Страница 7 из 137
На четвертый день после отправления письма знаменитый Бомбай был уже у меня, а за ним следовали в почтительном расстоянии «верные» спутники Спика. Это был сухощавый человек небольшого роста, лет пятидесяти или около того, с поседевшею бородою, с чрезвычайно высоким узким лбом и весьма широким и постоянно открытым ртом, в котором торчали неправильной формы зубы. В верхнем ряду зубов виднелась безобразная щель, сделанная дюжим кулаком капитана Спика в Уганде, когда путешественник был выведен из терпения и вынужден был на месте наказать виновника. О ласковом обращении с ним капитана Спика свидетельствует тот уже факт, что Бомбай сам имел дерзость вступить с ним в кулачный бой. Впрочем, об этих подробностях я узнал несколько месяцев спустя, когда я сам вынужден был наказать его. Но первое впечатление, произведенное на меня Бомбаем, было благоприятно, несмотря на его грубое лицо, широкий рот, маленькие глаза и плоский нос.
— Салам алейкум, — приветствовал он меня.
— Алейкум салаам, — отвечал я с подобающею важностию. Затем я сказал ему, что желаю его назначить начальником конвоя, который должен сопровождать меня с Уджиджи. Он отвечал, что последует за мною куда угодно, и будет образцовым подчиненным. В заключение он выразил надежду, что я дал ему мундир и хорошее ружье; на то и другое я изъявил мое согласие.
Когда я навел справки об остальных спутниках, сопровождавших Спика в Египет, то мне сказали, что в Занзибаре находится только шестеро из них. Фераджи, Мактуб, Садик, Сунгуру, Маниу, Матаджари, Мката и Альмас уже умерли; Гассан отправился в Кильва, а Фераган был в Уджиджи.
Из шести «верных», из которых каждый имел медаль за содействие, оказанное при «открытии источников Нила», с одним, именно с бедным Мабруки, случилось несчастие, заставлявшее меня опасаться, что я извлеку из него немного пользы. Мамбруки принадлежала шанба (домик с садикон), составлявшая предмет его гордости. У него был сосед, находившийся в подобных же обстоятельствах и служивший в армии Саида Маджида; Мабруки, человек сварливого характера, повздорил как-то с своим соседом, который, подговоривши двух или трех своих товарищей, решился наказать Мабруки и привел свое намерение в исполнение с жестокостью, на которую может быть способен только африканец. Они привязали несчастного за кисти рук к суку дерева, и, выместив на нем свою зверскую злобу, оставили его висеть в этом положении. На другой день его случайно нашли в самом жалком состоянии. Руки его опухли до невероятной степени и притом он лишился употребления одной руки, у которой лопнули жилы. Излишне говорить, что когда дело дошло до ушей Саида Маджида, то злодеи были строго наказаны. Доктору Кэрку, взявшемуся лечить несчастного, удалось придать одной руке прежнюю ее форму, но другая была совершенно изувечена.
Тем не менее, я взял к себе на службу Мабруки, несмотря на его искалеченные руки, его безобразие и тщеславие, несмотря на дурной отзыв о нем Буртона, взял его именно потому, что он принадлежал к числу «верных» Спика. Я уверил себя, что он будет мне полезен даже в том случае, если будет уметь вовремя открывать рот и ворочать своим языком. Бомбай, начальник моего конвоя, навербовал еще восемнадцать волонтеров в качестве «аскари» (солдат); он поручился мне за их благонадежность. Все это был славный народ, отличавшийся понятливостью, которой я не ожидал встретить в африканских дикарях. Родом они были большею частью из Угийова, другие из Униамвези и некоторые из Узегугга и Угиндо.
Я им положил жалованья по 36 дол. в год каждому или по 3 дол. в месяц. Каждому солдату дано было ружье, сумка, нож, топор и на 200 зарядов пороху и пуль.
Бомбаю, во внимание к его рангу, а также за его прежнюю верную службу Буртону, Спику и Гранту, назначено было 80 дол. в год, из которых половина была выдана вперед; кроме того, я снабдил его добрым карабином, пистолетом, ножом и топором; остальным пяти «верным»: Амбари, Мабруки, Улименго, Барути и Удеди я назначил по 40 дол. в год; экипироваться они должны были на собственный счет.
Внимательно изучивши путешественников, посещавших восточную и центральную Африку, я не скрывал от себя затруднений, которые могли мне представиться при розысках Ливингстона, и потому я постоянно думал, как отклонить от себя могущие встретиться неприятные случайности. «Неужели, — задавал я себе вопрос, — в самом начале моей экспедиции планы мои будут разрушены вследствие нахальства какого-нибудь короля Баннена или каприза какого-нибудь Гамеда бин Суллайяма?» Для устранения подобной случайности я решился взять с собой лодки. «Таким образом, — подумал я, — если я услышу, что Ливингстон в Танганике, то я спущу свою лодку и поеду вслед за ним».
Один большой ботик, на котором могли уместиться двадцать человек, со всеми необходимыми для плавания принадлежностями и припасами, я достал у американского консула за 80 долларов, а другой — поменьше у другого американца за 40 дол. На последнем легко могли уместиться шесть человек с необходимым грузом. Так как я не мог взять с собою ботики целиком, то вынужден был разнять их на части, переноска которых поручена была пагасисам. На эту работу я употребил пять дней.
Непреодолимым препятствием для быстрого перехода с места на место в Африке служит недостаток в носильщиках, а так как быстрота передвижения была важным условием для успешности моей экспедиции, то я первым долгом считал по возможности устранить это затруднение. Носильщиков я мог нанять только по приезде в Багамойо, на континенте. У меня уже были припасены двадцать сильных ослов. Кроме того, я соорудил тележку, одиннадцать футов длиною и пять футов шириною, и приделал к ней два передние колеса от легкой американской фуры, имея в виду перевозку ящиков с разными припасами. Если осел, размышлял я, может перенести до Унианиембэ тяжесть в 4 фразилаха, или 140 фунтов, то он перевезет одиннадцать фразилахов на моей тележке, что равнялось транспортной силе четырех сильных пагасисов, или носильщиков. События покажут, как удались мои теории на практике.
Когда мои покупки были кончены, и я любовался на их укладку стройными рядами — тут лежала масса кухонных принадлежностей, там — связка веревок, палатки, седла, несколько штук чемоданов и ящиков, содержавших в себе всевозможные предметы — то, признаюсь, я немножко испугался за свою смелость. Ведь тут, по меньшей мере, было шесть тонн груза.
«Как мне удастся, — думал я, — перевезти эту инертную массу через степи, раскинутые между морем и большими африканскими озерами? Ба! отбрось свои сомнения, человек! „Довлеет дневи злоба его“, не заботься о завтра».
Путешественнику, отправляющемуся к озерам в центре большого африканского материка, предстоит путь, не имеющий ничего общего с переездами, к которым он привык в других странах. Ему необходимо запастись всем, чем запасается корабль, отправляющийся в долгое плавание. У него должен быть запас матросского платья, известное количество припасов и лекарств, не говоря уже о достаточном количестве ружей, пороху и и пуль. Для переноски всех этих разнородных предметов ему нужны люди; но так как человек не может вынести тяжести, которая превышала бы 70 фунтов, то для переноски 11,000 фун. потребуется 160 человек.
IV. Бомбай и Мабруки.
Можно сказать, что Европа и Восток, даже Аравия и Туркестан имеют превосходные пути сообщения сравнительно с Африкой. В этих странах имеют обращение монета, что значительно облегчает путешественника в его денежных сделках. Между тем как в восточной и центральной Африке от вас требуют ожерелье вместо цента, два ярда английского полотна вместо полудоллара или флорина и кусок толстой мединой проволоки взамен золотой монеты.
Африканский путешественник не имеет возможности нанять ни повозки, ни верблюдов, ни лошадей, ни мулов, чтобы пробраться во внутренность страны. Все его транспортные средства ограничиваются черными и нагими людьми, которые просят по меньшей мере по 15 долларов на человека за переноску груза в 70 фун. не дальше как до Унианиембэ.