидки.
— Сердце, — ответила она, аккуратно разматывая перевязь.
Я начал глубже дышать. С каждым ее взмахом боль нарастала.
— Он был старым и переход по палящей пустыне не выдержал.
— Ты не пыталась его отговорить? — процедил я сквозь зубы.
— Я не знала, да и зачем? — Бастет пожала плечами. — Я от этого только выиграла, получив настоящую свободу, — она повернула ко мне голову, — думаешь это низко?
— Нет.
— Иногда мне так кажется. Все-таки он не сделал мне ничего плохого. Да и силой не держал.
— Зачем же ты отправилась с ним в Петру?
— Мне некуда было идти. Я чувствовала себя потерянной в этих чужих местах. Ханаанец являлся единственным человеком, которого я знала и кому могла доверять.
— Что же ты решила делать, когда его не стало?
Бастет закончила развязывать ткань. Я не решался смотреть на свою руку, предпочитая рассматривать потолок, колыхающийся на ветру. Нубийка взяла кувшин и полила водой на рану. На удивление это слегка притупило боль.
— Будет больно, когда я начну втирать жир,— предупредила Бастет.
— Все плохо?
— Могло быть хуже. Основной удар зубов пришелся на мясо. Гиена не успела разжевать кость. Только проткнула, — Бастет осмотрела руку, — рана чистая, уже хорошо, — затем она взяла тот маленький горшочек. — Сейчас начну втирать жир.
— Тогда продолжай. Что с тобой было дальше?
Нубийка кивнула, измазав пальцы в жире.
— Да рассказывать больше не о чем. Я смогла добраться до Петры, используя карты путешественника.
Она поднесла свою руку к ране и начала втирать жир мягкими круговыми движениями. Я закусил губу и издал стон, более походивший на сдержанный рык.
— Чем дольше ты потерпишь, тем больше я смогу втереть жир. Тем быстрее заживет рана и останется лишь дождаться, пока срастется кость.
— Как и когда ты познакомилась с Азаматом? — проскрипел я, обливаясь потом. Бастет заметила это и плеснула воды из кувшина мне на лицо.
— Не хочу об этом говорить.
— Но что произошло между вами в то утро сказать можешь?
— Нет не хочу! — твердо отрезала она.
— Между нами не должно быть тайн, помнишь?
— Помню, — Бастет оторвала от шерстяной накидки еще один кусок и начала заматывать рану. Рука горела, словно ее поместили в кузнечную плавильню. — Но нас это не касается.
— Ладно, — сдался я.
В палатке повисла тишина, нарушаемая лишь порывами ветра, да моим тяжелым дыханием.
Бастет, закончив перевязку, вновь наложила пальмовые листья и прикрепила их тканью.
— Будешь есть, — сказала она, вставая на ноги.
— Не хочу.
Я и вправду не хотел.
— А мне плевать. Ты поешь, даже если придется кормить тебя силой, — бросила нубийка, выходя наружу.
Сил спорить у меня не осталось. Ко всему прочему, я начал ощущать легкий озноб, который неприятно контрастировал с жаром в поврежденной руке.
Она довольно быстро вернулась, держа в руках небольшой мешок с провизией, из которого достала два больших куска вяленого мяса и три хлебные лепешки. Оставив одну себе, она подвинула мне еду.
— Я не съем столько.
— Впихнешь. Ты потерял кровь. Нужно восполнить силы, иначе завтра ты вообще не встанешь.
— Сомневаюсь, что пара кусков мяса сделают меня бодрым.
— Я про бодрость и не говорила, — ответила Бастет, вгрызаясь зубами в лепешку, — но встать сможешь.
Я вздохнул и принялся уничтожать запасы провизии без всякого аппетита.
Тем временем ветер слегка стих, и ночь полностью вступила в свои права, окутав пустыню темнотой.
Доев лепешку, Бастет отряхнула с себя крошки и вышла из палатки. Дожевывая второй кусок мяса, и запивая его водой, я прокручивал в голове все события, произошедшие за последнее время.
«Слишком много для одного человека».
Бастет вернулась, когда я доедал последнюю лепешку, держа в руках шерстяную накидку.
— Как же, все-таки, ты решилась сбросить гиену в колодец? — спросил я.
Она пожала плечами:
— Не знаю. Возможно, Осирис помог собраться духом, но я не уверена, — нубийка накрыла меня накидкой, а затем юркнула под нее сама, прижавшись к моему боку и обняла за грудь.
— Что ты делаешь? — непроизвольно спросил я, слегка, напрягаясь.
— У нас осталась только одна накидка. Или ты предлагаешь мне мерзнуть?
— Нет. Не подумал об этом.
Тем временем Бастет пошла еще дальше, положив на меня свою правую ногу. Ее колено уперлось мне в пах.
— Ты какой-то напряженный, — произнесла она.
В ее голосе звучали ехидные и игривые нотки.
— Все в порядке, — ответил я, с трудом сдерживая естественную реакцию.
— Ну-ну, — тихо ответила Бастет, и я почувствовал ее беззвучный смех.
— Что это тебя так развеселило?
— Сам знаешь.
— Если бы знал, то не спрашивал.
— Успокойся, Саргон, — прошептала она мне на ухо, — тебе сейчас вредно напрягаться.
Внезапно ее ответ так позабавил меня, что я не сдержался и расхохотался во весь голос, однако быстро оборвал смех, ибо вновь сильно разболелась рука.
— Вот видишь? — весело продолжила Бастет, — ты даже посмеяться толком не можешь. Какие уж там уроки верховой езды.
— Пожалуй, — согласился я, сдерживая новый приступ смеха.
— Ладно, ты как хочешь, а я буду спать, — Бастет зевнула и положила голову мне на плечо, — я устала.
— Можно только один вопрос?
— Хм?
— Это твое настоящее имя?
— Нет. Как меня нарекли при рождении, я не помню. «Бастет» — прозвище еще с тех пор, как я жила на вилле египетского вельможи.
— И что означает это имя?
— У египтян так называют богиню веселья, женщин, домашнего очага и кошек. Но не думаю, что меня прозвали в честь богини. Скорее всего, просто «кошка».
— Тебе подходит.
— Спасибо, — ответила она уже полусонным голосом, — и спасибо, что помог с гиенами. Без тебя меня бы уже давно сожрали.
— Без меня тебя бы тут не было, так, что незачем говорить «спасибо».
— Но мы здесь.
— Лучше бы извинилась за то, что наорала на меня, — слегка подначил я.
— Еще чего, — буркнула Бастет.
Я улыбнулся, но промолчал.
Уже через минуту-другую она уснула, и я ощущал ее ровное дыхание на своем лице. Сам же долго не мог заснуть. Перед глазами то и дело вставали картины прошедших дней — лагерь разбойников, Азамат, пустыня, оазис, гиены. Воспоминания и мысли о будущем будоражили воображение. И хотя озноб почти прошел благодаря накидке и теплу тела Бастет, уснул я лишь незадолго до рассвета.
Я стоял, прислонившись спиной к колодцу, и угрюмо рассматривал то, что некогда являлось красивой туникой, а сейчас валялось на песке передо мной. Это было поистине жалкое зрелище. Места плеч и предплечий превратились в торчащие лохмотья, а та часть одеяния, которая должна была покрывать живот и вовсе отсутствовала.
— М-да, — пробормотал я, — в таком виде произведу впечатление грязного оборванца, а не знатного торговца.
Глубоко вдохнув, я перевел взгляд на восток. Солнце уже появилось над горизонтом, но его лучи еще не начали прогревать воздух. Так, что какое-то время можно было наслаждаться прохладой.
Бастет оказалась права — я смог встать, хотя поначалу испытывал сильную слабость и головокружение. Сейчас стало легче, но я по-прежнему ощущал тяжесть в ногах. Закрепленная перевязью под грудью рука отдавалась тупой болью, но пока я не предпринимал попыток пошевелить ею, все было терпимо.
От вчерашней кровавой схватки с мерзкими голодными тварями не осталось и следа. Где еще вчера лежали мертвые животные, мирно перекатывались желтые песчинки, подгоняемые легким ветерком. Бастет зарыла трупы двух гиен в песке, чтобы они не гнили на солнце и не привлекали падальщиков. Третья покоилась на дне глубокого колодца. Очень скоро под воздействием воды она начнет разлагаться, так что нужно пополнить запасы питья, пока этого не случилось.