Секретное счастье

– Ветхие правила не поменяешь в одночасье, – убежденно говорил, жестикулируя, молодой правитель. – Законы – столпы государства. Но постепенно, после совещаний с правоведами, я установлю новый порядок. Сельчане получат гораздо больше прав, чем имеют сегодня. Что ты думаешь об этом, Бен?

– Полностью поддерживаю. Я за равноправие, Ваше Величество, – сухо отозвался Берри.

Он думал сейчас не обо всём обществе, а только о прекрасном парне Дене, которого из-за нерасторопности бестолкового графа Бенджамина Розеля, наверное, уже лишили головы. Берри готов был оттаскать себя за кудри за то, что он, досконально зная все тонкости морского кодекса, не вник в законы родного королевства. Не выяснил, что суд над сельчанином – формальность, а расправа вершится мгновенно. Если бы он знал, то еще вчера добился бы встречи с королем! А он? А он?! Беззаботно, как пацан, катался с матерью и сестрами по торговым центрам, разбрасывался деньгами, смеялся, шутил, вкусно ел, весело болтал с Миленой. Зажег в маленькой Элли светлый огонек надежды. И теперь он погаснет… «Я виноват, виноват, и нечего оправдываться!»

Впереди появились две островерхие серые башни, похожие на отточенные карандаши, украшенные колокольчиками, – въезд на Малую столичную площадь. Башни были опутаны серебристыми цепями – когда-то служившие укреплением, а теперь – декором, на шпилях развевались темно-синие флаги. В прежние годы в бойницах дежурили дозорные, но этот пост уже двадцать лет как сняли. «А зря! – сумрачно подумал Берри. – Если бы там была телефонная связь, можно было бы позвонить дозорным и сообщить, чтобы отменили казнь. Если она еще не свершилась».

Берри не просто видел смерть, он не раз сталкивался с ней лицом к лицу. Но одно дело – безумная горячка сражения, когда то ли ты, то ли тебя, а другое – жестокая казнь, хладнокровное убийство. Ему казалось, что королевский автомобиль приедет на площадь как раз в тот момент, когда палач, довольный хорошо выполненной работой, выпрямится на залитом кровью помосте, вскинет за волосы мертвую, страшную голову того, кто еще недавно был добродушным парнем Деном, и горделиво покажет ее похолодевшей от ужаса толпе.

Берри обратил внимание, что народу собралось немного. Или уже разошлись?! Да нет, скорее всего, большой толпы и не было… Что тут делать, на Малой столичной площади? Жилые кварталы далеко, а здесь нет ни скверов с клумбами, ни парков с аттракционами, ни салонов и магазинчиков с сувенирами. О неприглядном зрелище людей теперь заранее не предупреждают, только соблюдают традицию: кто увидит, тот и увидит.

Кортеж загудел, въехал цепочкой на площадь – народ, переглядываясь, расступился. В два счета наведя порядок, стражники встали навытяжку, – мгновенно поняли, кто прибыл.

Стражников было гораздо больше, чем случайных прохожих. Отдельно они охраняли небольшую, но мятущуюся, волнующуюся, бурлящую группу людей, чьи руки были закованы тяжелой цепью. Берри сразу это заметил, и у него подпрыгнуло сердце от невыносимой несправедливости. Вот они – ребята из села Ключи, которые прибыли просить об освобождении Дена! И сами оказались в кандалах, будто кровожадные пираты или грабители.

Из окна машины, сколько ни приглядывайся, невозможно было разглядеть, что происходит на невысоком помосте. Но, когда автомобиль, еще раз дав гулкий протяжный гудок, остановился, Берри, бросив отчаянный взгляд на короля, забыв про протокол и этикет, мгновенно распахнул дверцу. Бесцеремонно оттолкнув стоявших на пути людей, не обращая внимания на всеобщий переполох, вызванный появлением короля, он кинулся к кривому, наспех сбитому временному сооружению из досок.

И сразу же увидел плечистого палача, облаченного в красно-черный балахон, опирающегося на непомерно громадный, бутафорский какой-то топор.

И только потом – Дена.

Глава 45. Морской принц

Ден стоял за плечом палача, походившего на бесформенную черно-красную гору. Берри не сразу узнал давнего приятеля, даже засомневался – тот ли этот парень, которому они с ребятами когда-то подарили новую гитару. Был он похудевшим, осунувшимся, глаза, очерченные неровными коричневыми кругами, казались совсем светлыми, почти молочными. Колючая щетина и серая арестантская роба сильно его старили.

Но, приглядевшись, Берри убедился – это он. Те же рыжеватые волосы, только взъерошенные, те же твердые упрямые скулы. Только лицо стало совершенно белым, как мука, и взгляд другим – неживым, потухшим. Держался Ден прямо, стоял каменно, крепко сплетя привыкшие к работе пальцы, – запястья прочно связывал колючий шпагат. Он стеклянно смотрел наверх – на безмятежно голубое небо с пушистыми облаками. А палач, опираясь на гигантский топор, что-то пришептывал – сквозь прорезь капюшона было заметно, как быстро шевелятся его губы.

Берри с изумлением понял, что они успели к изуверской церемонии, называемой молитвой палача. Перед казнью палач должен произнести вызубренную короткую речь, оправдывающую свершение правосудия, – в этот раз это выглядело особенно лицемерно. Только говорить принято не тихо, а громогласно, вслух, в железный рупор – так, чтобы слова слышал и повторял собравшийся на площади народ и даже сам человек, приговоренный к смерти.

Но в этот раз рупора у палача не имелось – видно, было решено не добавлять масла в огонь. Сельчане, скованные кандалами, и без того были взбудоражены. Седой мрачный распорядитель – начальник тюремной стражи – стоял навытяжку, крепко сжимая не пику и не алебарду, а новенькое ружье последней модели, и цепко оглядывал глазами толпу.

А приговоренный угрюмо молчал.

Всё это Бен заметил в один миг, когда с накатывающей радостью – Ден жив! – поспешил, прихрамывая, к помосту. Он схватился за кортик и на ходу выдернул из внутреннего кармана капитанское удостоверение.

– Именем короля! Остановите казнь! – звонко закричал он – и увидел, как Ден обернулся, как распахнулись его глаза.

– Стоять, капитан! – двое крепких стражников, очутившихся возле шатких, похожих на кое-как сбитые ящики, ступеней преградили путь наточенными блестящими алебардами. У Берри мелькнула мысль, что сейчас, отбросив средневековую мишуру, его вполне могут пристрелить – и по закону окажутся правы.

– Слушать всем! Королевский указ! Казни не будет! – раздался трубный голос глашатая. Берри не сразу понял, откуда он доносится, но потом сообразил – с правой башни. Оглянулся, увидел возле бойниц серые громкоговорители – и здесь привычная современность.

Площадь пораженно загудела. Парни в париках и расшитых камзолах по-прежнему надежно смыкали крест-накрест алебарды, но взгляд их стал озадаченным и туповатым.

– Может, пустить его? – пробормотал один, помоложе, подбородком указав на Берри. – Говорит же, «именем короля»…

– Ты что?! Тогда у нас головы полетят! – тут же отозвался второй.

Народ замер, стражники вытянулись – из черной машины вышел молодой король. В сопровождении дворцовой охраны – одинаково высоких и крепких мужчин с непроницаемыми лицами, в алых мундирах с золотыми эполетами – он быстро прошагал к помосту. Среднего роста, худощавый, с острым мальчишеским подбородком, король в искристой красной мантии выглядел вполне солидно, хотя корона поблескивала не на парике, как полагается, а на коротких темных волосах.

Стражники мгновенно разомкнули алебарды, почтительно поклонились, пропуская правителя и его охрану. Король мимоходом кивнул Берри, и тот шагнул следом. Ему очень хотелось подойти к Дену, застывшему, как ледяная фигура, но он не имел права опережать короля.

Правителю передали микрофон – обычную металлическую трубку, похожую на большое мороженое.

– Властью, данной мне небом и государством, я, король Максим Четвертый, отменяю казнь подданного – сельчанина Дениса Дина, – уверенно расправив плечи, отчеканил молодой властитель. – Новые обстоятельства дают мне право даровать свободу… – он перевел дыхание. – Даровать свободу сельчанам, которые явились в столицу, чтобы спасти своего товарища. Объявляю также, что с этого дня все уроженцы сёл имеют право беспрепятственно посещать любые города королевства, не предъявляя при этом документов об особом разрешении. Также будут изданы новые указы во имя достойной жизни всех подданных, в том числе деревенских жителей.