Картвелеби. Книга первая

– Именно поэтому ты сговорился с моим мужем, чтобы угодить моему отцу? – Сколько иронии сквозило в её словах, сколько боли! – Потому что посчитал это «неважным»?

Чего же она хотела от него? У Давида никогда не получалось правильно выражаться, особенно когда эмоции душили и пригвождали к земле. Он не совладал с ними и на этот раз, что стало последним разочарованием для Саломе. Увидев его беспомощность, его бездействие, она от души забарабанила по его груди руками, будто из последних сил пыталась вывести его на эмоции:

– Как ты мог! Как ты только мог!..

Целые пряди выбились из причёски, чёрное платье покрылось дорожной пылью, пока она ехала сюда, и даже кое-где разодралось, пока она бежала по лестнице, а платок давно слетел на пол, не выдержав всего накала чувств. Зато он просто стоял!.. Просто стоял и молчал!.. Не пытался уговорить её, удержать, оправдаться в конце концов! Что бы сделал на его месте дзма Вано? Да даже Пето уже бы что-то сделал!

С трудом восстановив дыхание, она в последний раз смерила его горьким взглядом снизу вверх и в полном безразличии метнулась к двери. Только тогда Давид как будто очнулся ото сна, сорвался с места и загородил ей путь своей широкой грудью.

– Ты не можешь так просто уйти! – поразительно настойчиво сказал он.

– Ответь мне! – перешла она на крик, вконец позабыв об осторожности, о которой они столько времени пеклись. – Ответь мне, есть ли в наших отношениях смысл, если ты столько времени врал мне?

Он шумно выпустил ртом воздух и потоптался на месте, не зная, куда себя деть. Она наслаждалась, наблюдая за его смятением, но и это удовольствие довольно быстро ей надоело.

– Хорошо, я поступил мерзко. – В конечном итоге нервы сдали и у него, а разговор полился на тон выше приличествующего. – Я поддался соблазну. Хорошо! Но ты ведь знаешь, почему я так сглупил?! Я всегда был искренен с тобой. Всегда таким был!..

Саломея надрывисто рассмеялась, будто эти слабые оправдания всё равно её не тронули, но он не дал ей договорить и решительно двинулся вперёд. В ответ она сделала шаг назад, не позволяя ему приблизиться.

– Я сглупил, потому что любил тебя всю жизнь, понимаешь? Я так долго тебя любил, что, когда мне подвернулась возможность, я просто… потерял голову.

Саломея горячо фыркнула. Не это она хотела от него услышать. Не это!..

– Ты оправдываешь таким образом свой позор? Как ты только смеешь быть таким лицемером?!

– Я не оправдываю себя. Я лишь хочу, чтобы ты поняла меня!

На её лице расцвела скорбная улыбка. Давиду поплохело, когда он подумал, что этой улыбкой она уже похоронила их любовь. Что бы он ни делал сейчас, ничто уже не восстановит их отношения.

– Я просто влюблённый мальчишка, – бессильно выдохнул он, когда эта мысль окончательно лишила его надежды. – Влюблённый мальчишка, который снова оказался не у дел.

Никогда раньше он не говорил так пылко, но та, что через край наполнила его сердце ещё в юношеские годы, опять ускользала от него, словно тень, мечта, неизведанная загадка… Она постоянно манила к себе издалека, после чего исчезала, оставляя после себя пустоту, заполнить которую не могла никакая другая женщина. А теперь, после всего, что между ними произошло в этой самой подсобке, он вряд ли сможет когда-нибудь её забыть! Ну и кто теперь скажет, что жизнь его только баловала?

– Ты спрашивал себя раньше, почему я не вышла за тебя тогда – в юности? – спокойно проговорила молодая женщина, должно быть, уже пережив всю бурю в себе. – Почему я, видя твои чувства, никогда не воспринимала тебя всерьёз?

Саломея подняла платок с пола как ни в чём не бывало, завязала его на голове и гордо вздёрнула подбородок. Какой красивой и даже роковой она выглядела со стороны! Сердце сжималось от тоски по ней.

– Ты никогда не был мне интересен, – безжалостно призналась она и, придвинувшись поближе, едва ощутимо коснулась его руки. – Ты не умеешь завлекать. Не интригуешь. Не волнуешь кровь…

В противовес своим словам она поднялась на цыпочки, слегка приоткрыла губы и прикрыла глаза, а когда он, ведясь на уловку, потянулся за поцелуем, быстро отвернулась и исчезла за дверью.

14

В тот день снова дождило. Через полуоткрытую дверь, которую не затворяли, чтобы все желающие могли пройти в дом и пособолезновать хозяевам об их утрате, шумно раздавался ливень. Он же барабанил по окнам и крыше, дом под которой навсегда опустел.

– Папочка, – захныкал трёхлетний Азиз, кивнув на кровать и лежавший на ней труп. Резо как раз застёгивал последние пуговицы на чёрной жилетке сына, чтобы наконец вывести его к приглашённым. – Папочка, почему мама так долго спит?

– Она не проснётся, швило, – подытожил сгорбившийся муж и поправил галстук на собственном траурном одеянии, приоткрывая для мальчика дверь спальни. – Мама навсегда ушла от нас.

Пето безжизненно прикрыл веки, выходя за ними следом. Тогда он ещё сильнее пожалел, что Андрей не пришёл на похороны из-за ранения и не мог разделить с ним эту ношу. С Вано ничем делиться не хотелось, да и он сам, судя по всему, не мечтал разговаривать.

Старая армянская ищейка в лице Арсена Вазгеновича наверняка заметила, что пуля задела одного из заговорщиков в плечо (уж не его ли собственная?) и сейчас, должно быть, рыскала по всему городу в поисках человека с перевязанной рукой. По этой причине русский товарищ отсиживался дома, пока они с шурином стояли по обе стороны от гроба с Наринэ Арменовной, а Резо, глотая слёзы, принимал соболезнования по поводу её безвременной кончины. Мешки под его глазами и трёхдневная щетина на лице по-настоящему пугали приглашённых. Даже круглый живот, похоже, спустился – ведь со дня смерти жены Резо не проглотил ни кусочка. Друзья и престарелая матушка с трудом заставили его чего-нибудь испить, да и то исключительно ради сына.

Сколько близких они теряли из-за своих тайных предпочтений? Пето сбился со счёту. Смерть Славика любых бы научила уму-разуму, но ведь они, как всегда, проявили свойственную революционерам горячность, за которую судьба ударила их ещё больнее. Резо теперь ничего не хотел слышать о социализме и народниках.

Маленький особняк Чквиани в Ахалкалаки наполнился бесчисленными родственниками покойной. Со стороны её мужа присутствовала лишь пара-тройка лиц, и то весьма номинально. Зато из Тифлиса приехала властная майрик Наринэ вместе с дочерьми и их мужьями, отчитала на чём свет стоял непутевого песа49 и погрозилась забрать внука, если только Резо не переедет в их тифлисский дом и не станет безоговорочно её слушаться. Весь этот разговор происходил при них с Вано. Шурин не поднимал глаз с пола.

Слёзы лились со всех сторон рекой. Женщины, как одна покрывшие головы платками, сидели на диванах в гостиной и, взявшись за руки, хныкали. Весь дом обставили дурно пахнувшими свечами и иконами, и, натыкаясь на них за каждым поворотом, Пето не переставал чертыхаться. Детей, кроме Азиза, сюда, к счастью, не взяли, а мужчины со скорбными лицами пожимали друг другу руки, крестились и мельтешили туда-сюда. Все ждали лишь того момента, когда ливень прекратится и они смогут выехать на кладбище.

– Как это произошло? – спросила Српуи Спартаковна, опираясь на руку одного из зятьёв, а другой сжимала трость. Она только что поднялась с женского дивана и двинулась в коридор, чтобы поговорить с Резо. – Как она умерла?

– Пуля попала в грудь навылет, – ответил ей кто-то из гостей, когда стало очевидно, что супруг усопшей так и не сделает этого самостоятельно. – На той демонстрации никто не видел, кто стрелял и как.

Мужчины, стоявшие у окна, прислушались – дождь перестал накрапывать – и сделали остальным знак, чтобы трогались с места. Младшая из сестёр Наринэ залилась громкими слезами, когда гроб с телом стали выносить на улицу. Отец прикрыл Азизу глаза, а тот и сам уткнулся ему в мягкий живот. Священник шёл впереди, прижимая к груди Священное Писание, за ним крепкие молодцы из числа родни несли гроб, и только потом ступали все собравшиеся.

49

       Песа (армян.) – зять