Страница 99 из 104
– Папенька, – жалостливо позвала Тина, прижавшись к Георгию вплотную. – Папенька, прошу вас!.. Поплачьте.
Старый князь отчаянно заморгал и всё-таки заключил среднюю дочь в объятья. Его нервы в итоге сдали, и, содрогнувшись всем телом, он заплакал гулко и зазывно, как плачут только сильные духом мужчины. Глядя на них, Саломея едва сдержалась, чтобы не закричать.
На миг и Давид, не отходивший ни на шаг от родителей, обернулся в её сторону, и их взгляды встретились. Она отвела глаза первая.
Поминки прошли в более тесном кругу, и, когда за последним из приглашённых захлопнулась дверь, Саломея поразила родных поспешностью, с которой покинула Сакартвело, уехав в неизвестном направлении. Отчитываться перед ними она, конечно же, не стала, да и вряд ли Вано хотел бы этого, раз доверился только ей, но тянуть с визитом к Катерине она больше не могла. Положение в семье этой девушки оставляло желать лучшего, и счёт шёл на минуты. Нужно вызволять возлюбленную брата из болота, пока её ещё можно спасти!..
Пока Павлэ гнал лошадей по адресу, что значился на конверте письма, молодая женщина размышляла над тем, как расскажет Катеньке всю правду, и бессильно жмурилась. Разложив на коленях листы со стихами, адресованными ей же, Саломея чувствовала себя потерянной. Истинная ноша, которую она взяла на себя, заключалась далеко не в том, чтобы пристроить бедную девочку в хорошее место, – теперь она это понимала. Никто бы не захотел оказаться на её месте и стать гонцом, который первым расскажет юной барышне о смерти любимого!.. Однако это ей всё-таки предстояло.
Как найти нужные слова? Как передать Катерине письмо и стихи и не разрыдаться самой, пока та будет их читать? На все эти вопросы у неё не нашлось ответов, а тем временем кучер уже оставил позади один из самых неблагоприятных районов Ахалкалаки и въехал в небольшой внутренний дворик доходного дома.
Доходных домов по всему городу значилось немного, а этот принадлежал сердобольному купцу, сдававшему в нём квартиры по дешёвке семьям без особых средств. Большинство из тех, кто нашёл здесь приют из милости, оказались бы на улице, если бы хозяин поднял арендную плату хотя бы на копейку.
Саломея брезгливо поморщилась, преодолев первую ступень длинной витиеватой лестницы. Её мгновенно оглушил детский крик откуда-то из верхних этажей – их тут числилось пять, – ослепили стены безвкусного ярко-синего оттенка, а от некоторых надписей тут и там изнеженное княжеское сердце и вовсе ушло в пятки. Пахло здесь плохо, а пол под ногами становился всё более липким с каждым шагом. Боже мой!.. Неужели люди и правда так жили?
– Посмотрите, что за диво!.. – присвистнул ей в спину прыщавый подросток и оценивающе оглядел снизу вверх. – Вы часом не сама императрица?
«Императрица» испепеляюще посмотрела на грубияна и, подобрав юбки, гордо засеменила прочь. Стараясь не испачкаться, она ничего не касалась. Катина квартира находилась на четвёртом этаже, и Саломея вспотела, пока добралась до нужной двери. Атмосфера нищеты и крайней нужды душила и сковывала, хоть она и провела в этом месте не больше десяти минут. И как бедная девочка жила здесь столько лет?
– Тебе давно пора избавиться от глупых грёз! – ворчал за той самой дверью чей-то крикливый женский голос. – Ты ждёшь надуманного князька, а твоим братьям и сёстрам кушать нечего!
– Он не надуманный! – воспротивился другой, более юный и приятный. – Мы любим друг друга, и он обещал, что женится на мне!
Издевательский хохот мачехи – судя по рассказам Вано, это была именно она – не заставил себя долго ждать. Саломея припала к стенке, позабыв на время о своей брезгливости, и затаила дыхание. Кто знал, что родная сестра «надуманного князька» окажется рядом, когда его честь наглым образом попирали? А заодно и покушались на целомудрие невинной девочки!..
– Ах да! Как же я могла забыть?!.. А за мной скоро государь император прискачет и заберёт к себе в любовницы!
Жители этого дома страдали удивительной манерой упоминать императорскую чету всуе. Они наверняка винили их во всех невзгодах и кляли на чём свет стоял, но непрошеную гостью дворянских кровей расстроило далеко не это. Катенька так долго молчала после язвительного выпада мачехи, что Саломея едва не выломала злосчастную дверь.
– Да пойми ты, наконец! – немного погодя фыркнула старая карга. – Даже если он давал тебе какие-то обещания, он не станет их выполнять!.. Такие князьки не женятся на бедных простушках с мечтами о принце! Твоя судьба…
– Жёлтый билет, не так ли? – не сдерживая иронии, парировала Катенька.
– Да, чёрт тебя подери! Да!.. И если у тебя есть хоть капля совести, ты перестанешь витать в облаках и снова начнёшь приносить деньги в дом. Твоего благодетеля всё равно ведь посадили!..
Наверняка такое давление оказывалось на бедную Катю каждый день!.. Теперь сестра понимала желание Вано обезопасить возлюбленную от незавидной судьбы, в объятья которой её так упорно толкали. Удивительно, что ей ещё хватало мужества сопротивляться!..
– Подумай о своих меньших. Что им с твоей жеманности, если они умрут от недоедания или чахотки?
– Я не стану ничего делать в угоду вам! – неожиданно заспорила девушка, а Саломея не сразу поверила своим ушам. – Он говорил, что я должна быть только его. И я буду!.. Никому меня не переубедить!
В квартире закопошились, мачеха разразилась очередными ругательствами, разбилась тарелка, заплакал ребёнок. Саломея не расслышала, как чьи-то шаги приблизились, и едва успела отойти в сторону, когда взбелённая Катенька всё-таки показалась на пороге. Увидев перед собой богато одетую даму, она торопливо захлопнула за собой дверь.
В руках она сжимала книгу Шарлотты Бронтэ «Джейн Эйр», а внешне напоминала испуганного оленёнка, которого загнали в угол. Беленькая, тоненькая как тростинка и такая нежная! Сколько в ней сквозило грации и изящества, сколько женственности, несмотря на лохмотья и след от муки на щеке! Неудивительно, что в Вано проснулся инстинкт защитника. Её действительно хотелось оберегать!
– Вы ведь… Саломея Георгиевна? – запросто раскусила её Катя, а растерянность на лице сменилась на неподдельное счастье. – Он рассказывал о вас.
– Рассказывал? – сдавленно переспросила Саломея и вдруг поняла, что улыбалась. – Правда?
– Конечно, – просияв, кивнула девушка. От радости, переполнявшей её сердце, она быстро-быстро протараторила: – И про Тину, и про Нино. Одна очень воспитанная и талантливо играет на рояле, а вторая – смешливая, любит читать и хорошая художница. И про вашего отца, что служил в Преображенском полку и до сих пор ходит, как марширует! Но вы… его любимица, поэтому я без труда вас узнала.
Подумать только! Как глубоко он успел пустить в своё сердце эту трогательную девочку, раз посвятил её в семейные дела? Вайме, вай!.. Как же блестели её глаза, пока она пересказывала его слова!..
Любимица брата не нашлась, что ответить, и горестно потупила взор. Предчувствуя беду, барышня моментально стёрла с лица улыбку, а её губы задрожали.
– Вы ведь пришли забрать меня к нему? – с надеждой предположила она, а гостья тяжело вздохнула. – Вано Георгиевич послал вас ко мне?
Боже!.. Как сказать ей, как облегчить её боль? Ах!.. Да разве это возможно – «облегчить» её?
– Вано Георгиевич, – набрав в грудь больше воздуха, Саломея выпалила на одном дыхании: – Погиб.
Вот и всё… столько продумывать в голове этот момент, столько фраз подготовить и даже не воспользоваться ими!.. Увы, на деле они оказались бессмысленны. Скорбь не требует громких слов. Её чувствуешь, её понимаешь…
Катя ахнула, прикрыв ладонью рот, и попятилась назад, уткнувшись спиной в стену. Книга с грохотом повалилась наземь и раскрылась на странице с какой-то картинкой. Роковая весть, скрипя и спотыкаясь, доходила до её сознания, и следующие несколько секунд её глаза оставались стеклянными.
Интересно, что она чувствовала, что ощущала? Сердце билось в груди как неистовое, а голова наливалась свинцом? Не хотелось жить без него, не хотелось дышать? Саломея могла об этом только догадываться. Теперь она понимала, что никого и никогда по-настоящему не любила. При всей её красоте и богатстве эта счастливая доля обошла её стороной, но зато эта девочка, которая пережила столько горя, испытала то, чего ей до сих пор не понять. Да, это был короткий, быстротечный миг, но всё-таки он был. У неё же не осталось даже этого.