Секретное счастье

– Да я был бы рад и вовсе не разговаривать… – протянул Иголтон и тоже встал, голос его окреп. – Да вот приходится, раз явились среди ночи! Повторяю, терпеть не могу такие дела! Интрижки эти. Кто там кого завлек, давай разбирайся, а парню, между прочим, смертная казнь грозит! – резко обернувшись к побледневшим Милене и Элли, он почти закричал: – Что вы делаете? Сначала гуляете где попало, головой не думаете! В итоге вы – в золоте, а парень – в наручниках. А потом приходите: ночь – полночь, в слезах, в панике! Передумали, мол, отпустите красавчика, так хорошо с ним было, мы еще немного поразвлекаемся. А если надоест, снова сдадим. Так?

– Что вы несете?! – воскликнула Милена и в бешенстве вскочила. – Какое вы имеете право так разговаривать? Я завтра же… то есть сегодня же!.. буду жаловаться главе управы!

– Да жалуйтесь хоть королю… – вздохнул Иголтон и снова стал утомленным и печальным. Он не спеша уселся в свое кожаное кресло, постучал карандашом по столу. – Знаете, господа, не ваше дело первое, не ваше последнее. И глаз у меня наметанный. Когда парень виноват, я сразу вижу, меня не проведешь. И такого не жалко: натворил – пусть головой отвечает. А вот если он по молодости, по глупости, по общему согласию с дорогой кралей связался…

– Не смейте так! – резко перебил Генриор. – Соблюдайте приличия!

– Да ладно вам. Ну, хорошо, с дворяночкой. Так сойдет? Связался – и завяз! Родители девицы кудахчут, девочку в пансионат, мальчика – за решетку. Ведь закон такой! Погулял – значит, была связь. Даже если он ее пальцем не тронул – виноват. И жизнь парня – пополам. А то и вообще жизни лишится.

– А я не помню такого! – горячо возразила Милена, крепко схватив Эллину ледяную руку. – Если и были такие ситуации, то много лет назад! И у нас совсем иной случай! Генриор, скажите!

– Я спрошу только одно, – тихо, но четко произнес Генриор, прислонившись к стене. – Что мы должны сделать, чтобы Денис Дин был освобожден? Как вижу, Иголтон, вы тоже в этом не заинтересованы, и человек вы порядочный, хотя надеваете иной раз маску пошляка.

– Ничего, – серьезно сказал Иголтон, поправив очки. – Нельзя сделать ровным счетом ничего. Бумага есть, и она подписана двумя представителями дворянства. Плюс фотодокументы. Плюс сам обвиняемый не отрицает связи. Закон есть закон. Тюрьма есть тюрьма. И сами понимаете, тюрьма – это еще в лучшем случае, а в худшем… Позвольте не повторять.

– Нет! – воскликнула Элли. Она долго сдерживалась и наконец горько заплакала – затряслись плечи, рассыпались золотые волосы. – Что я натворила! Что наделала!

Милена схватила Элли, прижала ее голову к своей груди, беспомощно глянула на Генриора.

– Дамы, можно попросить вас выйти? – вдруг жестко сказал Генриор и обернулся к Иголтону. – Разрешите поговорить с вами наедине?

– Да пожалуйста! – тот пожал сухими плечами. – Было бы о чем.

Милена бросила на Генриора выразительный взгляд, но подумала и спорить не стала, взяла за руку Элли. «Пусть мужчины побеседуют, – шепнула она сестре. – Может, договорятся».

– Скажите, Иголтон… – произнес Генриор, когда дверь захлопнулась. – Кто подписал эту бумагу? Кстати, я не просто помощник, я официальный представитель графа – отца этих девушек.

Генриор сунулся было во внутренний карман, но Иголтон остановил его:

– Не стоит предъявлять корочку. Она мне совершенно не нужна.

– Я не документ ищу, – мотнул головой Генриор.

– А что? Надеюсь, не пистолет? – ухмыльнулся Иголтон, но глаза его за очками нехорошо блеснули.

– Нет. Вот таблетки от головной боли, очень хорошие и дорогие. Выпейте. Вам будет легче.

Иголтон посмотрел на Генриора с любопытством, но блестящий блистер с синими мелкими таблетками взял. Повертел его в костлявых ладонях, щелчком выбил таблетку, кинул под язык. Налил в граненый стакан воды из пузатого, не слишком чистого графина, выпил залпом.

– Терять мне нечего, надеюсь, полегчает, а нет, так лучше помереть от неизвестной таблетки, чем век мучиться на этой дрянной работе, – ухмыльнулся Иголтон. – Кстати, как вы догадались, что у меня болит голова?

– Вы выглядите утомленным. Не беспокойтесь, я не отравитель и уж тем более не чародей. Это всего лишь отличное обезболивающее.

– Так что вы пристаете с расспросами? Я все сказал вашим дамам. Раз есть бумага с двумя подписями, будет тюрьма. И стоит только надеяться, что тюрьма, а не плаха. Кстати, ваше имя?

– Генриор Ларос. Так кто же подписал этот документ?

– О, в этом кабинете допрашивать могу только я! – рассмеялся Иголтон, показав длинные желтоватые зубы. – Да и какая вам разница, Генриор Ларос? Такие дела не имеют обратного хода.

– И всё-таки? Я думаю, что бумага составлена не здесь, а в замке сразу же после происшествия. Так кто же поставил автографы? Дайте угадаю. Первая подпись – граф Андреас Розель, так?

– Допустим.

– Да уж... Этот мальчишка давно отбился от рук. Но кто же второй? Кто-то из гостей? Неужели герцог Крис Готц?

– Совершенно верно.

– Да… – протянул Генриор и замолчал. Наконец он глубоко вздохнул, посмотрел на Иголтона, сказал с тоской: – Я думал, что лучше разбираюсь в людях. Андреас – это понятно, он с детства был таким. А вот Готц мне казался довольно добрым человеком. Он же прекрасно понимал, какую роль сыграет его подпись. Конечно, разбитые чувства, ревность – это понятно. Но ведь если бы не второй росчерк, дело обошлось бы банальным арестом. Уж точно не плахой. Так?

– Возможно, и так. А может, и нет. Теперь не узнаем.

Генриор подумал, сказал осторожно:

– Иголтон, я буду с вами предельно откровенен. Мне, по большому счету, нет никакого дела до этого парня. Как по мне, так лучше бы его вовсе не было! Тогда бы я сейчас спокойно спал, а не стоял тут у вас в кабинете. Но мне не безразличны девочки, что плачут в коридоре. Элли – чистая, светлая душа. Эта история может сломать ее и привести к непоправимому. Знаете, однажды я с подобным уже столкнулся. Подростки такие непредсказуемые… – припомнив что-то тяжелое, страшное, болезненное, Генриор перевел дыхание и продолжил: – У меня нет своих детей, и графские девочки для меня как родные. Если с Элли что-то случится, ее отец не переживет. Да, знаете ли, и я... Иголтон! Должен быть какой-то выход! Что, если мы уничтожим этот документ и составим иной, не такой бескомпромиссный?

– Предлагаете взятку? – помолчав, поинтересовался Иголтон.

Глава 17. Благодарю за таблетку

– Я предлагаю не взятку, а сделку, – сухо сказал Генриор и поправил седые волосы.

– Ну как вы не понимаете, это бесполезно! – в голосе Иголтона плеснулась досада. – Письмо зарегистрировано, копия у главы управы, вторая – в редакции. Да-да, не смотрите на меня так, таковы правила – передавать в газету любые сведения, касающиеся дворян. Завтра выйдет статья. Ничего не изменить.

– Даже если граф Мишель Розель, отец Элли, лично приедет в управу?

– Да. Это только добавит шумихи.

– Даже если граф Андреас и герцог Крис придут, чтобы забрать документ?

– Именно так. Но бумагу им уже никто не отдаст.

– Черт побери… – проговорил Генриор, тяжело опускаясь на черный кожаный диван. – Но ведь должен быть какой-то выход! Вы столько лет здесь работаете! Подскажите, помогите нам, в конце концов!

Генриор снова сунулся было в карман, но Иголтон остановил его:

– Если вы хотите дать мне денег, знайте – не возьму. Даже не думайте.

– Нет, я не за деньгами.

– Таблетка мне тоже больше не нужна. Кстати, благодарю вас, мне полегчало.

– Посмотрите. Это портсигар. Старинное серебро, редкая чеканка. Мне его подарил граф за хорошую службу лет пятнадцать назад. Я давно бросил курить и ношу портсигар как сувенир. Поверьте, эта вещь ценная не только как память, она просто ценная, антикварная. Но не дороже спокойствия графа и Элли. Возьмите и скажите, что нам делать.

– Всё-таки вы пытаетесь меня купить… – разочарованно развел руками Иголтон. – Не нужен мне ваш портсигар. Хотя ваше искреннее стремление помочь, по сути, чужим людям меня потрясает.