Картвелеби. Книга первая

– Да вы шутите! – потерянно повторяла Катя. – Этого просто не может быть! Я видела его пару дней назад! Он обнимал меня и целовал…

– Он любил вас, Катенька, – неустанно твердила Саломея. – Он умер с вашим именем на устах… и послал меня к вам, чтобы я продолжила его дело.

Когда грудь сжало от тоски, девушка рухнула на пол и протяжно захныкала. Саломея опустилась рядом и, видя в её глазах отражение собственного горя, сама чуть не разрыдалась. Они горячо обнялись.

Люди оборачивались на них, а кое-кто даже спросил, что случилось, но так и остался без ответа. Золовка гладила невестку по растрёпанным волосам, шептала и приговаривала, но, казалось, ничто не могло её утешить. Это было по силам только Вано.

– Его стихи и письмо. – Молодая женщина протянула барышне стопку бумаг, и, когда та, всхлипнув, приняла их, настойчиво произнесла: – Я думаю, вы должны их прочесть.

Несмотря на её старания, Катя не спешила распечатывать конверт с последней волей усопшего, словно ещё не могла поверить в его смерть. Она крепко-крепко прижимала бумаги к груди и покачивалась из стороны в сторону, словно умалишённая. Это всё, что у неё осталось от него!..

– Как это случилось? – простонала она в итоге. – Как он умер?

– Он защищал мою честь, – с гордостью поведала Саломея. – На дуэли.

– Он всегда так делал, – со знанием дела ответила Катенька. «Его» сестра печально улыбнулась.

Прошло ещё несколько минут, прежде чем она всё-таки уговорила Катю уйти с лестничной клетки, где на них неодобрительно косились соседи. Прочитать письмо Вано они решились при свете, что исходил от окна возле лестницы и между этажами. Этот уголок как раз был довольно безлюден, и никто не мог им помешать. Писал он следующее:

«11 августа 1883 г.

Катенька!

Сколько упоения сквозит в твоём имени!.. Оно ласкает мой слух, переполняет меня теплом и дарит крылья за спиной, но и наполняет моё сердце горечью, когда я думаю о завтрашнем дне. К сожалению, он может стать для меня последним. Увы и ах, но это так, моя барышня-крестьянка.

Ты спросишь, почему так случилось, а я отвечу, что мне не оставили выбора. Так же сильно, как я люблю тебя, я боготворю своих сестёр. Честь одной из них запятнали, и, если бы ты знала, что именно случилось, ты бы обязательно меня поняла. Кощунственное, подлое деяние, которому я не нахожу оправданий, привело меня к барьеру с человеком, которого я считал другом, а теперь презираю всей душой. Не только законы гор, но и простой братский долг требуют, чтобы я пролил его кровь… или же он пролил мою. И я готов к этому!.. Готов отдать за Саломею Георгиевну жизнь, лишь бы она была свободна. Единственное, что меня огорчает даже при неблагоприятном исходе, – это ты, моя Катерина.

Я знаю тебя совсем недолго, но уже успел понять и полюбить настолько, чтобы с тревогой думать о том дне, когда ты останешься одна. Ты с неодобрением прочтёшь следующие строки, но перед лицом смерти я не считаю нужным лукавить. Я придерживаюсь мнения, что твой отец – ничтожный человек, который недостоин именоваться мужчиной, а мачеха – нижайшая из женщин, раз толкает тебя на поступок, после которого ты никогда не будешь прежней. По этой причине я считаю себя вправе обезопасить тебя даже после своей смерти и молю принять мою помощь не потому, что мне тебя жаль, а потому, что я тебя любил.

Я отправляю к тебе Саломею Георгиевну с предложением, от которого настоятельно прошу не отказываться. Я знаю, что ты горда, как голубка, которая танцует с орлом в знаменитом танце гор, но, поверь, тебе не следует проявлять упорства. Моя сестра подыщет тебе хорошее место или возьмёт в дом, если ты этого захочешь. Она не позволит тебе вернуться к прошлой жизни и тем более отправиться на панель. Хотя бы потому, что одна только мысль об этом заставляет кровь в моих жилах бурлить, ты должна согласиться на её предложение.

Ты скажешь: “Вано Георгиевич! Как получилось, что вы так печётесь о бедной почти сиротке, что и не мечтала о подобной благодати?” Что же, я надеюсь, что твои чувства ко мне так же крепки, как и мои к тебе, и ты с лёгкостью найдешь ответ на этот вопрос. Но даже если это не так… я не жалею ни об одном из написанных слов.

По молодости я был очень влюбчивым и не желал ограничивать свою свободу браком, но жизнь сыграла со мной злую шутку и свела не с княжеской дочерью, с которой я бы умер со скуки, а с несчастной девушкой, которую во что бы то ни стало надо спасти. Я полюбил так, что позабыл обо всех зареканиях, и теперь охотно позволил бы заковать себя в кандалы, лишь бы ты была рядом. Ты не стала моей супругой перед людьми и Богом, но я считаю тебя своей женой. Я жалею только о том, что не успел дать тебе всего, чего ты заслуживаешь. Прости меня. Мне нечем себя оправдать!.. Зато я могу поделиться с тобой предчувствием, что мы ещё встретимся. Я верю, что ты – моя судьба и останешься ею сквозь годы, страны, континенты.

Ме шен миквархар55, Катиш! Спроси перевод у Саломеи Георгиевны, если не догадалась сама. Я невольно улыбаюсь, представляя, как ты это делаешь.

Рассвет розовеет вдали, а я всё ещё пишу. Натуру поэта ничем не исправить! Горько думать, сколько благословенных строк вышли бы из-под моего пера, вдохновлённого тобой. А ведь это письмо таким и вышло… полным любви к тебе.

Вано».

Катя выронила из рук листок, неторопливо опустившийся на пол. Саломея подняла его и, не поборов любопытства, прочитала. Их силуэты оставляли тени от света, что исходил от окна. Обнимаясь на этот раз, ни одна из девушек не сдерживала всхлипов.

Прошло около пяти минут, прежде чем они разомкнули объятья и решились заговорить на тему, которая так беспокоила Вано.

– Будешь моей камеристкой, – требовательно сказала меценатка. – Никто не посмеет обидеть тебя. Я прослежу!

– Нет! – решительно отказалась девушка. – Куда угодно, но только не к вам!

Саломея понимала: в Сакартвело всё дышало её братом. Кто бы захотел добровольно окунуться в живую боль? Она и сама видела его за каждым углом, слышала его голос и смех, улавливала каждый шорох. Но… куда же тогда?

– Значит, в дом наших друзей, – предложила она менее бойко. – У них подрастает чудесная дочка. Ей нужна служанка её лет, которая стала бы ей наперсницей. Ты как раз подходишь.

Катя и на этот раз настойчиво покачала головой. В её глазах читалась недюжинная решимость, когда она подняла их на благодетельницу.

– Спасибо вам большое, Саломея Георгиевна, – молвила она, ни минуты не мешкая, – но я уже решила, куда пойду.

Монастырь?! Такой вариант никогда бы не пришёл ей в голову, но Катя не поддавалась уговорам. Не Шарлотта Бронте ли надоумила юное девичье сердце на столь отчаянный шаг?

– Там ни отец, ни мачеха меня не достанут, – разъясняла свой выбор невестка. – К тому же в монастыре я смогу хранить ему верность, как и хотела.

Саломея молчала, не смея перебивать. Мужественность Катеньки поразила её.

– Я прошу вас о немногом. Будьте так добры, сказать мне, где он похоронен, чтобы я могла его навещать…

Золовка растроганно улыбнулась. Конечно, конечно, она скажет!..

– И… найдите мне хороший храм, где я смогу быть действительно полезна. Больше я вас не побеспокою.

Она пообещала, что подберёт подходящий собор, но подумала про себя украдкой, что сама на подобное никогда не решилась бы.

***

С похорон брата прошло пять дней, а Нино до сих пор казалось, что он просто уехал в Петербург и обязательно напишет оттуда в скором времени. По старой привычке она ждала от него вестей, предвкушая полное цветистых оборотов письмо, в котором Вано любовно обсмеёт недостатки каждого из них, а Давида Константиновича вновь сравнит с медведем или серым волком. Глаза наполнялись слезами, а горло сдавило плотным кольцом. Как им жить без этих писем? Без дорогого дзмы?

55

       Ме шен миквархар (груз.) – я тебя люблю