Чистильшик

- Нравится доктор, что ли? - спросил он, и в его голосе слышалась нотка злобы.

Подумал.

- Честно? Не-а.

- Не юли! Меня не обманешь, - ответил Мартин, вставая, и я не стал его переубеждать. - Пора начать очередной увлекательный день на работе. Даже в воскресенье не расслабишься.

- Такие времена наступили, - бросил вдогонку.

- Ну… Я поговорил уже, наверное, с каждым в шахте, но ничего. Либо злятся, либо защищаются. Не можем даже найти другого подозреваемого.

- Знаю, имел удовольствие, - я напомнил ему наш вчерашний разговор. Он не был исчерпывающим, душегуба явно нельзя назвать непрофессионалом. Ну, на мой взгляд. Я же полицейский.

Мартин вышел из столовой одним из последних. Я остался один, не считая министранта, ушедшего вскоре после Мартина, неся в руках упакованный завтрак для пастора.

Скоро поп в двери часовни не пройдёт, если и дальше не будет спускаться в столовую, чтобы поесть со своей паствой. А может, мы недостойны смотреть, как он питается?

Я заканчиваю трапезу, ставлю посуду на место и медленным шагом иду на четвёртый уровень, на склад. С сегодняшнего дня я начинаю работать кладовщиком, вместо Карла.

Будет так увлекательно, что я не могу дождаться. Я беру с собой «Преступление и наказание». Действительно захватывающая книга.

Воскресенье. Утро. Канарейки щебечут как сумасшедшие. Настоятель сейчас съест свой завтрак, побудет с мальчиком и пойдёт в часовню стирать с доски номер 1047. Отметит, что прошла тысяча сорок восьмая неделя, и пойдёт готовиться к мессе. На этот раз снова с погребением - Зефека.

5

Работа не так невыносимо скучна, как мне казалось вначале. Просто спокойная. Мне нужно в каждую из обитаемых комнат доставить со склада посылку, что ей назначена, отправить посылки на следующую неделю, отвезти немного продуктов на кухню, покормить канареек и выполнить несколько спецзаказов, например, передать винты на восемь Юреку, работающему рядом, в генераторной. На самом деле в том же зале, только от склада отделён тонкой стенкой.

- Мог бы и сам за болтами сходить, знаешь ли, - приветствую его.

Тот слегка удивляется, но тут же улыбается и машет рукой.

- Ну, имею право, прости за беспокойство.

- Не проблема! Что слышно?

- Я не знаю, что с этим генератором. Неделю издаёт странные звуки. Я его и так, и эдак проверил, всё впустую. Боюсь, что просто износился. Правда, у нас есть ещё три других, но я полагаю, что если они будут стареть в том же темпе…

- То придётся носить свечи с поверхности. Сделать заказ у коменданта? - предлагаю ему, но это не поднимает ему настроение.

- Знаешь, после случая с Карлом не могу взять себя в руки… - признаётся Юрек.

Не могу понять, почему все четыре убийства он называет несчастными случаями. Случай Карла, случай Бенио, случай Зефека и случай докторского младенца. Наверное, просто боится называть вещи своими именами - как и все здесь.

- Понимаю, - говорю. - Каждому из нас трудно взять себя в руки.

- Я знаю, что он был кем-то близким всем нам. Но мы же… двадцать лет… под одной крышей. У меня было впечатление, что мы знаем друг друга лучшего всего на свете. А тут вдруг выясняется, что не знали друг друга вообще.

- Люди порой удивляют нас. Но мы должны научиться замечать то, что не видно с первого взгляда. Например, наш док. Кто бы мог подумать, что он устроит такое.

- А ты что, знал, какие они? - он посмотрел на меня с подозрением.

- Я думаю, никто не знал, - ответил уклончиво.

- Ну, я… В любом случае спасибо за винты! Хорошего дня!

- Тебе тоже!

Юрек несёт дежурство в генераторной, и у него много работы, особенно сейчас, когда приходится качать в два раза больше нефти в связи с поддержанием дневного освещения даже в ночное время, поэтому не может участвовать в мессе. Я же могу решить - или справиться с работой до двенадцати и пойти на богослужение, или не торопиться и спокойно делать то, что мне нужно. Я выбираю второй вариант.

6

Я хочу нанести нашему настоятелю личный визит. В конце концов, я не присутствовал на мессе, а сегодня воскресенье. Я остаюсь на складе до позднего вечера, немного поделывая работу, немного читая. У меня сложилось впечатление, что Юрек за мной наблюдает, хотя, наверное, мне просто кажется. Наверное, просто интересует новый сосед, и, возможно, он ещё не взял себя в руки после последних «случаев». В конце концов, он довольно чувствительный.

Юрек прощается со мной в пять часов, когда приходит его заместитель. Я улыбаюсь ему и киваю. Тот пытается ответить взаимностью, улыбнуться, но у него плохо выходит. По мне, у него получилась, скорее, неестественная усмешка. Дед что-то подозревает…

Спустя час я встаю, захлопываю книгу. Вешаю рюкзак на плечо, проверяю, всё ли я сделал, и выхожу со склада. Не закрываю его. В нашем маленьком сообществе ведь нет воров. Нет коррупции, наркоманов и убийц. Ха-ха-ха.

Я дохожу до лифта, но решаю подняться по лестнице, обвивающей его, как змея жертву. Тут же останавливаюсь - расстояние между четвёртым и первым уровнями изрядное - но, в конце концов, взбираюсь наверх. Оглядываюсь. Перевожу дух. Идеально.

Часовня находится прямо на выходе из прохода. Останавливаюсь в ней, склоняюсь на одно колено и перекрещиваюсь. Закрываю глаза и читаю короткую молитву. Бог говорит мне, что понимает меня и что сам поступил бы так же.

Поднимаюсь и смотрю в сторону дверей, расположенных слева от алтаря. Мгновение спустя я уже стою в них, ударяя металлическим молоточком.

- Да? - слышу я густой голос пастора Ахима.

- Благослови вас Бог! - отзываюсь из-за деревянных дверей. - Я хотел бы исповедаться. Можно?

- Да, конечно! Заходи.

Протискиваюсь внутрь и тихо закрываю за собой дверь. Святой отец сидит в кресле, читая книгу. Его круглый животик и одутлое лицо кажутся отсюда ещё больше, чем когда он стоял у алтаря.

Помню выходящих из лазарета стариков, подключённых к капельницам, впалые животики детей, бегущих по коридорам и пайки, тщательно отбиравшиеся Карлом на складе для повара на кухне. А у этого толстяка есть даже удобное кресло, где он греет задницу дни напролёт, в то время как большинство из нас должно спать на более толстых или более тонких кучах тряпья на полу!

Понимаю, что не ошибаюсь. Ахим может называть себя слугой Бога, но им не быть. А даже если и служит, то не тому Богу, кому мы все молимся каждое воскресенье. Этот ненавидит таких, как он.

Настоятель закрывает книгу и кладёт её на стоящий рядом резной столик. Садится поудобнее в кресле, выпрямляется и предлагает сесть рядом с ним. На пол.

- Пожалуйста, можешь встать на колени здесь, я готов выслушать твою исповедь.

Я неторопливо снимаю рюкзак с плеча, расстёгиваю его и ставлю поблизости. Встаю на колени и делаю глубокий вдох.

Быстрым движением, которого поп не ждёт, достаю из рюкзака пистолет и бью им по затылку ксёндзу. И ещё раз, для уверенности.

7

Поп пробуждается минут через десять, привязанный к пухлому креслу и с кляпом во рту. Я сдёрнул с него брюки, так что теперь он сидит голой жопой на обитом мягкой тканью сиденье, с разведёнными ногами, привязанными к ручкам, как к гинекологическому креслу,с придавленным объёмистым животом пенисом. Отвратительно смотрится.

Пастор глядит на меня испуганно.

- Что? - спрашиваю. - Что-то не нравится?

Тот бормочет что-то невразумительное. Кляп действует, как надо.

- Ты жалок, Ахим, - говорю, - Ты будешь гореть в аду, я знаю.

Умолкаю. Взгляд опять натыкается на его обнажённую промежность.

- Ты знаешь, как выглядишь? Гнусно. Так и хочется блевануть. А ты ещё заставляешь этого мальчика…

Слова застревают в горле, и с отвращением сплёвываю их на пол. Воображение подкидывает паскудные изображения.