Страница 38 из 104
– Занимайся своими делами, милая даико, – учтиво ответил Шалико, забирая у неё томик Гёте. – Ах да, прости! Я и забыл, что их у тебя никогда не водилось!
– Водились бы свои дела, – с готовностью поддакнула Софико, – не лезла бы в чужие!
Дариа Давидовна, проявлявшая чудеса терпимости, подошла к детям и стала выяснять, что между ними стряслось, когда муж сделал Софико жест, чтобы та возвращалась за фортепьяно, и забегал глазами по строчкам:
– Вы только послушайте! Земля и правда круглая! – поделился он с семьёй, и на время все позабыли собственные тревоги. – Помните другого свата Джавашвили… Мгелико Зурабовича Ломинадзе? Тут такое пишут про его завод!
Услышав это имя, Шалико мгновенно поднялся с места. Переживания, связанные с Нино и её возможным сватовством, сильно истрепали ему нервы, но он не забывал об обещании, которое дал Арсену Вазгеновичу в злосчастный день после бала. Они с Нино условились, что будут ждать подходящего момента, чтобы вывести Пето Гочаевича на чистую воду. И хотя Шалико не мог знать, когда наступит этот момент, дядя Ломинадзе заставил его сбросить мечтательную хандру и прислушаться. Разве можно и дальше страдать, будто тот самый Вертер у любимого Гёте, когда становой дал ему столь ответственное задание и изо дня на день ждал новостей?
– И что там пишут? – задумчиво протянул юноша и встал у отца за спиной. «Беспорядки на самом крупном винодельном заводе Ахалкалаки»! «Открытый бунт, или Чего ожидать от простого народа?» «Четверо неизвестных побуждали рабочих оставить Мгелико Зурабовича или требовать для себя других условий труда»! Неповиновение! Непослушание! Мятеж!
– «Заговорщики скрылись с места преступления, как только жандармы приехали на завод, – зачитал Константин Сосоевич, а Дариа Давидовна, разливавшая чай по кружечкам для Софико и Ламары, нахмурила брови. – Городской губернатор, а вместе с ним и сам Мгелико Зурабович Ломинадзе, не сомневаются, что орудовавшие на заводе бунтовщики являются марксистами, то есть приверженцами модного экономико-политического течения, пришедшего к нам из Запада. Оно базируется на трудах Карла Маркса и ставит во главе угла труд рабочих. Бунт удалось подавить, но рабочие на заводе до сих пор через одного повторяют цитаты из “Капитала” и грозятся покинуть завод, если им не станут нормально платить»…
Шалико вырвал у отца газету и жадно вчитался в её содержимое. В висках запульсировало, когда он вспомнил те вырезки из столичных газет, которые они с Нино нашли в загадочном ларчике, но на которые не обратили внимания, увлёкшись романтическими стихами и дневником. Имя Карла Маркса не раз украшало те заголовки, но разве это могло быть случайностью?
– Мне нужно написать парочку писем. – Парень поспешно вернул газету papa и, поцеловав в щёчку мать, бросился к лестнице на второй этаж. – Обедайте без меня, хорошо?
Ошарашенные родители переглянулись, пожав плечами. И когда их средний сын успел стать таким серьёзным и взрослым? Когда у него появились столь неотложные дела, что он не может пообедать в компании родителей и сестёр? Как же быстро летит время!
Очутившись в своей комнате, Шалико кинулся к рабочему столу и стал писать Арсену Вазгеновичу в становую квартиру. Письмо получилось пространным. Он просил у пристава разрешения поехать на завод Мгелико Зурабовича, так как недавние беспорядки, связанные с именем Карла Маркса, показались ему подозрительными. Судя по газетным вырезкам, которые они нашли в тайном ларчике Пето Гочаевича, эти события могли быть связаны, но даже если нет, то это следовало исключить!
Юноша трясущимися руками отдал письмо горничной и стал ждать от армянина вестей. Время потянулось мучительно долго, и он невольно задумался о Сосо и его матримониальных планах. Ах, да это ведь сплошная пытка – сидеть сложа руки, да и в гимназии он никогда не терял столько времени впустую!..
Ответ пришёл к пяти часам вечера, и юный князь вырвал его из рук посыльного. Оказавшись в спасительной тишине, парень распечатал конверт. Арсен Вазгенович писал размашистым почерком, а Шалико стал слышать его неповторимый армянский акцент:
«3 июля 1883 года
Мой юный друг!
Ваше сиятельство,
Спасибо, что так горячо ратуете за наше совместное дельце. Будь у меня больше неоценимых союзников, ни одно преступление не осталось бы безнаказанным в нашей волости. Да что там в нашей волости – в целой империи!
И всё остальное, что я говорил при нашей последней встрече, всё ещё остаётся в силе. Вы и правда далеко пойдёте! Признаться, я и сам заподозрил что-то, когда прочитал в “Ахалкалакском листе” о беспорядках на заводе Мгелико Зурабовича. Но после вашего признания о газетных вырезках в личных бумагах Пето Гочаевича… Что ж, дыма без огня не бывает, и я полностью согласен с вами, что нам следовало бы поехать на завод и поговорить с рабочими. Впрочем, я бы не советовал вам соваться туда в одиночку: вы очень многообещающий молодой человек, но всё ещё юны и можете накликать на себя беду. Сам я, к сожалению, не смогу составить вам компанию – жена не на шутку захворала, и последние несколько дней я не отхожу от её кровати.
Но, быть может, вы утешитесь той мыслью, что я уже поговорил с Айком Вазгеновичем Адамяном – о нём вы могли быть наслышаны как о городском приставе Ахалкалаки и моём любезном старшем брате, – и он с превеликим удовольствием согласился сопровождать вас. Он готов принять на себя все неудобства, которые может принести с собой эта поездка.
Я спешу заверить вас, что вы можете ему доверять и лично списаться с ним, чтобы обсудить детали вашего совместного предприятия.
Со своей стороны я желаю вам удачи, ведь в нашем деле… это залог успеха!
Ах да! Поцелуйте от меня худенькие пальчики прелестной подруги и передайте Нино Георгиевне самые пламенные приветы от её старого армянского друга. Не сердитесь, коль вызвал у вас щепотку ревности, мой юный друг. Куда мне с вами тягаться!
Обязательно напишите мне, как только что-то узнаете, и, пожалуйста, не пропадайте!
Буду ждать от вас вестей,
Искренне Ваш,
Арсен Вазгенович Адамян».
Шалико запечатал конверт и не переставал улыбаться, пока обдумывал содержание этого письма. Мысли путались, и он припал к окну, истрепав на голове кудри.
– Он дал адрес. – Сжимая в руках бумагу, юный князь смотрел сквозь оконную раму на мельтешивших прохожих и кусал губы в нетерпении. – Надо отправиться к Айку Адамяну и договориться обо всём. Но сначала… Нино.
Юноша выбежал из комнаты и, перепрыгивая через две ступеньки, спустился в гостиную к родным. Дариа Давидовна разливала по кружечкам вечерний чай, и Шалико остановился на секунду у дверей, чтобы ответить на встревоженный голос отца:
– Я поеду в Сакартвело – проведать Нино Георгиевну! А потом навещу кое-каких друзей в городе. Не ждите меня к ужину!
Входная дверь с грохотом захлопнулась, а через мгновение он зашагал по жарким, многолюдным улицам Ахалкалаки. Дорога до Сакартвело заняла около двух часов со всеми пересадками.
– Не виделись несколько дней? – снисходительно рассмеялась Саломея, страдая приступами кашля после пожара в Мцхете. – Успел соскучиться, генацвале?
– Привёз приветы от родителей, – не стушевался Шалико и галантно поцеловал ей руку. Его не на шутку насторожили вымученная бледность её лица и странный, безжизненный огонь в глазах, от которого становилось страшно. – Заодно решил заглянуть… спросить, как её нога.
– Всё отлично. Разве что не скачет, как стрекоза, – бесцветно улыбнулась даико и кивнула на женский кабинет, куда они по очереди уходили, когда хотели уединения. – Иди навести её. Она будет очень рада.
Саломея Георгиевна удалилась своей медленной, вымученной походкой вглубь гостиной. Шалико проводил её тяжёлым вздохом и чуть не подхватил на ходу, когда она свернула за угол, держась за мебель. В конечном счёте это сделал Вано.