Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 59

Расстроенный, он тут же прибыл на место происшествия.

От дверей в оранжерею вели всего четыре ступеньки, просторные и широкие — на них не мог бы упасть и ребенок. Но ТУБ упал.

— Почему ты не удержался за дверь? — спросил Алешкин.

ТУБ стоял как обычно, опустив руки и доверчиво уставившись голубыми немигающими огоньками видеоэкранов. Он молчал. Он был вымазан землей и чем-то зеленым, непонятным… У ног его валялся разбитый цветочный горшок. От редкостного английского кактуса осталась кучка зеленоватых слизистых хлопьев.

«Вот почему он не удержался, бедняга, руки у него были заняты, он нес кактус».

Надо отдать должное Евгении Всеволодовне, она стойко перенесла случившееся. Она пошевелила ногой остатки знаменитого кактуса и, не сказав ни слова, пошла прочь, в глубину оранжереи.

Конечно, Космика была уже здесь.

Она тоже понимала величину беды, и в то же время хотела заступиться за своего незадачливого друга.

— Он же не нарочно, — заявила она. — Он, наверное, и сам ушибся.

— Иди за мной, ТУБ! — сказал Алешкин.

— Ему попадет?

— Нет, не попадет.

Не мог же Алешкин сказать ей горькую правду о будущем неисправного робота.

В дверях оранжереи показался Квазик.

Вид у него был довольный, и Алешкин догадался почему.

«Вот кто обрадуется, если ТУБа уберут из школы. И как он только догадался, что здесь что-то произошло?..»

Квазик спустился к Космике.

— Опять этот комод завалился! Я же говорю, что нельзя его в школе держать. Ненормальный он, еще задавит кого-нибудь.

— Уйди с моих глаз! — сказала Космика.

9

Теперь ТУБ стоял дома у Алешкина.

Отправить к Бухову, чтобы тот отослал его вместе с актом на завод, Алешкин просто не мог. Настроение у него было препротивное. Он ругал себя и не мог понять, что привязывало его к этой неодушевленной конструкции. «Язычество какое-то, идолопоклонство!» — ворчал Алешкин, но легче ему не становилось.

А тут приехала Мей.

Он ничего не сообщал ей про ТУБа. Вначале хотел сделать ей сюрприз, а потом вообще нечего было сообщать… Конечно, она ждала его там, в Эдинбурге, у родных, он же обещал приехать на несколько дней. Он бы и приехал, но тут как раз ТУБ начал падать…

Алешкин увидел Мей из окна, когда она уже свернула с аллеи к коттеджу. Строгая и насупившаяся… и такая милая, и он смотрел в окно на нее радостно и взволнованно. Он знал, что сейчас она скажет, и заранее во всем соглашался: да, да! он такой невнимательный, он никогда о ней не подумает… и он будет молча и с улыбкой слушать все ее обвиняющие слова, такие ласковые от английского произношения…

Она уже подошла к подъезду, он потерял ее из виду. Сейчас она поднимается на крыльцо, и ее встретит ТУБ…

Он услыхал удивленное восклицание, быстрый разговор на английском языке — когда Мей волновалась или радовалась, она всегда переходила на родной английский язык…

Тихий коттедж вскоре наполнился звуками — плеском воды, гудом пылесоса, скрипом передвигаемой мебели. Конечно, они неряхи… На кухне у них грязь… Как только они тут жили?..

По правде сказать, в последние дни Алешкин столько возился с ТУБом, что запустил свои домашние дела.

Занятие нашлось всем, а ТУБу пришлось включить вторую скорость. Мей была довольна, что наконец-то она дома, она весело болтала с ТУБом и была так довольна, что он уже работает у них в школе… и Алешкин никак не мог сказать ей всю горькую правду.

Днем она направилась в Женский Салон с какими-то заказами. Алешкину позвонил Бухов.

— Готовься! — сказал он. — К нам едет ревизор.

— Уже?

— Уже приехал. С тем самым тестером, который тебе нужен. Мои автоматы проверяет.

— Ну и как?

— Один погрузчик забраковал. Биозащита запаздывает на пятьдесят миллисекунд.

— Строгий дядя!

— А где ты видел ревизора ласкового? Про уборщицу твою знает, конечно. Удивился весьма, как это мы тут посмели инструкцию нарушать. Я ему объяснил, как мог. Он на тебя хочет лично посмотреть. Не столь на тебя, сколько на твои документы.

— Понимаю.

— Так что, приезжай!

Алешкин хмуро и неторопливо усаживался за руль «Кентавра».

ТУБ открыл ему ворота сам, хотя они и могли открываться автоматически.

— Ты оставайся здесь, — сказал Алешкин. — Нечего тебе там делать. Нужен будешь… сами приедут за тобой. Молись, пока своему кибернетическому богу, Норберту Винеру, что ли…



Инспектор встретил Алешкина весьма сурово, но, просмотрев его документы, несколько подобрел.

— Что ж, лично я не против, чтобы он поработал в школе, под вашим наблюдением, разумеется. Инструкция инструкцией, но жизнь обгоняет правила. А ваш эксперимент весьма интересен — первый опыт общения наших роботов не со взрослыми, а с детьми. Очень любопытно. И профессиональные наблюдения ваши — педагога и кибернетика — весьма были бы нам полезны. Но в вашей истории одно плохо, понимаете?

— Почему он падает…

— Именно, почему он падает… Вы говорите, что объективных причин нет, я вам верю, как специалисту, Если причина в киберлогике, тогда его участь будет решена, вы понимаете. Но киберлогика отказывает весьма редко и, как вам известно, выключает обычно цепь питания. А здесь не так. И это мне непонятно. Будет лучше, если я приеду в школу и сам посмотрю все на месте.

Домой Алешкин вернулся не особенно веселый, Мей встретила его на крыльце.

— Я думала, ты в школе, — сказала она. — Пора обедать, я послала за тобой ТУБа.

— В школу?

— Конечно. А в чем дело, Альешкин?

— Садись в машину, скорее. Я расскажу тебе все по дороге.

Дурное предчувствие не обмануло Алешкина. Электромобиль Срочной Помощи они встретили еще на дороге.

ТУБ упал и сбил Космику.

10

У нее оказался перелом руки, да еще она получила при падении легкое сотрясение мозга, и врачи разрешили разговаривать с ней только на следующий день.

Алешкин и Мей присели возле кровати.

Рука у Космики была на растяжке, ей было больно, но она крепилась и старалась не плакать. Вид у нее вроде был не плохой, только румянец_сошел со щек.

— Мы спускались по лестнице, а я держала его за руку. Он хотел убрать руку, а я все равно держала ее. Я все следила, чтобы он не упал.

— За какую руку ты его держала?

— Вот за эту, за левую.

«Все понятно, перила на лестнице с левой стороны, ему не за что было ухватиться».

— Его от нас… заберут? — спросила она.

— Не знаю. Наверное, заберут.

— Он же не виноват. Он оттолкнул меня в сторону, когда начал падать, а я хотела его поддержать.

— Почему он упал?

Космика замолчала.

— Ты же видела, как он падал. Может быть, у него подвернулась нога?

— Я не знаю, — тихо ответила Космика.

Личико у нее начало краснеть. Мей неотрывно смотрела на нее и сейчас тревожно взглянула на Алешкина.

— Или он запнулся?

— Я… я не знаю…

И тут Космика внезапно расплакалась.

Мей пересела к ней ближе, обняла ее, погладила ласково.

— Ты плохой следователь, Алешкин… Ты поезжай в школу, ТУБ один там с Инспектором. А мы с Косми-кой еще поговорим. Как женщина с женщиной.

Мей шутила, хотя по мнению Алешкина шутить было не над чем. Но он послушался, постарался улыбнуться Космике и ушел, оставив их вдвоем.

В вестибюле школы он увидел Квазика, который сидел на ступеньках той самой лестницы хмурый и насупленный и карманным ножом строгал сухой сучок кипариса. Стружки сыпались на ступеньки, и автощетка, высовываясь, заметала их под лестницу.

Увидя Алешкина, он встал.

— Вы из больницы? Как там… как Космика?

— Ничего Космика. Полежит немножко, потом опять бегать будет.

Алешкин взял у него нож, сложил его.

— Положи в карман, А то еще пальцы обрежешь.

Квазик переступил с ноги на ногу, потупился, но не уходил.

— Ты хочешь мне что-то сказать?

Тогда Квазик поднял голову. Черные жаркие — материнские— глаза его были печальны.