Страница 90 из 104
Саломея спозаранок не стирала с лица неизменной улыбки и, стоя вместе с новоиспечённым супругом и его дядей в дверях, прокручивала в голове одну и ту же фразу: «Я так счастлива, так рада!..». Другие мысли она упорно гнала.
Шалико и Нино несколько раз пронеслись рядом – неужели в догонялки теперь играли? – Тина всё ещё ходила за старшей и младшей мамидами хвостиком, а Саломея улыбалась, делая всё, чтобы её напускное счастье выглядело правдоподобным. Видя старания жены, и Пето вошёл в роль и приобнял Саломею за плечи, а один раз даже поцеловал. Руки её из своей не выпускал!.. Той самой… с порезом.
«А что он думал? Откуда на простыне кровь? – подумала она с горькой иронией, когда он удивлённо глянул на неё. – Теперь пусть прикрывает позор. Не дай бог кто-нибудь увидит!»
Все подходили и поздравляли молодых по второму кругу, но Саломея не знала, как долго это выдержит. От прикосновений мужа знобило, но она не теряла лица и мужественно выносила смех, поздравления и искренние пожелания, которыми их обсыпáли ни о чём не подозревавшие гости. Смеялась, даже когда желали здоровых детей и гармонии в супружеской жизни. Пустота… она не чувствовала ничего, кроме пустоты.
– Спасибо тебе, милый сидзе! Спасибо, что делаешь её такой счастливой! – прослезился Георгий, который так же, как и все, обманулся безмятежностью невесты. – И вы, милый сват!.. Благодарю вас за достойного джигита для моей дочери!
Мгелико Зурабович побелел от стыда. Для человека, столь высоко ценившего мужскую честь и достоинство, ничто не могло сравниться с подобным унижением.
– Я прошу простить меня, – прогремел он хмуро, чем поразил свата до глубины души. – Мне нужно отойти.
Старый Ломинадзе поспешно покинул их, да и Пето с трудом устоял на ногах. Жена с садистским удовлетворением наблюдала за его смятением, а её глаза кричали: «Смотри!.. Смотри, до чего ты нас довёл!»
Отец, меньше всех понимавший, что стряслось, с удивлением посмотрел на дочь, но она успокоила его кивком головы и ещё одной натянутой улыбкой. Вместе с зазвучавшим пандури к новобрачным потянулись люди, в числе которых оказались и князья Циклаури в сопровождении тифлисского дяди Бадри и его красавцев-сыновей Рустама и Николоза. Позже они, правда, ушли в толпу, когда Вано схватил кузенов за плечи и по-хозяйски увёл танцевать.
Когда Саломея увидела Давида – своего горячего воздыхателя, которому и сама симпатизировала, – силы ей всё же отказали. Если до сих пор она скребла мужество по сусекам, то теперь её затрясло. Дыхание участилось, а взор напомнил щенячий. Вах, ведь счастье было так близко!..
– Саломея Георгиевна, – заговорил он мягким, бархатным тембром, заставившим её кожу покрыться мурашками, а затем ещё и галантно поцеловал ей руку. – Примите мои искренние поздравления.
– Благодарю вас, князь.
Переливистые мотивы пандури усилились, а новобрачной даже показалось, будто музыканты перебирали не струны инструмента, а её собственные нервы. Она бессильно выдохнула, заметив, что Давид уже надел свой парадный тёмно-зелёный мундир, а значит, вот-вот отбудет в полк. Ах, ну и шёл же он ему!.. Как хорошо сидел в плечах, как удобно сужался на талии, выделяя мышцы по всему телу! Из-за духоты в зале молодой князь ещё и расстегнул первые пуговицы на форменной одежде, оголяя шею. Не в силах оторвать от Давида глаз, Саломея ещё раз горячо прокляла Пето.
– Мой швило скоро поедет на войну, – похвастался перед друзьями Константин, пока Георгий и Бадри потягивали из бокалов вино. Стояли они в двух шагах, и молодёжь их прекрасно слышала. – Говорят, при Горном Дубняке произойдёт решающее сражение с турками. Помяните моё слово: он в ней точно отличится!
– Ну что вы, отец! – вежливо отмахнулся сын, а Пето подозрительно сощурился. Супруга в упор смотрела на друга детства, а он на неё. Вот так картина!..
– Мне и правда скоро уезжать, – произнёс Давид, не зная, куда деть глаза: и отец, и прекрасная девушка, которую он потерял навсегда, бесконечно его смущали. – Но я бы хотел оставить о себе небольшую память… в знак моего безграничного к вам уважения.
Саломея ахнула, когда он достал из-за пазухи толстый томик Шота Руставели и неторопливо протянул его ей.
– Это «Витязь в тигровой шкуре», – пояснил он испуганно, потому что она замешкалась с ответом. – В древности её часто дарили невестам на свадьбу.
Она с опаской приняла подарок, а он не сразу выпустил его из рук. Их пальцы на миг соприкоснулись, но, вспомнив о порезе на ладони, девушка быстро дёрнулась назад. Давид нахмурился, но, когда она прижала книгу к сердцу, облегчённо выдохнул. Пето хмыкнул в смоляные усы.
– Я буду бережно хранить её, ваше сиятельство. Обещаю вам.
Лейб-гвардеец кивнул, слабо улыбнувшись, и наверняка бы откланялся, если бы их старики вовремя не вмешались.
– Шота Руставели? – развеселился князь Циклаури, который очень обрадовался находчивости сына. – Ах, какой хороший подарок, милый мой! Чудесная вещь!
– Говорят, – поддержал разговор дядя Бадри, – под псевдонимом Руставели скрывался второй муж царицы Тамары, осетин Сослан-Давид.
– Верно, – согласился с братом Георгий. – Существует легенда, будто в «Витязе…» он восхваляет красоту своей царственной супруги. Прекрасная у них история! С детских лет друг друга любили, а он не сдался даже спустя столько лет.
Саломея и Давид невольно переглянулись и ещё долго не разрывали зрительной связи. Благо их родители слишком увлеклись своим разговором, чтобы обратить на это внимание.
– Первого мужа Тамары называли пьяницей и бездельником, – усмехнулся тифлисский бидза и, понизив голос, поманил к себе собеседников, – но предания гласят, что он был ещё и мужеложником!.. Представляете? Такая умница и красавица, как наша царица, – и столь горькая доля!
Пето поперхнулся вином, которое мирно попивал в стороне. Георгий засуетился вокруг зятя, похлопал его по спине и участливо спросил, что случилось. К счастью, в его глазах читалась только тревога, но ни капли сомнения.
– Всё чудесно, ваше сиятельство, – отрешился он от тестя. – Я лишь немного не рассчитал его количество.
Саломея даже не оглянулась на супруга, пока он пускал пыль в глаза её papa . Сравнивая себя с царицей Тамарой, она буквально кричала своему Сослан-Давиду: «Не уходи, прошу! Не оставляй меня!» Но он не слышал. Не мог услышать…
А ведь он уходил на войну!.. Что, если Давид там погибнет? Вдруг он примет героическую смерть при Горном Дубняке, а ей останется лишь перечитывать подаренную им книгу перед сном?!
– Пусть судьба царицы вас не коснётся, – заключил Давид, сделав шаг назад, а её сердце в очередной раз сжалось от тоски. Чем дальше он отходил, тем больше оно ёкало. – Всего вам доброго, Саломея Георгиевна!
– И вам, Давид Константинович, – промолвила она, почти не дыша. – Пусть вражеская пуля обойдёт вас стороной. Возвращайтесь к нам целым и невредимым!
Он не спеша развернулся и, уже уходя, вновь обернулся в её сторону. Саломея не моргала, чтобы лучше запечатлеть в памяти его черты. Пандури залилось в кульминационном аккорде и резко замолкло. Тогда они видели друг друга в последний раз за последующие пять лет.
– Я вынуждена покинуть вас, – пролепетала она мужу и всем остальным, когда Давид окончательно исчез в толпе. – В этой зале становится слишком душно.
Отец что-то обеспокоенно спросил, но она, конечно же, не услышала его. В ушах звенело. Когда Саломея свернула за угол, где, наконец, скрылась от людских глаз, ничто больше не сдерживало её от рыданий. Только «Витязь…», с которым она впредь не расставалась, грел душу, пока она сидела на холодном полу, прижимаясь затылком к стене.