Чистильшик

Я прогуливаюсь по коридорам, думая о том, как сильно изменился наш мир за каких-то три дня. Люди проходят мимо меня поспешным шагом, склоняя головы. Остановятся на мгновение, чтобы бросить быстро: «Привет, как дела?», и умчатся, не дожидаясь ответа.

Теперь люди шепчутся между собой. А когда-то говорили обычным голосом, время от времени что-то весело выкрикивая. Вытер украдкой слёзы, заменившие взрывы смеха.  Забавно, как мало нужно, чтобы гнилая подкладка такого на первый взгляд идеального мирка проявилась сквозь тонкое напыление.

Все боятся, что душегуб нападёт вновь.

4

Очередное убийство оказалось столь же неожиданным, как первые два, несмотря на то, что все были так напуганы, что почти его жаждали. И ни усиленная бдительность охранников, ни приказ коменданта, чтобы не ходили по одиночке, а всегда как минимум парами, ни запрет на выключение дневного освещения между десятью вечера и семью утра. На этот раз душегуб перехитрил всех и ударил там, где никто не ждал.

В тюрьме.

Тело Зефека нашли в пятницу утром. Он лежал на полу, прикрытый одеялом, на куче тряпья, служившей ему кроватью. Похоже, что просто умер во сне, что не было бы странно у человека в его возрасте, если бы не одна маленькая деталь: в кармане его брюк обнаружили упаковку диазепама. Пустую.

Конечно, у него не было при себе никаких таблеток в воскресенье, потому что вовремя допроса был тщательно произведён обыск. Возможно, даже чересчур тщательно при таких обстоятельствах, но времена, когда чтили право на личное пространство потенциального убийцы, давно прошли. Основные умозаключения привели коменданта к выводу, что даже если старик хотел покончить жизнь самоубийством, кто-то должен был ему в этом помочь. А это уже преступление, сопоставимое по тяжести с убийством.

Никого из присутствующих (а кроме меня там были от силы ещё два-три человека) не удивило, что мгновение спустя в коридоре первого уровня раздался мерный топот военных ботинок, ударяющихся о бетонный пол. Норберт и Мартин снова посетили небольшой лазарет, где располагалась комната с четырьмя кроватями и кабинет доктора. Раньше они были здесь, чтобы спросить доктора о яде, которым отравили Бенио.

Я сижу в расположенном рядом клубе, называемом нами библиотекой, хотя здесь стоят всего два стеллажа с книгами. Я только что прочитал «Преступление и наказание» Достоевского. Удивительно вовремя.

Комендант сначала прикладывает ухо к двери, хмурится и говорит что-то юноше. По губам я читаю, что этот парень, наверное, неплохо развлекается со своей медсестрой. Комендант громко стучит - пожалуй, даже несколько чересчур громко.

- Стефан! - зовёт он.

Юноша хихикает, услышав снаружи что-то, чего я, к сожалению, услышать не могу. Полминуты спустя дверь открывается и входит красный как рак доктор Стефан. Все мы знаем, как эти двое относятся друг к другу. И, теоретически, это не должно вызвать проблемы. Но то, что их объединяет работа, а не свадьба, что Анета почти в два раза моложе доктора, и что уже несколько раз их застали в недвусмысленных ситуациях, привело к тому, что люди смотрят на них косо.

- Простите, Норберт, не ожидал…

- Ясно, что не ожидали! Кто ждёт гостей в кабинете врача на неделе в восемь утра!

- Я думал, дверь заперта. Ещё раз извините, - доктор перестал притворяться кротким, и неожиданно сменил тон на официальный. - Чем обязан визитом господ в столь неподходящее время?

- У вас ничего из аптечки в последнее время не пропадало?

- Не проверял. А что?

- Кто-то закинул Зефеку пачку диазепама, - вмешался Мартин, - а тот съел все и пошёл спать. Навечно, если вы понимаете, о чём я.

- Понимаю, - доктор, казалось, совсем растерялся. Когда он понял, зачем мы пришли, его лицо исказилось от ужаса. - Но я не имею с этим ничего общего!

- Следствие покажет, - сказал комендант.

- Сначала ужасный яд для Бенио, теперь диазепам для Зефека… Ну-ну. Кто-нибудь здесь играет в Доктора Смерть? - спросил юноша. Норберт сразу же отчитал его взглядом.

- Мы всё равно должны вас задержать. И Анету. Кто ещё имеет доступ к шкафу?

- Никто. Но вы не можете арестовать нас обоих. Здесь есть больные люди, которым необходима помощь.

- Вы про тех двоих? - бросил Мартин, глядя на двух стариков, бредущих по проходу между часовней и лазаретом. Оба они были подключены к капельницам, щёки у обоих были коричневого цвета, и внешне больные напоминали умирающих.

- Да, но не только. В любую секунду кто-то может поступить…

- Понимаю. Будем надеяться, что вы сможете раздавать указания из-за решётки.

- Мартин! - шикнул комендант. - Следи за языком! Ты разговариваешь со взрослыми, - затем обратился к доктору: - Я знаю, вам тяжело, но в этой ситуации вы с Анетой главные подозреваемые, и я не могу поступить иначе. Я должен быть уверен, что до решения дела вы не сможете вмешаться.

Тут я услышал, что дверь в кабинет снова открывается и входит медсестра.

- В чём дело?

- Мы арестованы, - сообщил доктор.

Из-за книги вижу, что девушка испуганно закатывает глаза и делает глубокий вдох, затыкает рот руками. Её круглые глаза наливаются слезами.

- О, Боже! Речь идёт о нашем ребёнке? - она бросается в объятия доктора. – Я знала, что мы не должны были этого делать!

Её спину сотрясают мощные рыдания. Доктор опускает взгляд и молчит. Норберт округляет глаза, Мартин раскрывает рот. Потом они уходят. Доктор впереди, с плачущей медсестрой рядом, провожаемые ошарашенным взглядом коменданта и победоносной улыбкой его младшего коллеги.

В тот же день после обеда по шахте разнеслась весть, какие у нашего доктора и его медсестры хорошие отношения. К обвинению в трёх убийствах, в том числе одного с особой жестокостью, добавилось обвинение в аборте, о чём они должны были признаться после того, как случайно раскрылись перед Анетой. Их посадили в ту же камеру, где пребывал Зефек, чьё тело вытерли и перенесли в часовню.

Охранники прошерстили нашу маленькую идиллическую общину снизу доверху, но, к сожалению, не нашли никаких доказательств, однозначно указывающих на вину этих двоих. Комендант пожалел, что не располагает оборудованием для дактилоскопии или хотя бы компьютером. Единственное, что у него было, это глаза, свои и коллег, а также интеллект и интуиция. И они подсказывали ему, что задержали не тех.

Доктор всё время правдоподобно отнекивался от предъявляемых ему обвинений, прикрывая себя разными алиби. И либо он отличный лжец, либо говорит правду, потому что ни разу в течение трёх дней допросов не попался на нестыковке. Анета в основном ревела и повторяла, что не имеет никакого отношения к убийствам и что ей очень стыдно из-за аборта, который сделала. И что если бы только она могла повернуть время вспять…

Наша небольшая община бурлит, как жидкость в котле на костре. Доктор, который ухаживал за ними всеми, в ком многие находили утешение и опору, оказался хладнокровным убийцей! Не хватило ему убийства двух человек. Ещё и бедного Зефека прикончил, упокой Бог его душу. Боже, что этому бедняге пришлось вытерпеть! А док в это время, как ни в чём не бывало, спал с медсестричкой! С той самой, с которой он сделал ребёнка и которая этого ребёнка из своего чрева выкинула! Тьфу!

Сначала их пытались убедить, что пока не найдут доказательства, говорить не о чем, но народный самосуд беспощаднее всех судов и кодексов, вместе взятых. Мне пришло в голову, что доктору безопаснее оставаться в тюрьме. Потому что если с обвинениями в убийстве можно поспорить, то признание в аборте поставило на нём черту.

- А чё ты его так защищаешь, а? - накинулся на меня Мартин, когда мы с ним сидели за столом и ели завтрак.

Я как раз пытался убедить его, чтобы он не был так уверен в своём мнении и не выносил приговор раньше времени.

- Я его не защищаю. Просто прорабатываю другие варианты. Не буду судить до тех пор, пока не найдём доказательств.