Картвелеби. Книга первая

Генацвале не заметил его, но зато Шалико открылась прекрасная семейная картина, которая вызвала на его лице улыбку:

– Зачем ты встала? – тревожно спросил младший брат. – Я же просил тебя оставаться в постели.

– Я не немощная, дзма, – отозвалась гордая горянка, а Вано неодобрительно покачал головой. – Могу и сама справиться.

– Вижу, как ты можешь! То-то на ногах еле держишься! – сердито проворчал юноша. – Когда ты снизойдёшь до простых смертных? Вовсе не стыдно просить о помощи!

Приговаривая, Вано увёл Саломею в её спальню, а Шалико дождался, пока брат и сестра скроются из виду, и только потом позволил себе тронуться с места.

Юноша издали услышал, как Нино сокрушалась из-за чего-то, и, подойдя поближе, он заметил перед ней холст, разбросанные карандаши и краски – и сразу всё понял. Он улыбнулся, когда юная княжна кинулась карандашами в стену и немного порвала холст. Приглядевшись, Шалико рассудил, что она была слишком требовательна к себе: холмистые горы, накрытый через край стол и танцующая пара вышли чрезмерно правдоподобно, и он бы замер в немом восторге, если бы восхищение у него не вызвала совсем другая картина.

Она не замечала его, погружённая в творческие муки, а он замер в дверях, не в силах сделать хоть шаг. От неё исходило такое тепло, что его сшибало с ног этой волной. В рёбрах закололо, когда Нино стала бубнить под нос какие-то нелепые, умилительные укоры, которыми бросалась в своего героя, не желавшего ей подчиняться. И рука-то у него не там, где надо! И нога повёрнута так, что героиня наверняка оступится, когда будет с ним танцевать! А что скажут родственники, которыми битком набит стол за их спинами?! Срам, да и только!..

– Шалико! – Её глаза заблестели, когда она рассмотрела его отражение в стекле серванта и сделала попытку встать. Благо он подхватил её быстрее и вернул на пуфик рядом с холстом. – Ты что тут делаешь? Ах, как хорошо, что ты пришёл!.. Мне так скучно, так скучно!.. Расскажи мне последние новости! Очень интересно… хочу обо всём знать!

Нино тараторила, не дав ему вставить слова, но он не возражал и покорно выслушал её излияния до конца. Может, оно и к лучшему! Пройдёт много времени, прежде чем он вернёт себе способность думать и членораздельно говорить.

– Что именно ты хочешь знать? – охотно поддакнул друг и по-детски улыбнулся.

– Твой кузен из Петербурга, – быстро нашлась Нино, чем ранила его в самое сердце. Улыбка медленно сошла с его лица. – Расскажи мне о нём поподробнее. Пожалуйста-пожалуйста, генацвале! Мне говорили, что он ко мне сватается. Ну, ты же его лучше знаешь! Каков он? Красивый?

– Красивый, – хрипло выдавил из себя князь и отвёл глаза. Не дай бог, если она что-то заподозрит!..

– И хорошо танцует? Ты бы доверил меня ему?..

– Нет!..

Нино обиженно осеклась, когда он забегал глазами по холсту, стал увлечённо разглядывать потолок и книжную полку, но так ничего и не объяснил. Положение спасла Тина, появившаяся в кабинете ещё пару секунд назад, но только сейчас решившаяся подать голос:

– Я хотела забрать томик Шиллера для papa, – промолвила она, улыбаясь, и Нино отдала бы всё богатство мира, чтобы понять, о чём сестра в такой момент думала. – Не обращайте на меня внимания! Я мигом…

Загадочно улыбаясь, Тина схватила нужное издание с книжной полки, юркнула за угол и исчезла, словно ретивая птичка-воробей, ещё сильнее всё запутав.

– Я хотел сказать, – с трудом перевёл дух юноша, – что он плохо танцует. Просто ужасно.

Услышав столь горестное признание, княжна надула губки и не обнаружила в себе желания обсуждать Сосо Циклаури дальше. Шалико, похоже, полностью разделял это мнение:

– Если честно, то я сюда не из-за кузена приехал, – промычал он, тяжело вздохнув. – Кажется, мы с Арсеном Вазгеновичем напали на след…

Девушка слегка присмирела, но имя армянского товарища отрезвило её. Нино отбросила кокетство и внимательно посмотрела на приятеля, готовясь в любой момент подставить ему дружеское плечо:

– Что такое? Как именно вам это удалось?

– В «Ахалкалакском листе» написали про завод Мгелико Зурабовича, – заговорил Циклаури-младший. – Отметили, что это, скорее всего, провернули марксисты… Последователи Карла Маркса, точнее!..

– Ах! – Княжна прикрыла рот ладошкой. – У Пето полно статей, посвящённых Марксу…

– Именно! – улыбнулся Шалико, довольный тем, что она так легко его поняла. – Мы решили, что он может быть одним из них, и скоро я поеду на завод Мгелико Зурабовича, чтобы проверить эту теорию…

– Возьми меня с собой! – заклянчила она, а он бессильно рассмеялся. – Ну пожалуйста! Я не хочу пропускать всё веселье!

– Вот ещё! Ты видела свою ногу? Она ещё не зажила. К тому же я уже договорился с Айком Вазгеновичем…

– С Айком Вазгеновичем?

– Да, это городской пристав. Брат Арсена Вазгеновича. Оба Адамяны. И оба готовы нам помочь.

Воцарилась тишина, и несколько секунд молодые люди провели в ней, не найдя нужных слов. Шалико казался обиженным до тех пор, пока Нино крепко-крепко его не обняла. Он прижал её к своей груди и ещё долго не отпускал.

– Будь осторожен, генацвале, – ласково зашептала девушка и невинно улыбнулась. Его сердце пропустило удар, когда он увидел её такой податливой. – Не оплошай там, с заводом! Не попади в беду!.. Я не вынесу.

«А я не вынесу, – подумал Шалико, хотя наяву строил из себя саму невозмутимость, – если придётся отдать тебя Сосо. И что ему только не сиделось со своей Лизонькой в Петербурге!..»

8

В тот день в Сакартвело пришло два письма, предопределивших дальнейшую судьбу Саломеи и Тины. Каждая из них, погружённая в свои собственные думы, так и не заметила, как переполошилась другая от визита приказчика, но зато Нино, которая не получила ни одной весточки даже от подруг из пансиона, где когда-то училась, не преминула удивлённо посмотреть сёстрам вслед.

Спустя полчаса Саломея и Тина зашуршали пышными юбками внизу, и Нино, вслушивавшаяся во все звуки из гостиной, сорвалась на первый этаж, чтобы поймать сестёр с поличным. Она успела к тому моменту, когда девушки встретились на лестнице и так друг на друга посмотрели, что младшая из княжон уверилась в своих опасениях.

– Я слышала, ты собираешься в Ахалкалаки, чтобы навестить Диану Асхатовну, – натянуто улыбнулась Тина, убрав сбившийся локон волос за ухо. Она оделась совсем не по-домашнему и наверняка не один раз продумала в своей голове этот диалог.

– Да, – непринуждённо рассмеялась Саломея, стараясь не вспоминать свою последнюю встречу с этой женщиной. – На днях она уедет домой в Крым, и, поскольку мы стали большими подругами, мне хочется повидаться с ней перед разлукой.

– Ах! – закатила глаза средняя сестра, не заметив, что Саломея надела своё лучшее платье и слишком замысловато уложила волосы для простой дружеской встречи. – А мне бы раздать милостыню тем детишкам из церкви Святого Креста! Ты помнишь, в прошлый раз мы с Давидом Константиновичем…

– Я помню, – поспешно отрезала старшая, что не ускользнуло от внимания Нино, наблюдавшей за этой сценой из-за угла. – Ты бы хотела, чтобы я взяла тебя с собой?

Саломея довольно быстро раскусила сестру и постаралась взвесить, насколько сопровождение Тины будет для неё обременительным. За этим делом она в очередной раз вспомнила письмо Давида, которое перечитала за сегодняшнее утро не менее десяти раз. Он писал… не прямо, подписав конверт именем Дианы Асхатовны, чтобы домашние ничего не заподозрили:

«5 июля 1883 года

Сударыня,

Вы имеете полное право злиться на меня, поскольку я использовал честное имя Дианы Асхатовны, чтобы обратиться к Вам в такой форме, но у меня не осталось сил молчать. Моё сердце требует, чтобы его поскорее раскрыли, и, поскольку события того злосчастного пожара, когда Вы… когда я…

Я люблю Вас, Саломея Георгиевна! Я люблю Вас так сильно, что мне самому становится страшно от наплыва этих чувств. Так зависеть от другого человека!.. Шутка ли? Каждый раз, когда я вижу Вас, мне не хватает воздуха, я задыхаюсь от нахлынувших эмоций, мне хочется кричать от них. Когда же Вас нет рядом, то мне… бесконечно грустно, все краски мира для меня тускнеют и блёкнут, а существование теряет смысл. Вы скажете, что я наверняка не раз говорил эти слова петербургским красавицам, но увы и ах!.. Я несчастен настолько, что ни одна из них никогда не вызывала во мне переживаний, хоть сколько-нибудь похожих на эти.