Страница 76 из 195
Тем временем 7 мая почти незаметно происходит событие, кажущееся незначительным на фоне грандиозных событий, вести о которых доносятся со всех сторон.
Собрание выборщиков Парижа узнает об указе королевского совета, запретившем издание газеты Мирабо, и, приостановив работу над составлением своего свода жалоб, единодушно возражает против этого указа.
Двор пугается и позволяет продолжить издание газеты.
Таким образом важнейший вопрос о свободе печати решен в пользу народа. Начиная с 7 мая народ сможет оружием мысли противостоять пушкам, оружию короля.
Между тем третье сословие трижды предпринимает попытки примирения.
Седьмого мая, по предложению Малуэ и Мунье, депутаты третьего сословия призвали депутатов двух других сословий присоединиться к ним.
Двенадцатого мая Рабо Сент-Этьенн предлагает провести совещание всех трех сословий. Об этом желании третьего сословия извещают знать и духовенство. Третье сословие предлагает проводить это совещания на нейтральной территории. Совещание происходит, однако оно лишь усугубляет обстановку.
Двадцать седьмого мая Мирабо предлагает произнести от имени бога Мира последнее заклинание. Это призыв к приходским священникам, а они, как известно, чутко прислушивались к происходящему.
Заклинание оказалось мощным: оно заставило дрогнуть всю простонародную часть духовенства, и потребовалось влияние прелатов, чтобы предотвратить отступничество, казавшееся неминуемым в тот же день.
Вечером об этом стало известно в комитете г-жи де Полиньяк. Неккер подает совет. Его совет, вполне возможно, способен все уладить. В вопросе проверки полномочий своих депутатов каждое сословие должно положиться на другие сословия: народ и духовенство проверят полномочия депутатов знати, знать и третье сословие проверят полномочия депутатов духовенства, а знать и духовенство проверят полномочия третьего сословия.
В спорном случае его рассудит король.
Третье сословие содрогнулось от страха: если бы два других сословия согласились на это, его отказ стал бы бунтом.
Знать, глупая и безрассудная, знать, испытывавшая Бога, отказалась принять совет министра.
Ее отказ имел место 6 июня.
Целый месяц со дня открытия Генеральных штатов был потерян на эти споры.
Месяц, потерянный в разгар голода, в разгар потери доверия к власти! Месяц, в течение которого рабочие, лишенные работы, не имеют других источников средств к существованию, кроме нищенства или воровства!
Шли разговоры о бандах, о вооруженных людях, которые бродят кругом, убивают, грабят и устраивают поджоги.
Одни обвиняли в подстрекательстве банд Англию, другие — герцога Орлеанского.
Но на самом деле их подстрекал серолицый, дурной советчик народа: голод.
Тем временем выборы в Париже завершаются и депутаты столицы присоединяются к своим собратьям.
Это подкрепление, прибывающее к ним во время битвы, ибо положение депутатов третьего сословия ужасно. Ведь это они своим непреклонным терпением задерживают долгожданное открытие Генеральных штатов; чтобы сделать Францию счастливой в будущем, третьему сословию приходится продлевать ее нищету в настоящем; ему приходится закрывать глаза, чтобы не видеть ужасы, закрывать уши, чтобы не слышать крики.
Со своей стороны, знать и духовенство ведут горячие споры.
Как-то раз один прелат вынул из-под полы своей фиолетовой мантии кусок черного хлеба.
— Вот, — воскликнул он, — хлеб крестьянина!
В ту же минуту духовенство приходит в волнение и предлагает образовать комиссию, чтобы оказать помощь народу.
Третьему сословию докладывают о впечатлении, которое произвел на депутатов духовенства этот кусок черного хлеба, и о решении, которым завершилось их заседание. Депутаты третьего сословия переглядываются между собой; они начинают сомневаться в своем праве.
Они задаются вопросом, не придется ли им однажды дать отчет в этой задержке, чреватой голодом.
И тогда прямо во время их заседания слышится пронзительный голос:
— Древние церковные каноны, дабы облегчить страдания бедняка, позволяют продавать даже священные сосуды!
Все ищут глазами, кто произнес эти слова, служащие для духовенства одновременно советом и угрозой.
Это человек лет тридцати, невысокий, худой, бледный, с глубоко посаженными глазами и скошенным лбом, изысканно напудренный; зовут его Максимилиан Робеспьер, он депутат Арраса.
Собранию этот голос придал уверенности, и оно застыло в ожидании.
Десятого июня появляется Сиейес.
Сиейес имеет огромное влияние на собрание; он все рассчитал, все предусмотрел; это один из тех людей, кому Бог предоставил удобный случай.
— Обрубим канат, — заявляет он. — Время настало.
Его просят разъяснить эти слова.
— Я предлагаю, — говорит он, — в последний раз вызвать сюда знать и духовенство. Я предлагаю уведомить их, что вызов будет направлен в течение часа. Я предлагаю объявить отсутствующими тех, кто не явится.
Почти то же самое предложение сделал еще 12 мая бретонец Ле Шапелье, но оно было отклонено: 12 мая время еще не настало.
Десятого июня подобное уведомление выглядело грозным, ибо оно пришло в нужный час.
Сиейес уже говорил в своей брошюре:
«Нам скажут, что третье сословие само по себе не может образовать Генеральные штаты. Тем лучше! Оно составит Национальное собрание».
Так что знати и духовенству было направлено приглашение явиться в зал заседаний, чтобы присутствовать там при проверке полномочий, которая состоится как в случае отсутствия приглашенных, так и в случае их присутствия.
Канат, по выражению Сиейеса, обрублен, и начиная с этого момента корабль революции находится в свободном плавании.
Сиейес с его математическим подходом к революции тревожит Мирабо.
Мирабо — это человек, действующий по первому побуждению; в жилах у него течет кровь, заставляющая его совершать великие деяния и великие ошибки.
Он тотчас же бросается к Неккеру, своему врагу.
Неккер не осознает силы третьего сословия, он полагает, что поднимающаяся волна будет остановлена. Мирабо хочет, чтобы приливная вода промочила Неккеру ноги.
Плебейский граф стал торговцем сукном, но он не может перестать быть дворянином.
Королевская власть, трижды лишавшая его свободы, все еще представляется ему чем-то неприкосновенным.
Если надо, он готов стать ее защитником.
К несчастью, королевская власть еще не знает Мирабо.
Неккер благодарит его, но отказывается от сделанного им предложения.
Гонения сменяются пренебрежением.
Тринадцатого июня три приходских священника из Пуату покидают палату духовенства и присоединяются к депутатам общин.
Их встречают радостными криками, им распахивают объятия. Обитатели ковчега, заблудившегося в океане сомнений, увидели, наконец, появление голубки с ветвью масличного дерева.
Пятнадцатого июня Сиейес делает второе предложение: он требует, чтобы депутаты третьего сословия именовали себя Собранием признанных и удостоверенных представителей французской нации.
И в самом деле, пять последних дней ушло на то, чтобы признать и публично удостоверить полномочия депутатов третьего сословия, а поскольку знать и духовенство все делали лишь за закрытыми дверями, третье сословие оказывается единственной признанной и удостоверенной властью.
На этот раз Мирабо пугается, бросается к Сиейесу и упрекает его в том, что он толкает ассамблею вперед, не указывая ей цели, куда он хочет ее привести.
Сиейес улыбается; цель, которую не видит Мирабо, сам он видит прекрасно; это загадка, ключ к которой он держит в руках; это задача, решение которой он знает.
Начиная с этого дня Мирабо не выпускает Сиейеса из виду. Ему необходимо знать, куда идет вожак, сменивший свое фиолетовое одеяние на черное платье третьего сословия и ведущий подкоп одновременно под знать и королевскую власть.
После предложения, сделанного Сиейесом, звучат два других предложения.
Мунье предлагает депутатам именоваться представителями большей части нации.