Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 78 из 195

Повсюду слышен к бою клич!

Виват его навек господству:

Где бедность, там и благородство!

Но это еще не все: в честь третьего сословия чеканят медали.

На каком монетном дворе чеканят эти медали, никто не знает; кто их чеканит, остается тайной.

Одна из них, свинцовая, выдает свое происхождение еще более ошибками в правописании, чем убогостью материала.

На одной ее стороне изображен портрет короля, молодого и даже красивого, куда красивее, чем был Людовик XVI на самом деле, и помещена надпись:

«ГЕНЕРАЛЬНЫЕ ШТАТЫ ОТКРЫЛИСЬ 3 МАЯ».

На другой стороне изображена рука, поддерживающая корону, и выбиты слова:

«ТРЕТЕ СОСЛОВИЕ ЕЕ ПОДДЕРЖИТ.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ,

СТОЯЩИЙ ЗА ЩАСТЬЕ СВОЕГО НАРОДА.

1789».

Примечательно, что в это время, 17 июня 1789 года, все во Франции еще роялисты — и знать, и духовенство, и народ.

Несколько незаметных и безвестных депутатов, учеников Руссо, приверженцев Вейсгаупта и последователей Сведенборга, связанных с тайными обществами в Германии и во Франции, возможно и мечтают о чем-то ином, но ничем не выдают своих надежд.

Тем временем Национальное собрание, изгнанное из зала заседаний третьего сословия и из Зала для игры в мяч, собирается в церкви святого Людовика, где к нему присоединяются сто сорок восемь депутатов духовенства; вот как это происходит.

Речь держит епископ Шартрский.

— Господа, — говорит он, — поскольку большинство депутатов духовного сословия приняли решение объединиться с вами для проверки полномочий, мы пришли известить вас об этом и попросить вас предоставить нам место в ассамблее.

Это большинство состояло из ста тридцати четырех приходских священников, пяти епископов и архиепископов, двух главных викариев, шести каноников и одного аббата-коммендатора.

Все они шли вслед за епископом Шартрским, объявившем об их приходе.

Возглавляющий их епископ Вьеннский произносит следующую речь:

— Господа, мы с радостью исполняем решение, принятое большинством депутатов духовного сословия в Генеральных штатах. Это присоединение, сегодня имеющее целью лишь совместную проверку полномочий, является знаком и, я могу это сказать, предвестием постоянного союза, который депутаты духовенства желают иметь с представителями других сословий и, в частности, с депутатами коммун.

После проверки полномочий шестнадцати депутатов духовенства заседание Национального собрания завершилось.

Королевское заседание было назначено на 23 июня. Накануне вечером, 22 июня, в тот самый день, когда духовенство присоединилось к третьему сословию, депутаты условились, что, поскольку ассамблее нечего сказать на завтрашнем заседании королю, ее председатель никаких речей произносить не будет.

Как только это решение было принято, Байи получил письмо от хранителя печати, который извещал его о том, что королю угодно, чтобы ассамблея никак не отвечала на его речь.

Как видим, это оказалось весьма кстати.

На заседании 23 июня королевская власть пошла ва-банк. Людовик XVI надеялся, что блеск королевского величия и монархической власти положит конец всяким спорам, остановит посягательства третьего сословия и приведет к закрытию сессии Генеральных штатов.

Различия в положении депутатов трех сословий подчеркивались до самого последнего момента.

Знать и духовенство должны были войти в зал через дверь, выходящую на главный проспект города.





Третье сословие должно было войти туда через дверь, выходящую на улицу Шантье.

Двор заставил себя ждать; это было единственное оставшееся у него средство заставить третье сословие ощутить свое низкое положение; депутаты коммун толпились в узкой галерее, которая через дверь сообщалась с залом королевских заседаний, откуда доносился гул голосов знати и духовенства; однако дверь эта была закрыта, а чересчур тесная галерея могла вместить лишь три пятых всех депутатов, так что остальным пришлось стоять на улице под грозовым дождем.

Байи, выведенный из терпения, постучал в дверь; королевские телохранители приоткрыли ее.

— Потерпите, — сказали они, — вам скоро откроют.

Этот ответ был передан Байи коллегам, стоявшим по соседству с ним, и мало-помалу дошел до тех, кто стоял на улице. Бо́льшая часть депутатов сочла его недостаточно вежливым, поднялся ропот; заговорили даже о том, чтобы уйти.

Байи постучал в дверь снова.

Ему открыли во второй раз.

Он попросил позвать главного церемониймейстера.

Ему ответили, что не знают, где тот находится.

После такого ответа изъявления враждебности усилились; уже не отдельные депутаты заговорили о том, чтобы уйти, а почти все.

Под доносившиеся со всех сторон крики Байи постучал в дверь снова и на этот раз попросил позвать старшего офицера.

Появился герцог де Гиш.

Как известно, его герцогский титул был недавним.

— Сударь, — сказал ему Байи, — у вас есть возможность свободно передвигаться по залу; прошу вас, подойдите к господину де Дрё-Брезе и известите его о том, что депутаты коммун не могут долее оставаться там, где они находятся, и намерены удалиться, если их не впустят внутрь немедленно.

Эти слова были не столько уведомлением, сколько угрозой.

Герцог де Гиш удалился, пообещав передать слова Байи г-ну де Дрё-Брезе.

Положившись на это обещание, депутаты третьего сословия набрались терпения.

Несколько минут спустя дверь открылась.

Депутаты коммун вошли в зал.

Байи шел первым, шагая между главным распорядителем двора и главным церемониймейстером.

За ним, построившись по двое, следовали все члены Национального собрания, угрюмые и молчаливые, но внутренне бушевавшие, подобно грозе, молнии которой вспыхивали за окнами зала заседаний.

По дороге Байи пожаловался г-ну де Дрё-Брезе на эту неприличную задержку. Однако г-н де Дрё-Брезе дал ей объяснение.

По его словам, г-н Папоре, один из секретарей короля, только что скоропостижно скончался прямо в зале, и в сумятице, вызванной этой смертью, все несколько забыли о господах депутатах третьего сословия. Байи передал это объяснение тем, кто шел вслед за ним, однако они в ответ резонно заметили, что времени впустить в зал знать и высшее духовенство вполне хватило. Стало быть, их впустили бы, если бы не опасались, что, войдя туда первыми, они займут там первостепенное положение.

Так что в сердцах депутатов сохранилась досада, а на их лицах — угроза.

Вскоре в зал в свой черед вошел король; он сел, снял шляпу и произнес:

— Господа, я полагал, что сделал все, что было в моей власти, для блага моего народа, когда принял решение собрать вас, когда преодолел все препятствия на пути вашего созыва, когда, если можно так выразиться, упредил чаяния нации, заранее оповестив всех о том, что мне хочется сделать для ее благополучия.

Казалось, что вам следует лишь завершить мой труд, и нация с нетерпением ожидала той минуты, когда, благодаря сочетанию благодетельных намерений ее государя и просвещенного усердия ее депутатов, она начнет наслаждаться благоденствием, которое должен был обеспечить ей этот союз.

Однако Генеральные штаты, открывшиеся около двух месяцев тому назад, все еще не смогли условиться в отношении предварительных переговоров о своих действиях. Хотя полнейшее взаимопонимание должно было родиться вследствие одной лишь любви к родине! Этот пагубный раздор вселяет тревогу во все сердца. Я хочу верить, что французы не изменились, и предпочитаю так думать. Но, дабы не упрекать никого из вас, я придерживаюсь мнения, что возобновление работы Генеральных штатов после такого долгого перерыва, волнения, предшествовавшие этому, а также цель этого созыва, настолько отличная от той, ради которой собирались ваши предки, ограничения в полномочиях и многие другие обстоятельства неизбежно должны были привести к противоречиям, спорам и чрезмерным притязаниям.