Страница 1 из 164
A
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
XII
XIII
XIV
XV
XVI
XVII
XVIII
XIX
XX
XXI
XXII
XXIII
XXIV
XXV
XXVI
XXVII
XXVIII
XXIX
XXX
XXXI
XXXII
XXXIII
XXXIV
XXXV
XXXVI
XXXVII
XXXVIII
XXXIX
XL
XLI
XLII
XLIII
XLIV
XLV
XLVI
XLVII
XLVIII
ПРИЛОЖЕНИЯ
№ 1
№ 2
№ 3
№ 4
№ 5
№ 6
№ 7
№ 8
№ 9
№ 10
КОММЕНТАРИИ
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
XII
XIII
XIV
XV
XVI
XVII
XVIII
XIX
XX
XXI
XXII
XXIII
XXIV
XXV
XXVI
XXVII
XXVIII
XXIX
XXX
XXXI
XXXII
XXXIII
XXXIV
XXXV
XXXVI
XXXVII
XXXVIII
XXXIX
XL
XLI
XLII
XLIII
XLIV
XLV
XLVI
XLVII
XLVIII
ПРИЛОЖЕНИЯ
№ 3
№ 4
№ 5
№ 6
№ 7
№ 8
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
I
Луи Филипп Орлеанский родился в Пале-Рояле 6 октября 1773 года и при рождении получил титул герцога де Валуа.
Его отцом был Луи Филипп Жозеф, позднее принявший имя Филипп Эгалите, а в то время носивший титул герцога Шартрского.
Его матерью была Луиза Мария Аделаида де Бурбон, дочь герцога де Пентьевра, последнего представителя узаконенного потомства Людовика XIV и г-жи де Монтеспан, сына графа Тулузского.
Стало быть, Луи Филипп ведет свое происхождение от Месье, брата короля Людовика XIV, по отцу: это законная линия.
И от самого Людовика XIV, по матери: это узаконенная линия.
Его дедом был Луи Филипп, герцог Орлеанский, Валуа, Немурский, Шартрский и Монпансье.
Его бабкой была Луиза Анриетта де Бурбон-Конти.
Двое последних вступили в брак в 1743 году. В течение двух первых лет этого брачного союза Луи Филипп Орлеанский был самым счастливым мужем и самым влюбленным любовником на свете; все знали о невероятной страсти, которую молодожены питали друг к другу.
Об этой страсти рассказывали совершенно удивительные истории. Не имея сил дождаться ночи, они пускали в ход все что угодно — кровати, диваны, кресла, травянистые лужайки, кареты, дома своих друзей и гостиные Версаля; каждый день какая-нибудь новая выходка молодых супругов отмечалась в скандальной хронике Бычьего глаза, хотя было странно считать скандальными ласки, которые расточали друг другу муж и жена.
Кому из двоих все это наскучило раньше, сказать трудно; но вот на что все вскоре обратили внимание, так это на то, что подобное супружеское бесстыдство сменилось со стороны принцессы бесстыдством куда более скандальным: почти отвергнутая мужем вследствие распутства настолько откровенного, что даже самый снисходительный супруг не мог бы закрывать на него глаза, герцогиня Орлеанская, похвалявшаяся тем, что ей присуще неутолимое любострастие Мессалины, прошла во время своих любовных приключений все ступени общественной лестницы и порой, еще более увеличивая свое сходство с прелюбодейственной женой Клавдия, спускалась из дворцовых гостиных в сад Пале-Рояля и, даже не давая себе труда позаимствовать у античной блудницы ее ложное имя Лициска и ее белокурый парик, склоняла первых встречных к тем сладострастным утехам, какие царственная волчица, по словам Ювенала, выпрашивала у римских носильщиков, пока ее супруг пребывал во сне.
Вот на это общеизвестное распутство принцессы и ссылался Филипп Эгалите в тот день, когда на одном из заседаний Коммуны он заявил, что его настоящим отцом был не принц крови, а простой конюх; однако это ложное отцовство не смогло уберечь его от эшафота.
В 1748 году, то есть через пять лет после своей женитьбы, герцог Орлеанский полностью разошелся со своей женой, отобрал у нее сына, которому он имел мужество сделать прививку от оспы, став едва ли не первым человеком во Франции, решившимся на такой шаг, и вступил в связь с г-жой де Вильмомбль, от которой у него было трое побочных детей: г-жа де Броссар, аббат де Сен-Фар и аббат де Сен-Альбен.
В 1759 году герцогиня Орлеанская умерла.
По прошествии пяти лет после этой смерти герцог Орлеанский стал добиваться расположения маркизы де Монтессон, урожденной Шарлотты Жанны Беро де Ла Э де Риу. В то время г-н де Монтессон, ее муж, был еще жив, и, хотя и будучи моложе его почти на тридцать лет, она осталась верна ему до самой его смерти, произошедшей в 1769 году. И лишь тогда герцог Орлеанский объяснился в любви, но, как утверждали в то время, безуспешно. Однако в конце 1772 года пошли разговоры о бракосочетании г-жи де Монтессон и принца. Наконец 24 апреля 1773 года герцог Орлеанский попрощался с многочисленным двором, который он держал в Виллер-Котре, и сказал самым близким своим друзьям:
— Покамест я оставляю вас, господа; я вернусь поздно и вернусь не один, а в сопровождении человека, который будет предан моим интересам и моей особе в той же степени, что и вы.
Все во дворце целый день пребывали в ожидании, а в шесть часов вечера увидели, что герцог входит в гостиную, держа под руку г-жу де Монтессон, с которой он в тот день обвенчался. Удостоверившись в том, что король одобрил этот союз, архиепископ Парижский освободил будущих супругов от всех трех обязательных объявлений о предстоящем браке, и кюре церкви святого Евстафия провел венчание в домашней часовне особняка на улице Шоссе-д'Антен.
Госпожа де Монтессон была в ту пору очаровательной женщиной лет тридцати пяти или тридцати шести, выглядевшей не старше тридцати. Она была поэтессой и музыкантшей, превосходно играла на сцене и вплоть до самой смерти, случившейся в 1806 году, сохраняла в своем салоне на Шоссе-д’Антен лучшие традиции эпохи Людовика XIV и Людовика XV.
Наполеон питал к ней огромное уважение за ее аристократические манеры и назначил ей пенсион в тридцать тысяч франков.
Она пережила на двадцать один год принца, своего мужа, который умер 18 ноября 1785 года и по которому Людовик XVI, более щепетильный, чем его дед Людовик XV, запретил ей носить траур.
В то время, когда его отец женился на г-же де Монтессон, герцог Шартрский был молодым человеком лет двадцати пяти или двадцати шести, который уже лет десять появлялся в свете и распутство которого успело наделать шуму. Его первой любовницей была женщина по имени Дешан, и он, не удовольствовавшись этой любовной страстью, скатился по крутому склону еще намного ниже. Всегдашним спутником герцога Шартрского в его любовных похождениях был принц де Ламбаль, сын герцога де Пентьевра; но его здоровье, куда менее крепкое, чем здоровье герцога Шартрского, не могло выдержать такой жизни, наполненной низменным сладострастием, и было окончательно погублено в одном из злачных мест. И тогда все стали обвинять герцога Шартрского не только в разврате, но и в корыстном расчете; по словам его врагов, он совратил, обесчестил и отравил принца де Ламбаля, чтобы все колоссальное богатство семьи Пентьевр досталось одной лишь мадемуазель де Пентьевр, на которой он намеревался жениться, и чтобы унаследовать в будущем должность великого адмирала, которой владел герцог де Пентьевр. Двадцать один год спустя, когда в свою очередь была убита несчастная принцесса де Ламбаль, подобные обвинения в его адрес возобновились, сделавшись еще более жестокими, особенно после того как убийцы сочли своим долгом предъявить ему в знак уважения ее отрезанную голову. Однако мы, взяв за правило истолковывать подобные обвинения, лишь основываясь на доказательствах, поспешим выступить здесь против двух этих оскорблений, которые может упомянуть памфлетист, но обязан оспорить историк.