Страница 42 из 115
Бастет плотнее завернулась в накидку и улеглась на циновку, собираясь в свою очередь поспать, как я вдруг спросил:
— Ты так и не сказала, кто такой Анубис?
— Тебе это так важно? — послышался ее недовольный голос.
Я пожал плечами и улыбнулся:
— Просто любопытно.
— Это бог, — со вздохом ответила она.
— Спасибо, я про это как-то и сам догадался. Что он за бог?
— Может, утром поговорим, а? — в ее голосе засквозило неприкрытое раздражение с примесью высокомерия. Но так, совсем чуть-чуть.
— Узнаю ту самую Бастет, — прошептал я и беззвучно рассмеялся.
— Что ты там говоришь?
— Ничего. Сладких снов.
Нубийка издала подобие злобного рыка, чем еще больше меня позабавила, заставив с трудом сдерживать смех. Через несколько минут я уже слышал ее ровное и тихое дыхание, однако не сомневался, что ее сон еще более чуток, нежели мой. Стараясь особо не шуметь, я вышел из палатки под звездное небо, прихватив с собой меч, и стал медленно вышагивать возле входа, пытаясь быстрее согреться.
«Надо было сразу спать в накидке».
Один из верблюдов открыл глаза и недовольно посмотрел на меня. Я показал ему язык и изобразил верблюжье фырканье. Тот, видимо подумав, что его хозяин сошел с ума, вновь вернулся ко сну. Я же, дабы скоротать время до рассвета, начал продумывать дальнейший план действий по ограблению каравана и, самое главное, как не дать Азамату убить меня после того, как все закончится успешно. А в том, что он попытается это сделать, я был уверен почти наверняка. Не стоит рассчитывать на то, что глава шайки станет играть со мной в доброго дядюшку после того, как я перестану приносить пользу. В лучшем случае, он просто прикажет незаметно перерезать мне горло, а в худшем — посадит в бочку.
«Я слишком часто думаю о бочке. Но это правильно. Лучше думать о ней, чем оказаться вней. Эти мысли позволят мне быть настороже и не потерять бдительность, когда все закончится успешно... Если закончится успешно. С другой стороны, еще не поздно отступить. Приехать на место, дождаться каравана и сдать всех разбойников с потрохами».
На секунду я остановился, перестав месить ногами песок, и вновь поразмыслил над этой идеей. Но затем в голове, в очередной раз, возникли образы нищего ремесленника, ютящегося в старой глиняной хижине на полуистлевшей циновке в пыльном углу. Ремесленника, у которого ничего нет, кроме набедренной повязки, порванной грязной рубахи, котелка для похлебки, да горшка для дерьма. Я перевел взгляд на перстни, переливающиеся серебром в лунном свете, и мысль о том, чтобы сдать разбойников стражам каравана больше не посещала меня. Ни в эту ночь, ни в последующие.
Глава 11
Когда небо на востоке подернулось предрассветной дымкой, я решил, что пора отправляться в путь. Последние несколько часов я просидел в палатке, борясь со сном и нетерпеливо дожидаясь рассвета. И вот, хвала Мардуку, он настает.
Гиены так и не появились. Видимо, они решили не связываться с обезумевшей обезьяной, размахивающей острой сверкающей палкой.
— Бастет, — негромко позвал я, — пора в путь.
— Рассвет? — послышался хриплый ото сна голос.
— Да.
Она села, грациозно потягиваясь.
«Дикая кошка».
— Так, кто такой Анубис?
— Амон-Ра, пусть этот человек заткнется, — простонала Бастет, протирая лицо руками.
Я усмехнулся:
— Тебе так сложно утолить мое любопытство?
— А тебе, видимо, так сложно не задавать лишних вопросов? — жестко парировала она.
Я натянул обезоруживающую улыбку, но она осталась безответной:
— Отвечать на мои вопросы в твоих же интересах. Ведь я должен предстать перед хозяином каравана не как глупый невежда, а произвести впечатление знатного вельможи, торгующего со многими народами. И будет весьма глупо, если я не смогу назвать никого, кроме Мардука с Шамашем.
— Я и так много тебе рассказала. А вот в ответ не услышала ничего.
— А тебе и не нужно. Ты рабыня. Достаточно знать только то, что я твой хозяин и купил тебя на рабовладельческом рынке в Фивах несколько лет назад.
Я увидел, как побледнело от ярости ее лицо, и поспешно добавил:
— Якобы.
Она встала:
— Ладно, но не будем тратить зря время на болтовню. Поговорим в пути.
Я кивнул, став свертывать циновки. Бастет же, забрав накидки, вышла наружу.
— Анубис — бог царства мертвых, — услышал я ее голос, — страж весов.
— Весов? — спросил я, подбирая кувшин и выходя из палатки.
— Да.
— Каких весов?
— На одну чашу кладут твое сердце, а на другую перо. Если ты вел праведную жизнь, то сердце будет весить, словно перо. Если же нет, то оно будет тяжелее.
— И что тогда?
Бастет забрала у меня циновки и положила в тюки:
— Тебя сожрет Ам-мут.
— Ам-мут?
— Пожирательница, — Бастет посмотрела мне прямо в глаза и сказала тоном, от которого мне стало не по себе, — Поглотительница смерти, чудовище с телом бегемота, львиными лапами и пастью крокодила, обитающая в Дуате.
— А Дуат это...
— Загробный мир.
«А эта Ам-мут будет пострашнее Пазузу» — подумал я, а вслух произнес, выдавив из себя улыбку:
— Похоже, нам уготована учесть быть съеденными Пожирательницей. То, что мы делаем, нельзя назвать праведным поступком.
Бастет улыбнулась в ответ:
— Да, наверное.
— И тебя это не пугает?
Она пожала плечами:
— Я боюсь гиен, а не крокодилов. А ты?
— Бочку, — тут же ответил я, скорее пытаясь перевести разговор немного в другое русло.
Бастет, складывавшая в это время палатку, обернулась и уставилась на меня, выпучив глаза:
— Чего?
Ее реакция была настолько забавной, что на этот раз я не смог удержаться от смеха:
— Я не хочу, чтобы Азамат посадил меня в бочку.
К моему удивлению, она рассмеялась в ответ. Напряжение спало.
— А-а-а, ты про это, — сказала она, окончательно сворачивая палатку, — да, участь незавидная. Уж лучше быть съеденным Ам-мут. Так хотя бы быстрее.
— Да, — задумчиво согласился я.
Мы уже оседлали верблюдов, когда я спросил:
— Ты еще упоминала Осириса и Амон-Ра.
— Посмотри на восток и увидишь.
Я устремил взор на восходящее светило, показавшееся над горизонтом.
— Боги солнца?
— Ага.
— Сразу два?
— Не спрашивай. Сама не знаю.
И я не стал. По тону Бастет было ясно, что она и вправду не ведает ответа.
Верблюды нехотя двинулись в путь, покидая место нашей стоянки. Следы от палатки и циновок еще виднелись на примятом песке, но скоро вновь усилившийся ветер распрямит желтый покров, не оставив ничего, что могло бы напоминать о нашем присутствии.
Какое-то время мы ехали молча.
Потом Бастет спросила:
— Про себя рассказать не хочешь?
— Не думаю, что тебе это будет интересно.
— Ехать молча еще хуже.
— Вчерашний день мы только и делали, что проводили, молча, и ты не жаловалась.
— Вчера было вчера.
Я удивленно вскинул брови:
— Я и не подозревал, что в тебе скрывается мудрец.
Она рассмеялась:
— Ну, ты плохо меня знаешь.
— Надеюсь, узнаю поближе.
Бастет оборвала смех и посмотрела на меня серьезным взглядом:
— Посмотрим.
Наступила непродолжительная пауза, которую нарушил я:
— Я был простым ремесленником, жившим на окраине Вавилона. Строил глиняные хижины. Чинил мебель вельможам.
— Вавилон, — мечтательно протянула Бастет, — я слышала про этот великий город... его красоты и роскошь. Но никогда не доводилось увидеть собственными глазами.
— Да, он таков, но не давай рассказам других обмануть себя. Вавилон далеко не похож на сказку. Под завесой красоты и величия скрываются другие, куда более темные и страшные черты.
— О чем ты?
— Не хочу говорить.
Я правда не хотел. Все, чего я желал, так это забыть свое вавилонское прошлое. Стереть былую часть жизни из памяти и лишь надеяться, что Бел-Адад с его жрецами нашел свой мучительный конец. Да и Эмеку-Имбару, бессердечно бросивший меня в пустыне на произвол судьбы, тоже. Меня не волновали их мотивы и цели. Я знал лишь одно — меня оклеветали. Использовали. И если бы мне встретился хотя бы один из них, то я, не колеблясь, разрубил бы его на куски. Медленно.