Картвелеби. Книга вторая

Поговорив с женой Николоза Бадриевича наедине, он посоветовал какую-то микстуру от желудочных колик, и её малыш разом угомонился. Разбивший коленку младший сын старшей Нино получил от дяди-доктора целебную мазь, которая тут же унесла из ранки боль. Не справился он только с Ириной, которая не спала всю ночь и теперь, похоже, температурила. Вся в маму, гмерто чемо, вся в маму!..

– Если ты испортишь его, то пеняй на себя, – сказала сестре Саломея, заходя в её комнату с белым платьем в руках, и с трудом подавила улыбку. Левон был послан ей Богом! Что бы она делала без его поддержки?..

Старшая сестра положила платье, слепившее глаза жемчугами, на кровать и неторопливо приблизилась к младшей со спины. Нино стояла у окна в домашнем одеянии и, обхватив себя руками, молчала. Даико коснулась плеча невесты и мягко развернула к себе. В глазах девушки стояли слёзы.

– Вай ме деда! – ахнула сестра невесты и сплюнула через плечо три раза. – Что же ты плачешь?

Новобрачная не ответила и, обхватив утешительницу за талию руками, уткнулась в её жилетку.

– Я так счастлива, даико! – всхлипнув, проговорила Нино, и Саломея облегчённо выдохнула. – Так счастлива, и в то же время горюю, потому что… ни Тины, ни Вано нет с нами в этот день.

– Их нет с нами. Верно! – повторила даико и ласково отстранила от себя девушку. – Но они бы не хотели, чтобы ты плакала в этот день из-за них. И я, уверяю тебя, стою троих!.. Разве тебе мало меня?

– Нет! – Глаза Нино блеснули от слёз. Она широко улыбнулась. – Сегодня ты мне и мать, и сестра… и брат!..

– То-то же! – кокетливо повела плечами Саломея и вытерла с щёк невесты слезы. Потом она немного помолчала и облизнула в нерешительности губы. И всё же… как «мать», она должна была об этом спросить!..

– Нино, – начала она после паузы и, приобняв сестру за плечи, понизила голос. – Скажи мне честно: Айдемиров…

– Нет.

– Точно?

– Точно, Саломе!

– Ах, даико! – Саломея виновато отвела взор. – Прости меня. Но Марико Арваридзе до сих пор смакует эти слухи.

– Марико Арваридзе, – решительно отрезала Нино и прошлась вглубь комнаты, – я лично завтра проучу. Ну, что же ты стоишь? Я сама не надену твой шедевр – он слишком много весит!..

На этой положительной ноте старшая сестра оставила в стороне свои печали и проворно принялась за дело. Корсет затянулся на девичьей спине без труда, и Саломея возгордилась своим искусством швеи. Замеры были сняты идеально!.. Её «шедевр» смотрелся прекрасно со стороны и точно стоил трудов, в него вложенных!.. Рукава длиной в три четверти она лично обшила жемчугами, а всё платье – узорами. Она сознательно создала высокий воротник, который, впрочем, прекрасно подчёркивал покатые плечи, но украсила его камнями и красивой вышивкой, а на талии со спины привязала небольшой бант. Традиционный грузинский орнамент – как тут забудешь про традиции? – украшал подол платья сзади и спереди. Фата доходила невесте до пояса, а длинный шлейф достигал метра и тянулся за ней белой прозрачной тенью. От такого великолепия слепило глаза.

– Ну-ка! Пройдись дальше по коридору, – попросила Саломея на выходе из спальни. – Дай я на тебя полюбуюсь!..

Нино улыбнулась сестре через плечо и выполнила просьбу. На лестнице как раз появился Георгий и, как громом поражённый, остановился на последней ступеньке. Дядя Бадри, который шёл позади, прослезился вслед за братом.

– Следовало пройти через все трудности последних лет, – сказал дочери старый князь, приблизился и поцеловал её в лоб, – чтобы увидеть тебя такой счастливой!..

Нино смущённо отвела глаза, когда внизу кто-то пронзительно заиграл чонгури. Циклаури, наконец, прибыли, и Георгий, перехватив влажный взгляд дочери, взял её за руку. Саломея и тифлисский дядя спустились по лестнице раньше них, чтобы подготовить публику к выходу невесты.

Жениха, одетого в белый расшитый узорами джигитский костюм, потчевали медом и вином и с дудуком, пандури и саламури проводили внутрь. Свист и гогот женщин за их спинами не утихал ни на минуту. Левон, его дочь и брат Ваграм верно стояли рядом с Саломеей, пока она встречала гостей. Софико сопровождала Шалико вместе с Давидом, и, пока их родители переговаривались о чём-то с Екатериной и Нино Шакроевными, поприветствовала Ваграма Артуровича кивком головы. Он по-доброму улыбнулся ей из другого конца залы.

– Софико Константиновна, – рядом зазвучал голос Мишеля, бывшего в восторге от кавказских сладостей. – Я принёс вам пахлавы: не хотите кусочек? Впереди нас ждёт долгий день!..

Она с радостью приняла из его рук тарелку. Она считала графа отличным собеседником и позволила ему увлечь себя беседой, не заметив озадаченного взгляда бывшего редактора «Кавказского мыслителя». Через несколько секунд на лестнице наконец показалась невеста, спускавшаяся к ним вниз под руку со своим отцом.

Нино двигалась очень медленно и грациозно под всеобщие аплодисменты, а Георгий останавливался на каждой ступеньке, чтобы принять поздравления. Пока они шли, Шалико застыл, не сводя взора с лестницы, и вдруг Давид, воспользовавшись заминкой, обратился к сестре со странной просьбой:

– Даико… давай-ка сюда своё зеркальце!..

– Что? – справедливо удивилась Софи.

– Давай-давай! А то не успеем.

Покопавшись в своей сумочке, сестра удовлетворила его просьбу, и они с Мишелем переглянулись, – он пожал плечами, пережевывая пахлаву, – когда Давид приложил зеркальце к носу брата. Шалико, заворожённо смотревший на свою невесту, отмахнулся от дзмы, как от мухи, и в недоумении воззрился на него.

– Что ты делаешь? – пролепетал он немного обиженно. – Сдурел совсем?

– Ты хоть дышать не забывай, – надрывисто рассмеялся Давид и вернул сестре её зеркальце. – Ну и влюблённый же ты петух, Шалико!

– Ой-ой, ваше сиятельство! – не остался в долгу дипломат, который не лез в карман за словом даже в такой момент. – Завидовали бы молча!..

Он пожалел, как только сказал это. Давид ядовито усмехнулся и, пряча в своём бокале усмешку, осушил его почти до дна. Счастливый жених почувствовал укор совести и прошептал брату гулкое: «Прости». Дзма красноречиво повёл глазами, но Шалико не очень-то поверил его напускной беспечности. Спустя почти год со свадьбы Давида никто из его семьи не обольщался о Полине Семёновне.

– Этот день всё-таки настал, милый мой! – обратился к новому зятю Георгий. Они с Нино наконец спустились вниз к гостям, и внимание Шалико вновь заняла его невеста. – Должен признаться, что мы все очень его ждали.

Стараясь держать себя в руках, жених горячо обнял тестя, принял его благословение, нашептанное на ухо, и только тогда взял маленькую ручку Нино в свою. Они улыбнулись друг другу. Женщины засвистели опять, музыканты заиграли на пандури, а отец невесты протёр глаза.

– Ну, генацвале! – Неожиданно из толпы послышался знакомый тембр с известным армянским акцентом. – Так же у вас говорят?.. Правильно я тогда про вас подумал?!

– Арсен Вазгенович! – в один голос отозвались жених и невеста и позволили старому другу заключить каждого в объятья.

Добрые воспоминания нахлынули на обоих с новой силой. Какими же юными они были, какими неопытными!.. А армянский лис видел их насквозь и даже немного пожурил. Как краснели их уши при упоминании «красного яблока»! Арсен Вазгенович и на этот раз не забыл о нём и, хлопая Шалико по спине, шепнул ему так, чтобы Нино не услышала: «Дождались, ваше сиятельство?! Дождались своего «яблока»?».

– Мы были такими детьми, – всё ещё смущаясь, вспомнила Нино. – Наверняка, мы очень вас повеселили.

– Но ума вам даже тогда было не занимать, сударыня, – охотно признался Вазгенович. – Вы мыслили глубже, чем многие из взрослых.

– А что вы тогда сказали? – нахмурив лоб, спросил Шалико. – Когда уходили?.. Мы ведь не поняли…

Арсен улыбнулся уголками губ точно так же, как шесть лет назад.

– Сказал, что вы очень друг другу подходите, и будь вы моим сыном, Шалико Константинович, я бы точно вас женил.