Страница 59 из 195
Зима с 1756 на 1757 год была исключительно суровой, и Сена замерзла, как и в нынешнюю зиму; как раз в это время заключенный находился в карцере, с оковами на руках и ногах, с охапкой соломы в качестве постели и без одеяла. В карцере есть две амбразуры, не имеющие ни стекол, ни ставен, которыми их можно было бы закрыть. День и ночь холод и ветер били ему прямо в лицо; для зрения нет ничего более вредного, чем ледяной ветер, особенно когда человек спит. От постоянных соплей его верхняя губа треснула до самого носа, вследствие чего обнажились и раскрошились от холода все зубы; у него выпали усы, и он весь облысел. Нет сомнения в том, что его глаза, еще более чувствительные, чем упомянутые мною четыре части тела, пострадали еще больше. На окне его камеры установлены четыре железные решетки; прутья этих решеток очень частые и перекрещиваются так, что, когда смотришь на какой-нибудь один предмет, видишь тридцать таких; с течением времени это дробит луч зрения и портит глаза.
Не в силах сносить эти беды, узник решил умереть; ради этой цели он на протяжении ста тридцати трех часов ничего не ел и не пил; ему ключами раздвинули зубы и силой заставили проглотить пищу. Против собственной воли возвращенный к жизни, он осколком стекла перерезал себе четыре вены и в течение ночи потерял почти всю свою кровь: во всем его теле ее осталось, наверное, не более шести унций. Несколько часов он был без сознания. Узник жалуется также на ревматизм, который он подцепил в этом карцере, и другие недуги. Он жалуется, что у него мутится в глазах и зрение падает с каждым днем. Этот человек уже не молод: он прожил большую половину жизни, ему сорок два года. Он подвергся жестоким испытаниям и вот уже пятнадцать лет беспрерывно страдает; на протяжении семи лет он лишен тепла, света, воздуха и солнца. Кроме того, пятьдесят восемь месяцев он содержится в карцере, причем сорок из них, как я уже говорил, с оковами на руках и ногах, с охапкой соломы в качестве постели и без одеяла.
В таких условиях организм изнуряется от слез и страданий. Когда узник склоняет голову на грудь или когда ему нужно читать или писать, он ощущает толчки в затылке, как если бы его изо всех сил били кулаками, и одновременно теряет зрение на пару минут.
Я полагаю, сударь, что необходимо подать Вам эту докладную записку, ибо бесполезно тратить деньги короля на лекарства и мои посещения, и только прекращение этих страданий, чистый воздух и ежедневная ходьба смогут сохранить ту малость жизни, какую осталось прожить этому узнику. Подписано: ГРАНЖАН»
Невероятно, что человек был способен выдержать подобные страдания!
Латюда поместили в другую камеру. Узника извлекли из его склепа и перевели в первую камеру башни, носившей название Ла-Конте. В новой камере не было камина.
Ну и почему его перевели туда? Догадайтесь! Неужели потому, что из-за мороза треснула его верхняя губа? Потому, что из-за холода раскрошились его зубы? Потому, что ледяная рука сырости вырвала его волосы?
Потому, что он потерял зрение, глядя на прутья решетки? Потому, что, решив уморить себя голодом, он в течение ста тридцати трех часов не ел и не пил? Потому, что однажды ночью он перерезал себе осколком стекла четыре вены? Потому, что он беспрерывно страдал на протяжении пятнадцати лет? Потому, что в течение семи лет он был лишен воздуха, тепла, света и солнца? Потому, что пятьдесят восемь месяцев он провел в карцере? Потому, что сорок месяцев он оставался с оковами на руках и ногах, с охапкой соломы в качестве постели и без одеяла?
Нет. Это произошло потому, что, когда река вышла из берегов и вода затопила карцер Латюда, надзиратель стал жаловаться, что ему приходится ходить по колено в воде каждый раз, когда он приносит узнику пищу.
О г-жа де Помпадур! Какой страшный отчет вы должны были дать Богу!
О г-н д'Абади и г-н де Сартин! Какой страшный отчет вы должны будете рано или поздно дать людям!
Господин комендант Бастилии, посоветуйте г-ну де Лоне, вашему преемнику, который поплатится за ваши злодеяния, поостеречься 14 июля 1789 года!
Господин начальник полиции, посоветуйте вашему сыну, который поплатится за ваши преступления, поостеречься 17 июня 1794 года!
Так вот, в этом состоянии, будучи живым трупом, Латюд работает и придумывает разные новшества. И чем же, по-вашему, намерен заняться этот бедолага, испещренный рубцами, парализованный и доведенный до истощения? Он занимается составлением проекта, который даст французской армии дополнительно двадцать тысяч солдат, причем в день сражения эти двадцать тысяч солдат, вполне возможно, принесут нам победу. Каким образом он собирается сделать это? Да очень просто: дав в руки унтер-офицеров, которых насчитывается двадцать тысяч в рядах нашей армии, мушкет вместо совершенно бесполезной пики. К несчастью, у Латюда нет ни пера, ни чернил, ни бумаги для того, чтобы предъявить этот проект королю. Но что это за трудность для человека, сделавшего лестницу из сорочек, пилу из канделябра, ножик из огнива, а ножницы из подпорок стола?
Латюд принялся за работу: таблички для письма он сделал из хлебного мякиша, перо — из спинного хребта карпа, а чернила — из собственной крови, и 14 апреля 1758 года через посредство отца Гриффе, исповедника узников Бастилии, Людовик XV получил послание заключенного.
Проект Латюда был немедленно осуществлен.
В течение трех месяцев Латюд ждал награды за свой удачный совет, ибо, зная, что этому совету последовали, не сомневался, что за него полагается награда. Но по прошествии трех месяцев, так ничего и не дождавшись, он снова принимается за работу и придумывает проект, имеющий целью обеспечить пенсиями вдов солдат и офицеров, убитых на полях сражений.
Его суть состояла в том, чтобы взимать дополнительный сбор в три денье за перевозку писем.
Этот проект, как и первый, был принят правительством, но принят исключительно в пользу правительства: сбор за перевозку писем был увеличен на три денье, однако никакие пенсии не были предоставлены ни вдовам, ни сиротам.
Нужно продолжать? Да, поскольку история подобных людей — это приговор монархии, это суд над веком. Почему нельзя поставить к позорному столбу целую эпоху, как к нему ставят человека?
Так что продолжим.
Латюд видит, что все его проекты принимают, но никакого вознаграждения за них ему не дают. Латюд приходит к выводу, что бесполезно работать ради неблагодарных людей. Но если никакого вознаграждения ему не дают, то, вне всякого сомнения, причина в том, что между ним и милосердием короля стоит фаворитка, эта дьявольская женщина.
И тогда его ненависть к г-же де Помпадур вспыхивает с новой силой, став еще более страшной и злобной; Латюд пишет фаворитке последнее письмо, в котором подсчитывает, что на протяжении ста тысяч часов он чахнет и умирает в ужасающей неволе. Если фаворитка не ответит на это умоляющее и жалостливое письмо, полное душевной боли, ну что ж, тогда Латюд напишет все, что ему известно о фаворитке, а известны ему факты ужасные, отвратительные, неслыханные, факты, которые разрушат любовь короля к ней, факты, которые обесчестят ее в глазах общественного мнения.
Однако все эти факты еще нужно изложить, а из исколотых пальцев несчастного узника, почти пораженных гангреной, больше не удается добыть кровь; с досады он выбросил перо, сделанное из хребта карпа, а с тех пор, как стало известно, какое применение он находит рыбьим хребтам, его перестали кормить рыбой.
Латюд незаметно похищает у сержанта, который охраняет его во время прогулок на орудийной площадке Бастилии, немного трута.
Латюд делает вид, что у него начались колики, и просит дать ему оливкового масла, Латюд делает фитиль из ниток, надерганных из простыней, Латюд отламывает две сухие щепки от пушечного лафета, затем путем трения зажигает эти щепки, наливает масло в баночку из-под мази, вставляет в баночку приготовленный заранее фитиль, зажигает эту плошку, закрепляет над плошкой глазурованную тарелку, пока на тарелке накапливается сажа, мастерит перо из монеты в два лиарда, которую ему удается расплющить до толщины бумажного листа и, придав ей круглую форму, заточить, разводит в патоке сажу, чтобы сделать из нее чернила, и, наконец, при свете этой плошки, с помощью этого пера, этими чернилами пишет беспощадную памятную заметку на полях книги, которую ему дали в пользование.