Гомицидомания

Я бросил Оф на постель, а сам стянул с давно стоящего члена трусы и брюки. Она тоже давно ждала: все было мокрым и горячим. Одеяло быстро пропиталось ее смазкой, бьющей, как природный ключ.

Я целовал ее, когда головка скользила по клитору. Целовал в грудь, когда она хныкала и суетилась подо мной. Поцеловал в губы, забирая ее стон, когда грубо вошел под корень.

Мокрые волосы, летящие от взмахов ее головы под светом луны. Ее фигура, сочащаяся соками и блестящая, как серебро в ночи. Я брал Оф сзади, шлепая по бедрам и ягодицам, так, что там оставались следы моих рук. Как клеймо, которое будет Демьяну напоминанием.

Слишком много его имени. И слишком мало моего. Оф стонала его имя, извиваясь под моим телом. Она думала о нем, сидя на моем члене. Вспоминала его лицо, не видя и не помня моего. Я больше, чем хотел ее. Я хотел быть ее.

Я кончил на ее грудь, и упал рядом, притянув к себе. Так мы и уснули, — поперек кровати. Мокрые и с запахом секса.

***

Я проснулся первым. Уже вечерело. Оф сопела, запутавшаяся в сплетениях шелка простыней. Я накрыл ее одеялом, оделся и вышел в гостиную, где растолкал Леви.

— Ты чего тут? — спросил я, открывая окно.

— Морган начала ко мне приставать, и я лег тут, — ответил он. Достал пачку сигарет и подошел ко мне.

— Буйная ночь.

— Да пиздец. У вас че?

— Трахались до утра.

Мы оба замолчали с сигаретами в зубах. Оба опухшие ото сна, с хриплыми голосами и песком в глазах. За окном гуляли важные вороны, и шипел ветер.

— Ты же понимаешь, что это хуйня какая-то? — спросил наконец Цефей.

— Да, не идиот.

— Как раз таки идиот. Ты ебанулся? Тебе делать нечего? Она в итоге убежит к этому Дамьяну, а ты в долбоебах останешься.

Я промолчал.

— Почему ты это делаешь?

— Не знаю.

— А если он узнает о тебе? Как думаешь, сможешь тягаться с этим монстром?

— Смогу. Не думаю, что он так страшен. Просто легенды.

— Не знаю, Троян, не знаю. Ты слышал последние новости?

— Про что?

— Дамьян вырезал пятьдесят человек за один вылаз. Это были фараоны. Мы вчетвером меньше можем, а он был один.

Я затянулся. Оставил весть без ответа.

— Оставь это, пока не поздно. Мы все знаем, что в итоге она будет с ним. И если ваша ебля выйдет в свет, то ты труп.

— Я понял.

На том и замолчали.

К нам вышла Морган.

— Пипец! У меня голова раскалывается! — провыла она, шлепая босыми ногами к нам. Обняла нас обеими руками и повесила безвольно лохматую голову. Вдохнула свежего воздуха и спросила: — Снова на работу? Что сказала Эс?

— Не знаю, — ответил я. — Наверное, продолжаем. Я с Оф на стрельбу, вы — как обычно. Леви, можешь пробить еще информации о работе Дамьяна? Он же явно в базу попал. Или за ним подчистили?

— Пробью. А что?

— Хочу знать о всех его передвижениях по городу. Поймем, на какую работу его посылают обычно. Мы ведь даже не знаем, какую роль он занимает в группе. Кто? Ассасин, авангард, шпион или массовик?

— Да массовик, наверное, — высказала Морган, выудив из моих пальцев сигарету. — Я слышала, что он работает по особым миссиям. Что-то типа уникальной работы от лидера лично. Знаю, что последний раз он устроил резню за городом. В доме капитана полиции. Убиты все, кто приехал на подмогу. Пятьдесят два человека и сын капитана. Зато собаку он оставил.

— Ну, я пробью. Вряд ли найду чего, но примерное направление его работы узнаю, — кивнул Леви. Я благодарно похлопал его по спине.

— Раэн, когда возьмешь обучение Оф?

— Через неделю минимум, — ответила Морган. — Я жду, когда она вылечит ногу.

— Она в порядке.

— Нет. Пусть заживает. Переломанная Оф будет трупом. Иди буди ее и едьте в штаб. Она должна уметь в любой ситуации выстрелить четко в голову.

Так и сделали. Снова она стреляла по банкам, снова на скорость перезаряжала револьвер, снова пыталась попадать на бегу. Она была отличной ученицей. Мне и не нужным было ее наставлять — ее меткость могла превзойти мою через время, направленное на практику. Я был горд.

Так прошла неделя. Как день сурка. Мы просыпались в ее квартире по разным кроватям, завтракали домашней едой, что она готовила для нас, и ехали в штаб, чтобы после изнуряющих тренировок снова вернуться в ту квартиру. И через день Эс проводила собрание, после которого мы с Оф отчего-то напивались и занимались сексом прямо на полу ее квартиры. В одежде, в грязи, в недельном поту и усталости.

Я бы считал это странным, — наше поведение — но на утро вовсе забывал о тех совокуплениях у порога квартиры. Прямо на коврике у входной двери. Или о том сексе в душе, когда я вбивал ее тело в плитку душевой кабины. Забывал о ее криках и просьбах остановиться. И забывал, как насаживал ее голову себе на член, чтобы она проглотила мою сперму.

А потом мы молча расползались по комнатам спать, будто незнакомцы. Мне было горько, но Оф плевала на все, что между нами происходило. Она продолжала засыпать с мыслью о Дамьяне, продолжала стонать его чертово имя, что злило меня, и я брал ее грубее.

Я старался вгонять в нее член так, чтобы она хоть раз вскрикнула мое имя, но она все молчала. И наш секс стал походить на избиение. На насилие. На животных. Я порвал ее, ведь в один день она пожаловалась о боли и невозможности сходить в туалет. А я плевал на ее чувства, и на следующий день снова изнасиловал, зажав у двери в ее спальню.

Изнасиловал, потому что сошел с ума от злобы и вожделения. Она не прекращала говорить о нем, а я хотел слышать о себе. Я хотел убить Дамьяна.

Она тогда впервые серьезно попросила остановиться, но вместо того я кончил ей в анал. Должно быть, я вошел слишком грубо, ведь она завопила не от удовольствия, и кровь побежала по члену не просто так.

Неделя как туман. Мы оба не помнили и половины, потому по утрам мирно беседовали о погоде и растущих навыках в стрельбе. Но отголоски нашей злобной страсти и крови во влагалище и на члене мерцали изредка у обоих из нас. Тогда мы прятали глаза и старались простить друг друга. Мы обнимались, молча прося извинений, а после снова истязали.

Эта неделя тянулась месяцем. Я забыл, какими мы были до. Я будто действительно сошел с ума и потерялся в себе. Офелия чувствовала то же самое. Но оба мы списывали это на алкоголь и симпатию. На наши больные сердца и шрамированную психику, не способную проявлять человеческую жалость и любовь.

Офелия тоже пытала меня. Она успевала брать доминирующую роль. Ее оргазмы были ярче, когда она резала меня ножом. Ныне мое тело испещрено порезами — царапинами и опасными ранами, которые требовалось зашивать. Она резала мне руки и примыкала к ним губами. Я чувствовал ее язык, раздвигающий раны. Она пила меня, вся в крови и с жадными глазами.

Но все эти извращенные жатвы забылись. Мы оба помнили лишь крупицы.

Оба с травмированной плотью, но в бешеной лихорадке, стирающей наши сущности, наши имена и лица. Это было ненормальным.

***

— Трой, давай сбежим с собрания? — промурлыкала устало Оф. Она обняла меня посреди боевой площадки. — Я так плохо себя чувствую..

— Да, я тоже. Что-то странное происходит.

— Мы много пьем. Я уже забыла каково быть трезвой.

— Э, голубки, — донесся голос Леви. — Щас собрание будет.

— Леви, иди сюда, — приказал я.

— Чего? Тройничок предлагаете, алкаши?

— Слушай, я в последнее время сам не свой. Ты не чувствувуешь ничего такого?

— Например?

— Не знаю. Просто я не я.

— Ну, ты пиздец хуйню творить стал. Да, я заметил. Морган говорит, что ты просто влюблен, а мне кажется, что ты… Не знаю, изменился?

— Леви, я чувствую себя так херово, что валюсь с ног, — прохрипела Оф. Она заметно обмякла в моих руках, и я поднял ее на руки.

— Да ты ваще отжигаешь, малышка, — Леви ласково смахнул с ее лба мокрые волосы. — Дуришь. Не знал, что ты внутри такая сучка активная.

— Это не я. Я знаю, что ты понимаешь это. Перестань валять дурака.