Клубок со змеями

— Это мы еще посмотрим, — она резко развернулась и направилась в сторону озера.

— Кто такой Анубис? — крикнул я ей в спину.

— Могу познакомить! — огрызнулась она в ответ.

— Нет, пожалуй, не стоит, — пробурчал я, но она больше не оборачивалась. — Она прекрасна даже в гневе, — прошептал я, вставая на ноги и отряхивая песок. — Но и опасна.

Посмотрев какое-то время вслед удаляющейся разведчицы, я вошел в свой шатер. Решил было подойти к столу и хлебнуть пару глотков пальмового вина, но затем вспомнил, что вылил в себя остатки еще днем, поэтому сразу проследовал к кровати. Как только голова коснулась подушек, я уже спал, совсем позабыв о том, что хотел обдумать свое будущее.

Мне снилось, что я мешок соломы, а Бастет оттачивает на мне новые удары мечом.

Глава 8

Я сидел на горячем песке, прислонившись спиной к верблюду, из недр которого периодически доносилось приглушенное урчание. Два больших перстня, украшенные драгоценными камнями и надетые на мои мизинец и указательный пальцы левой руки, ярко переливались в косых лучах солнца, клонившегося к закату. И хотя день шел на убыль, воздух оставался знойным и вызывал жажду. Белоснежная туника, шитая местами золотыми нитками, неплохо отражала солнечные лучи, что смягчало ощущение жары.

Я перевел взгляд на Бастет. Нубийка пыталась поставить палатку. Сейчас она выглядела гораздо спокойнее, нежели когда мы только отправились в путь. То, что у нее состоялся разговор с Азаматом по поводу ее роли в этом ответственном деле, я не сомневался, хотя ни один из них не обмолвился ни словом о сути прошедшей беседы.

Когда посреди ночи меня разбудил Ранаи с приказом от Главы немедленно явиться к нему в шатер, я понял, что Азамат не намерен ждать рассвета.

— К чему такая спешка? — спросил я, когда зашел внутрь и осекся, увидев его в крайне неприятном для себя настроении.

Азамат сидел за столом, яростно теребя пальцами глиняную табличку. Лицо главаря разбойников было немного бледным, а глаза метали искры. Я предположил, что увидеть сегодня «доброго дядюшку Азамата» рассчитывать не приходиться.

— Тебя не касается. Я решил, что вы направитесь на стоянку караванов в ближайший час. Нечего здесь болтаться без дела. К тому же, у вас будет больше времени, чтобы продумать свои действия уже на месте.

— Что-то случилось? — решился спросить я, — выглядишь не очень.

Он поднял на меня взгляд:

— Зато ты сверкаешь, подобно серебру на прилавке. Прикуси язык, пока я не велел отрезать его, и отправляйся к верблюдам. Бастет уже там. Скоро вам доставят необходимые вещи, и можете отправляться.

Я поспешил выполнить его приказ. Злить Азамата вовсе не хотелось.

Практически весь день, что мы провели в поездке по пустыне, Бастет, передвигавшаяся впереди, не произнесла ни слова, что дало мне время хорошенько поразмышлять о том, как поступать дальше. И хотя солнце, нещадно палившее голову, сильно мешало думать, более-менее обмозговать ситуацию мне удалось.

Внутри меня снова заговорил тот тихий голос совести, отчаянно пытающийся убедить в том, что я поступаю неправильно, согласившись сделать то, что от меня просят.

«Это не только не правильно, но и полностью бессмысленно. Ты снова играешь роль куклы в спектакле, только зрителей уже поменьше. Что помешает Азамату избавиться от тебя после того, как ты перестанешь быть ему нужен?».

В оценке своего поступка, а именно присоединиться к разбойникам, я уже почти не сомневался — это был единственный верный ход, иначе сейчас я бы сидел не на верблюде, а в бочке, наслаждаясь видами красот оазисной природы и отсчитывая деньки до неминуемого конца. И ради чего? Ради принципа «живи честно, умри достойно»? Нет, спасибо, я немало пожил под таким кредо и что получил от богов взамен? Ложное обвинение в убийстве. Пытки. Приговор. Смерть лучшего и, наверное, единственного настоящего, друга. Так они отблагодарили меня за все хорошее? Так, может, для разнообразия, мне стоит сделать что-нибудь другое?

«Плохое».

Почему нет? Если результат будет противоположным, я только соглашусь. А насчет того, что Азамат меня использует — что ж, тут мой внутренний голос, скорее всего, прав. Но это можно изменить. Я не знаю пока, как именно, но надеюсь, что найду выход. Должен найти.

«Ты можешь сдать шайку каравану и сбежать вместе с ним!».

Я, конечно, могу попытаться сделать нечто подобное, но не стану. И нет, совсем не потому, что Бастет, заподозрив неладное, может перерезать мне горло кинжалом. Хотя я и не видел при ней никакого оружия, наверняка оно есть в одном из тюков, привязанных к верблюдам. Но даже если я сделаю это, остается один вопрос — что дальше? Караван направляется в сторону Вавилона. Если мне поверят и в благодарность возьмут с собой, то просто выбросят возле какого-нибудь приграничного городка. Мари, например. И я снова начну строить хижины из глины. Чинить мебель богатым господам. Пить дешевое пальмовое вино и спать на циновке в грязном углу, дожидаясь, пока какой-нибудь очередной вельможа снова сделает меня козлом отпущения? Да, я могу вернуться к той жизни. Вопрос в другом — хочу ли я этого? Ответ очевиден.

НЕТ.

«Тебя убьют, если пойдешь по этому пути».

Может и так, но сей путь сулит куда больше радости и возможностей, чем тот, которым я шел до этого. Пусть он и рискует оказаться скоротечным. Да, мне придется постараться, чтобы добиться успеха и сохранить жизнь, но разве не такова достойная награда за труды? Клянусь Мардуком, мне нравится эта туника. Эти сверкающие драгоценные перстни. Вкусное вино и раб-негритенок, приносящий яства на подносе. За это стоит побороться, а «честный Саргон» пусть и дальше гниет в тюрьме за свои принципы. Интересно, Эмеку-Имбару раскрыл-таки заговор жрецов? Надеюсь, что да.

Мое воображение начало рисовать картину, как царская гвардия врывается в храмовый комплекс Эсагилы, а испуганные жрецы мечутся по внутренним залам в поисках укрытия, но это им не помогает. А затем их всех подвешивают на пальмах в ближайшей аллее. И Бел-Адад среди них. С синими высунутыми языками, они вяло покачиваются на слабом ветру, а дикие коршуны парят неподалеку в ожидании большого пиршества. Я был бы не прочь полюбоваться таким зрелищем.

— Эй! — раздраженный оклик Бастет заставил спуститься с небес на землю, — мы еще не прибыли на место. Не время изображать беспечного хозяина. Так, что подними свою тощую задницу и помоги устроить ночлег.

Я улыбнулся, но улыбка получилась вялой и натянутой. Встав, отряхнул песок с «тощей задницы» и снял один из тюков с верблюда. Тот заурчал от облегчения. Достав две аккуратно сложенные циновки, я вновь нацепил тюк на горбатого. Тот наградил меня испепеляющим взглядом. Я улыбнулся верблюду и направился к Бастет, которая к тому моменту уже закончила ставить палатку.

— Давай сюда, — буркнула она, и я протянул ей циновки. — Теперь достань две накидки из другого тюка, а я позабочусь о еде.

— Тебе что, холодно? — спросил я, вытирая пот со лба.

— Нет. Ночью в пустыне бывает прохладно.

Я вспомнил свои ночные похождения, когда бродил обнаженным среди барханов под темным звездным небом, и вынужден был согласиться, однако решил слегка ее задеть:

— Еще вчера ночью ты щеголяла по лагерю почти голой и не выглядела замерзшей.

Бастет окатила меня презрительным взглядом:

— Спать и двигаться разные вещи. А теперь хватит! Я устала и хочу есть. Ты принесешь накидки или так и будешь задавать тупые вопросы?

Я усмехнулся, но ничего не ответил и вновь направился к верблюду.

На полпути остановился и бросил через плечо:

— Они не убегут?

— Нет, — услышал я приглушенный голос из палатки.

Я пожал плечами. Раз она так считает, значит беспокоиться не о чем. Я ничего не знаю о повадках этих животных. Стащив очередной тюк, я достал оттуда две широкие накидки из козьей шерсти. Они были не очень приятны на ощупь, но наверняка согреют в холодную ночь. На какое-то время я задумался, вспоминая свои похождения в пустыне. Как морозный ночной воздух заставлял неметь тело, а страх сковывал дух. Но затем, резко тряхнув головой, вынудил себя отогнать воспоминания и вернулся в палатку. Солнце неумолимо двигалось к закату, а верблюды пристроились неподалеку от входа, прислонившись боками друг к другу.