Страница 68 из 164
Депутация была допущена к генералу Лафайету.
Юбер принес адрес на кончике штыка своего ружья. Он громким голосом зачитал его, а затем, когда чтение было закончено, указал пальцем на свежие следы пуль, оставшиеся на потолке, и произнес:
— Именем пролитой крови, генерал, заклинаю вас не допустить, чтобы у нас отняли награду за победу.
Генерал Лафайет оказался в весьма затруднительном положении: он уже взял на себя обязательства. На краткую речь Юбера он ответил пространной речью, разбавив ее смесью воспоминаний о войне в Америке и первой революции во Франции. Он барахтался в этом покойном море витийства, на поверхность которого всплывали порой кое-какие идеи, скорее конституционалистские, чем республиканские, как вдруг к нему подошел генерал Карбоннель и известил его о визите пэра Франции, желавшего, по словам генерала, говорить только с ним.
В подобный момент этот перерыв, позволявший Лафайету не давать определенного ответа, был для него подарком судьбы.
Он хотел подняться, но молодые люди остановили его.
Им было ясно, что Лафайет хочет ускользнуть от них.
Однако Карбоннель настаивал.
— Пусть войдет, — промолвил Лафайет.
— Но пэр Франции хочет говорить с вами наедине.
— Ну что ж, — сказал генерал, — тогда он вообще не будет говорить со мной, поскольку я нахожусь здесь среди моих друзей, от которых мне нечего скрывать.
И он любезно поклонился молодым республиканцам.
В этом старом защитнике свобод 89 года сохранился остаток аристократических манер, оказывавший влияние даже на самые грубые умы.
Молодые люди захлопали в ладоши, и пэра Франции ввели в зал.
Это был граф де Сюсси.
Он пришел из Палаты депутатов, где его отказались принять.
Господин де Сюсси принес с собой ордонанс Карла X, составленный ночью господами д'Аргу и де Витролем. Этот ордонанс он получил от г-на де Мортемара, передавшего в его руки заботу об интересах монархии.
Вначале г-н де Сюсси направился в Палату депутатов, однако он постучал в дверь господ депутатов как раз в тот момент, когда г-н Себастьяни и г-н Бенжамен Констан закончили составлять следующую декларацию, снискавшую аплодисменты, когда ее зачитали с трибуны:
«Собрание депутатов, находящихся в настоящее время в Париже, полагает неотложным просить Его Королевское Высочество монсеньора герцога Орлеанского отправиться в столицу, дабы он исполнял в ней обязанности королевского наместника, и изъявить ему желание сохранить трехцветную кокарду. Кроме того, оно осознает необходимость беспрерывно заниматься в предстоящую сессию Палат обеспечением Франции всеми гарантиями, обязательными для полного исполнения Хартии».
После зачтения этой декларации и одобрения выводов, содержавшихся в докладе, была назначена комиссия из двенадцати членов, чтобы донести до герцога Орлеанского пожелания Палаты депутатов.
Вот это и побудило г-на де Сюсси обратиться к генералу Лафайету.
Господину де Сюсси не повезло: момент для разговора о Карле X в Ратуше был выбран еще хуже, чем для разговора о нем в Палате депутатов.
И в самом деле, едва только генерал понял, о чем шла речь, он передал новый ордонанс республиканской депутации.
Это было самое надежное средство для того, чтобы отвлечь внимание ее членов от кандидатуры герцога Орлеанского.
Стоило им ознакомиться с содержанием ордонанса, как в зале раздался их единодушный крик негодования:
— Довольно Бурбонов! Довольно Бурбонов!
Один из них, г-н Бастид, даже поднял руку на г-на де Сюсси.
Трела́ остановил его.
— Что ты хочешь сделать? — спросил он у г-на Бастида.
— Что я хочу сделать? Да вышвырнуть его в окно!
— Как ты смеешь думать такое! Ведь он переговорщик!
— Сударь, — промолвил Лафайет, — вы видите настроение умов. Все, что я могу сделать для вас, это открыть вам доступ в муниципальную комиссию.
Появившийся в этот момент граф Лобау вызвался сопроводить графа. Господин де Сюсси согласился, попросив при этом Лафайета написать письмо г-ну Мортемару, которое доказывало бы, что он, г-н де Сюсси, настойчиво выполнял возложенное на него поручение.
Пока г-на де Сюсси сопровождали в муниципальную комиссию, г-н де Лафайет написал следующее письмо:
«Господин герцог!
Я получил письмо, которое Вы оказали мне честь написать, и испытал при этом все те благородные чувства, какие уже давно вызывают у меня Ваши личные качества. Граф де Сюсси даст Вам отчет о визите, который он соблаговолил мне нанести; я исполнил Ваши намерения, зачитав то, что Вы написали мне, большому кругу лиц, которые меня окружают; я побудил г-на де Сюсси пойти в муниципальную комиссию, в тот момент немногочисленную, заседавшую в Ратуше. Он увиделся с г-ном Лаффитом и несколькими нашими коллегами, и я передам генералу Жерару, как только увижу его, те бумаги, какие г-н де Сюсси вручил мне. Однако обязанности, удерживающие меня здесь, не дают мне возможности отправиться к Вам. Если Вы придете в Ратушу, я буду иметь честь принять Вас здесь, однако без всякой пользы для предмета нашего разговора, поскольку Ваши сообщения уже переданы моим коллегам.
Примите уверения в моем глубоком уважении. ЛАФАЙЕТ. Ратуша, 30 июля 1830 года».
Господин де Лафайет показал это письмо депутации республиканцев, и они с глухим ропотом собрались удалиться.
— Ступайте, ступайте, — сказал, обращаясь к ним, г-н Одилон Барро, — поверьте мне, герцог Орлеанский — это лучшая из республик.
Но, когда они уже выходили из зала, Одри де Пюираво незаметно всунул в руку Юбера какой-то пакет.
— Возьмите, — вполголоса сказал он, — и распространите это воззвание.
То было воззвание, которое муниципальная комиссия вначале одобрила, а затем не захотела обнародовать. Вот оно:
«Франция свободна.
Она хочет конституции.
Она предоставляет временному правительству лишь право давать ей советы.
В ожидании того времени, когда она выскажет свою волю путем новых выборов, следует соблюдать уважение к следующим принципам:
королевская власть упраздняется;
управление государством осуществляется исключительно представителями, избранными нацией;
исполнительная власть доверяется временному президенту;
все граждане принимают опосредствованное или непосредственное участие в выборах депутатов;
свобода исповеданий: государственной религии впредь не будет;
армейские и флотские офицеры защищены против всякого рода самоуправного отрешения их от должности;
национальная гвардия создается во всех населенных пунктах Франции, и ей вверяется охрана конституции.
Ради этих принципов мы только что рисковали своей жизнью и в случае нужды поддержим их путем законного вооруженного восстания».
Это воззвание, которое Юьер зачитал перед толпой, собравшейся на Ратушной площади, является самым передовым выражением республиканских взглядов образца 1830 года.
Как видим, в этом отношении 1848 год сразу же оставил год 1830-й далеко позади.
Пока республиканский образ мыслей борется с королевской властью, пока Юбер зачитывает воззвание на улице, а г-н де Мортемар тщетно добивается признания королевского ордонанса в стенах Ратуши, поглядим, что поделывает в это время будущий король Франции.
Как известно, все летние месяцы Луи Филипп проводил вместе с семьей в Нёйи. Так что именно в Нёйи его застали врасплох июльские ордонансы и именно там до него докатились первые слухи о вооруженном восстании. Герцога охватила страшная тревога: настал момент, которого он так долго ждал. Пока призрак маячил на горизонте, Луи Филипп достаточно смело шагал навстречу ему. Но в одно прекрасное утро призрак обратился в реальность; эта реальность пришла к нему, и звалась она узурпацией. Слово это было жутко произнести, а действие это было ужасно совершить.
Герцог Орлеанский обладал мужеством, но дерзости ему недоставало.