Страница 52 из 104
– А!.. Глянь-ка сюда! Нино письмо пришло от Сосо Торникеевича! Ну уж нет… так дело не пойдёт! Я уж точно лучше знаю, что ей нужно!
Тимур хотел ответить, что ещё не раздал княжнам их писем, и забрать адресованный Нино Георгиевне конверт, когда её отец спрятал его в верхнем ящике своего стола, который закрыл на ключ, и продолжил как ни в чём не бывало листать свои бумаги.
Управляющий так и застыл с протянутой рукой, потом откашлялся в кулак и смолчал. Спорить с хозяином, когда на дворе так пасмурно? О, нет, себе дороже!..
– Саломее Георгиевне ничего не приходило, – как будто невзначай пробубнил приказчик, невинно смотря по сторонам. Услышав это, Георгий улыбнулся уголками губ.
– А Валентине? – Почтенный муж слегка поднял голову от писем и сразу же надел свои круглые очки для чтения.
– Что-то, кажется, водилось, ваше сиятельство… посмотрите сами.
Князь так и сделал и, отложив несколько бухгалтерских счетов в сторону, стал напряжённо рассматривать конверт, адресованный средней дочери. Человек, подписавший его, имел какое-то странное французское имя и неровный мелкий почерк.
– Ей нездоровится, – оправдывался сам перед собой Георгий. – Не хочу, чтобы тревожилась. Распечатаю его сам. А ты иди, иди!.. Свободен.
– Как скажете, ваше сиятельство, – низко поклонился Тимур и покинул кабинет князя, пока ещё не попал под горячую руку.
После ухода приказчика papa ещё долго не решался на то, чего требовало его суровое кавказское нутро. Никогда раньше он не читал писем своих детей – и к чему в итоге привело его лояльное европейское воспитание? Разве его самого не взращивали в строгости, не прививали уважение к старшим и трепет перед их гневом? Какое бы решение Георгий ни принимал, он всегда оглядывался на родителей и на прадедов: что бы они сказали, как бы поступили? Его собственный отец, прежде чем отсыпать им с братом побои, спрашивал разрешения у своего мама37. Так на Кавказе жили на протяжении веков, так многие живут и по сей день. И, судя по беспорядку под его собственной крышей, именно это и был самый правильный путь воспитания детей.
Князь Джавашвили в последний раз покрутил в руках письмо для Тины, сделал глубокий вдох для храбрости и… разорвал конверт.
Вот о чём писал загадочный автор:
«17 июля 1883 года
Доченька!
MaCherie!
До меня дошли слухи, что ты всё же захворала, заразившись от меня grippe . Ах, как это всё-таки предсказуемо! Теперь тебе нужны постельный режим и неусыпный уход, хотя я и уверена, что твой заботливый отец, конечно же, создаст для тебя лучшие условия. И всё же как стучит, как беспокоится материнское сердце! Ты наверняка стала бы ругаться, если бы я приехала в Сакартвело проведать тебя, но сидеть сложа руки я тоже не могла. Так в итоге и решилась написать тебе.
Мне нужно всего пару строк – что ты в порядке и что тебе понемногу становится лучше. Коль я не буду знать этого наверняка, то незамедлительно примчусь в имение твоего отца и ни на что не посмотрю!.. Да, так безрассудна твоя мать, так сильно она тебя любит, душа моя. Помни об этом всегда и знай, что вина теперь всегда будет лежать на моём сердце мёртвым грузом. Ах, если бы ты тогда не приехала!..
Поправляйся скорее, любовь моя. И пиши, если понадоблюсь.
Искренне твоя,
maman ».
Мир в одночасье рухнул на голову Георгия Шакроевича, и он схватился за стакан с водой, осушив его быстрыми глотками. Принятое решение навсегда поделило его жизнь на «до» и «после», подобно той ошибке молодости, что привела его к сегодняшнему дню. Как часто он жалел о безвозвратно ушедшем времени!.. Но теперь… теперь, когда отец знал, что Тина – и как долго она обманывала его?! – упорно встречалась со своей родной матерью у него за спиной, льстиво улыбалась в лицо и строила из себя невинного агнца, он не мог относиться к ней так, как прежде. Она обманула его доверие, она предала сестёр, предала брата! Разве общение с актрисой театра могло заменить ей настоящую семью, которую он так старался дать ей?
Разве не верно он поступил, когда забрал Тину ещё маленькой девочкой из развратной богемной среды? Кем бы она выросла, если бы осталась с Татьяной? Стала бы такой же, как мать, без сомнений!.. Княжеская стать, балы и уроки французского языка – всё это ей только снилось бы!.. И какой чёрной неблагодарностью она ему ответила?!
Не помня себя от гнева, Георгий так стремительно поднялся со стула, что тот закрутился волчком и долго ещё не останавливался даже после того, как хозяин покинул кабинет. Старый князь всё ещё сжимал злосчастное письмо в руках, и, к счастью, спальня Тины находилась на том же самом этаже, иначе он наверняка перепугал бы своим разъярённым видом не только прислугу, но и Саломе, и Нино.
Впрочем, Нино как раз читала сестре какой-то французский роман, когда papa влетел в комнату, разъярённо сверкая глазами. Младшая дочь громко вскрикнула, поднявшись с места, и прижала к груди книгу. Тина, лежавшая в кровати, чуть приподнялась на подушках и тоже удивлённо посмотрела на отца.
На мгновение Георгий осмотрелся по сторонам, думая о том, какие комфортные условия создал для Тины. Она жила как принцесса, спала под балдахином в комнате с розовыми стенами, и он не поскупился на отдельное фортепьяно в её спальне, чтобы она могла музицировать, когда вздумается. Даже мягкие ковры распорядился купить, чтобы она не ступала босиком по холодному полу и не простудилась лишний раз!.. Белые занавески, в летнюю пору раздувавшиеся от ветра, что проникал в дом сквозь открытые нараспашку окна,… и те создавали сказочную атмосферу! И что же? Каков результат?
– Калишвили. – С трудом сдерживая злость, он указал Нино на дверь. – Оставь нас с твоей сестрой наедине, пожалуйста.
В глазах младшей из княжон читалось столько вопросов, что её papa безгранично обрадовался, когда она не стала их задавать. Покорно присев перед ним в реверансе, она оставила книгу на тумбочке возле кровати Тины и засеменила к выходу. Георгий немного смягчился и поцеловал её в лоб перед тем, как отпустить восвояси.
Повисла тишина, когда отец, ноздри которого раздувались от ярости, большими шагами приблизился к кровати средней дочери и поделился с ней письмом Татьяны.
– Ты можешь объяснить мне, что это значит?
Тина неважно себя чувствовала, но почерк матери узнала, даже не вчитываясь в текст. Девушка устало прикрыла веки и сделала глубокий вздох, а старый князь, наблюдая за её реакцией, нервировался всё сильнее. Ведь она даже не пыталась оправдаться!
– Papa… – безжизненно прошептала средняя дочь. – Я не хочу, чтобы вы злились.
– Об этом тебе следовало подумать прежде, чем встречаться с этой женщиной! – брезгливо фыркнул мужчина, выделяя голосом последнее слово. Тина промолчала, и он стал мельтешить туда-сюда по её спальне, всё ещё хмуря брови.
– Чего тебе не хватало, скажи мне? – разгорячился Георгий, резко остановившись у жалюзи. – Разве я чем-то обижал тебя? Разве как-то выделял от остальных?
– Обижал? Выделял? – Несмотря на больное горло, она тоже перешла на тон выше. – Papa!.. Я благодарна вам за всё, что вы сделали для меня и делаете до сих пор! Я всегда буду вам благодарна…
– Но что же тогда?
– Вы не обижали меня, это правда. Но вы никогда не любили меня так, как остальных. Ни вы, ни мамида…
Князь Джавашвили отмахнулся от этой мысли, сильно всплеснув руками, когда Тина продолжила, изо всех сил сдерживая слёзы:
– Я всегда для всех была бременем, разве не так? И для вас, и для общества, которое в упор меня не видит из-за болезненности! – Громкий, надрывистый всхлип. – Да даже для Нино, которая не может выйти замуж, пока есть я…
– Почему ты не пришла ко мне со своими страхами? – всё мотал головой отец, пытаясь свыкнуться с мыслью, что этот разговор, которого он всегда опасался, всё же состоялся. – Зачем пошла именно к ней?! Разве ты не догадывалась, что мне это не понравится и…
37
Мама (груз.) – папа