Страница 49 из 104
После того, как Пето Гочаевича увели, вечер был безвозвратно испорчен. Друзья и знакомые переглядывались, будто в ступоре, а Вано застыл, не двигаясь.
– Генацвале, – вновь позвал Шалико, – ты в порядке?
– Не приближайся ко мне! – не зная, на ком выместить свою горечь, он в итоге обрушил её на друга детства и бросился к дверям, в которых исчезли армянские приставы.
9
Саломея повернула ключ в замке и прошла в подсобку. Давид сегодня припозднился. А как много всего ей хотелось обсудить!.. Арест Пето на приёме в честь Торнике Сосоевича вызвал огромный переполох не только в свете, но и в их собственной семье. Марксизм? Социализм? Бунт против царя? Что это всё могло значить? Разве её супруг мог быть настолько… неугомонным? Но, возможно, именно эта черта его непростого характера всё-таки принесёт ей… долгожданное освобождение?
Она бережно положила на тумбочку ключ, дубликат которого Давид сделал на случай, если возлюбленная придёт раньше, и стыдливо зарумянилась, вспомнив свой прошлый визит в это место. Диана Асхатовна всё ещё была в отъезде, но, как только она вернётся, им с князем придётся искать другое убежище для тайных встреч. Без ведома директрисы в этой школе не пролетит даже муха! Они и сейчас слишком рисковали, но чему быть, того не миновать, не правда ли?
О его неминуемом возвращении в полк ей пока не хотелось думать. Его отпуск – хоть и довольно длинный по обычным меркам – когда-нибудь закончится, но зато не остынет любовь, которую они питали друг к другу. А что ей расстояние, если и законный муж не стал весомой преградой? Они обязательно что-нибудь придумают, с Дианой Асхатовной или без!.. С отпуском или без!
Молодая женщина провела рукой по бежевой простыне, с трудом подавив улыбку, поднялась с кровати и невесомо коснулась письменного стола в углу. Взгляд её ослепил яркий свет, который проникал в помещение через оконце сверху, и она невольно призадумалась, застыв у секретера.
Саломее шёл девятнадцатый год, когда судьба свела её с молодым Пето Ломинадзе. Случилась эта встреча в салоне княгини Воронцовой в Петербурге. В город на Неве Георгий Шакроевич приехал со своей старшей дочерью, чтобы присутствовать на свадьбе одного из племянников. Тину и Нино, на тот момент совсем малышек, старый князь с собой не взял и оставил на попечении своей незамужней сестры Екатерины Шакроевны. Она же приняла на себя бремя уследить за непоседой Вано и его неуёмным воображением. Зато свою старшую, красивую, утончённую, величавую – одним словом, истинную горянку – старый князь охотно вывел в столичный свет.
Как они и ожидали, присутствие диковинного грузинского князя всколыхнуло воображение петербургских склочниц, которым, как обычно, оказалось нечем занять свои блестящие столичные умы. Однако вместо восхищённых и дружелюбных взглядов Саломея и её отец получали завистливые и ревнивые, но, надо отдать им должное, выносили их с похвальным достоинством.
– Сколько же денег у грузинского выскочки! – прикрывая розовое лицо веером, фыркнула княгиня Куракина, когда князь Джавашвили прошёл мимо неё под руку с Саломеей и, конечно же, всё услышал. – Мы в столице столько не имеем! На нас то и дело сваливаются беды… Бедный наш государь – столько покушений!
– Да, а они в своём зажиточном Тифлисе только и умеют, что пить вино и богатеть! – охотно поддержала подругу графиня Строганова. – Как ни приедешь к ним – столы так и ломятся! Нам бы так…
– Не обращай внимания, калишвили, – украдкой шепнул дочери Георгий, когда заметил, как сильно её задели эти слова. – Если накрытые столы для них – признак богатства, а не гостеприимства и уважения к гостям, то мне их искренне жаль.
Саломея тепло улыбнулась отцу, когда хозяйка салона, чей родственник числился когда-то наместником на Кавказе, возразила, что этот регион их государства далеко не был столь спокойным, как могло показаться со стороны. Достаточно почитать труды безвременно почившего Михаила Юрьевича Лермонтова, внука глубоко почитаемой ими Елизаветы Арсеньевой.
Этот аргумент, пожалуй, пришёлся к месту, и кумушки перешли с родного для княжны Кавказа на неё саму.
Это произошло, когда отец отвлёкся на разговор с кем-то из князей Голицыных и на время оставил дочь одну. Именно тогда до неё долетели жеманные смешки и язвительный хохот:
– Чернобровая горянка! И алый ротик! Ах, загляденье! – иронично отозвалась Куракина и тяжело вздохнула с полным признанием собственного поражения. – Что ни говори, а дочка у него красавица. Интересно, скоро ли он выдаст её замуж?
– За этим дело не станет, – промолвила Воронцова, лениво зевнув. – Поклонники стайками вокруг неё завьются. Любому мужчине такая краса сделает честь. Смотрите же, смотрите! Кажется, Столыпин от неё голову потерял…
– Ох и пища, душеньки, для сплетен! – весело поддакнула Строганова, и три кумушки развязно рассмеялись.
Молодой Столыпин – унылый, непримечательный и чрезмерно светский юноша – успел изрядно извести Саломею своим навязчивым вниманием. Он напомнил о себе ещё раз, когда местные склочницы закончили перемывать ей кости.
– Саломея Георгиевна, – запинаясь, обратился к ней Столыпин, прельстившийся её непривычной для русского глаза внешностью. – Вы бы не хотели сыграть в одну игру? Называется «флирт цветов». Вы, должно быть, слышали. У нас в Петербурге она очень популярна, и…
Княжна измученно закатила глаза. В какой-то момент её захлестнула тоска по дому, и она едва не зарыдала. Девушка осмотрелась по сторонам в надежде приметить знакомые сердцу черты, но вокруг всё оставалось отчуждённым. Ни ковров на стенах, ни расшитых подушек на диванах, и даже музыка без знакомых переливистых мотивов, и всё смех, смех, смех и французский вместо грузинского! Всё, как описывали в своих трудах классики. Тут и шампанское пили вместо вина!..
Светский Петербург нравился Саломее всё меньше и меньше, и она отдала бы все богатства мира, чтобы вернуться обратно в родную Грузию, видеть перед собой не блёклые серые глаза Василия Столыпина, а чёрные с проседью косы мамиды, и тёплые улыбки сестёр, и настоящие эмоции вместо фальшивых улыбок…
Как же отец оберегал их, ограждая от бесчисленных проблем внешнего мира! Вселенная, в которой они жили, была уютной и тихой, но не имела ничего общего с реальностью. Но… как долго papa скрывал бы от них настоящую жизнь и тревоги? Ах, все девушки Кавказа на её месте задались бы тем же самым вопросом!
– Саломея Георгиевна, – немного обиженно позвал ухажёр. – Вы не хотите играть, не правда ли?
Вай! Неужели до него наконец дошло? Она так обрадовалась этому, что и не заметила, как стоявший за спиной Куракиной, Воронцовой и Строгановой человек отделился от них и решительным шагом направился в их сторону.
– Я прошу прощения, ваше благородие, – уважительно заговорил человек, и Саломея подняла глаза с пола, когда услышала родной грузинский акцент! – Вы позволите, если я отведу Саломею Георгиевну к её отцу? Мы – соотечественники, и он попросил меня…
Княжна замерла, посмотрев на незнакомца так пламенно, как это делала Нино, когда пыталась выклянчить у мамиды какую-нибудь сладость. Перед ней стоял молодой человек приятной наружности, высокий, в костюме, который носил аккуратные, ухоженные усы и очень вежливо улыбался. И был грузином! Без каких-либо сомнений!.. Ах, неужели?!
– Конечно, Пето Гочаевич, – с неохотой согласился мучитель. Так Саломея впервые узнала, как звали её будущего мужа.
– Гмадлобт! – горячо поблагодарила она, когда он взял её под руку и, учтиво кивнув Столыпину, увёл прочь от суеты и разговоров. – Я думала, что никогда не избавлюсь от него.
– О, ну что вы! – обворожительно улыбнулся юноша и заговорил на родном для них языке. – Мы – земляки и должны помогать друг другу во враждебной среде.