Страница 53 из 195
Ах, утро снова разлучило нас!»
Без слов ясно, что Шекспир и Дюси были сокрушены этим новым творением г-на де Буффлера.
Однако примерно в это же время подлинная трагедия, почти столь же страшная, как самая страшная выдумка английского драматурга, привлекла внимание парижан.
Мы хотим рассказать об освобождении Латюда, который провел в заключении тридцать лет.
Выше мы упоминали имя прославленного экономиста Кене: он был врачом Людовика XV и г-жи де Помпадур. Однажды король вошел к фаворитке в ту минуту, когда Кене был у нее. Кене вздрагивает, смущается и выходит.
— Да что с вами такое? — спросила его г-жа дю Оссе, эта остроумная горничная, оставившая мемуары, достойные знатной дамы.
— Дело в том, — ответил Кене, — что при виде короля я сказал себе: «Вот человек, который может дать приказ отрубить мне голову, если ему это будет угодно».
— О, — промолвила г-жа дю Оссе, — не стоит этого опасаться: король слишком добр.
Да, король и вправду был слишком добр для того, чтобы ради собственного удовольствия отрубить голову человеку, не причинившего ему никакого вреда, но по собственной прихоти вполне мог отправить его в Бастилию.
И он подобное делал. Свидетельством этому служит Латюд.
О том, как Латюд попал в Бастилию, мы говорили лишь вскользь, поскольку знали, что вновь увидим его выходящим из Бисетра.
Когда он в 1749 году приехал в Париж, это был красивый молодой человек двадцати четырех лет от роду, подающий надежды на будущее, а главное, исполненный честолюбия. Но, чтобы надежно двигаться вперед, ему нужны были покровители.
И вот однажды, когда Латюд прогуливался по саду Тюильри, ломая голову над тем, где можно отыскать таких покровителей, он, проходя позади какой-то скамейки, услышал, как два незнакомца изо всех сил поносят г-жу де Помпадур. Латюд был человек находчивый. Ненависть к фаворитке, в речах этих собеседников звучавшая всего лишь эхом, навела Латюда на мысль, оказавшуюся для него роковой. Мысль эта состояла в том, чтобы сделать покровительницей самое фаворитку, оказав ей какую-нибудь крупную услугу.
Он взял щепоть обычной белой соли, насыпал ее в конверт, написал на конверте адрес г-жи де Помпадур и бросил конверт в почтовый ящик.
Затем он помчался в Версаль, чтобы опередить свою посылку; там он стал добиваться аудиенции у г-жи де Помпадур, заявляя, что речь идет о делах крайней важности. Аудиенция была ему дана, и, допущенный к г-же де Помпадур, Латюд рассказал ей, проявляя при этом волнение, которое ему даже не нужно было на себя напускать, о том, как он случайно услышал в саду Тюильри разговор двух незнакомцев, угрожавших ее жизни; один из них якобы заявил другому, что у него есть какой-то ядовитый порошок, настолько тонкий, что даже мельчайшая частица этого порошка, долетит ли она до губ человека, вдохнет ли он ее носом или попадет она ему в глаза, может вызвать у него смерть; ну а после разговора упомянутый незнакомец, действуя со всеми предосторожностями, какие мог внушить страх перед столь сильным ядом, насыпал щепоть этого порошка в конверт, написал на нем адрес маркизы и бросил конверт в почтовый ящик.
Госпоже де Помпадур было известно, до какой степени ее ненавидели, так что подобный факт не показался ей невозможным. Она горячо поблагодарила Латюда, попыталась вручить ему набитый золотом кошелек, от которого он отказался, и, имея целью пожаловать ему награду, более достойную дворянина, поинтересовалась его адресом.
Пребывая в совершенном восхищении, поскольку все, как ему казалось, развивалось в соответствии с его желаниями, Латюд взял перо и дрожащей рукой написал на благоухающем листке бумаге следующие слова:
«Анри Мазер де Латюд, меблированная гостиница в тупике Кюль-де-Сак-дю-Кок».
Затем он попрощался с маркизой и вернулся к себе, мечтая о высочайшей карьере.
Письмо пришло. Маркиза распечатала его, соблюдая при этом всяческие предосторожности. Оно и в самом деле содержало щепоть белого порошка, по виду напоминающего мышьяк.
Первым чувством, испытанным маркизой, стал глубокий ужас.
Затем она приказала испытать этот порошок на различных животных.
Щепоть белого вещества разделили на три части и начинили ими шарики из хлебного мякиша, которые дали собаке, кошке и курице.
Ни собака, ни кошка, ни курица нисколько от этого не пострадали. Как мы уже говорили, порошок в конверте был всего лишь обычной солью.
Госпожа де Помпадур предположила, что это какой-то розыгрыш, хотя еще не заподозрила в несчастном Латюде автора этого розыгрыша, как вдруг возле адресованного ей конверта, в котором был прислан этот безвредный порошок, она заметила листок с адресом Латюда. Сходство обоих почерков поразило ее. Она догадалась, не понимая еще мотивов его поступка, что послал ей письмо тот самый молодой человек, который донес о нем. В итоге она дала необходимые распоряжения, и 1 мая 1749 года, в то время, когда Латюд предавался блистательным мечтам, к нему явился полицейский пристав по имени Сен-Марк и приказал следовать за ним в Бастилию.
Начальником полиции в то время был г-н Беррье. Он пришел допросить заключенного на другой день после его ареста.
Лучшее, что мог сделать Латюд, это рассказать все как есть. Именно так он и поступил. Простодушие его признания тронуло г-на Беррье. Он отправился в Версаль, не сомневаясь, что г-жа де Помпадур смилостивится, когда ей все будет рассказано; но, к его великому удивлению, г-жа де Помпадур была неумолима.
Это стало печальной новостью для заключенного, которого, тем не менее, г-н Беррье не лишил надежды.
Спустя три месяца Латюд был переведен в Венсен.
Именно там Латюд начал задумываться о серьезности своего положения, и именно там этот человек, которого Бог наделил гениальной способностью совершать побеги из тюрем, впервые возымел мысль хитростью или силой добыть себе свободу, которую ему не хотели вернуть добровольно.
К тому же следует сказать, что, как бы странно это ни звучало, в одиночестве своего тюремного заключения Латюд ощутил себя влюбленным в ту особу, которая преследовала его своей местью, и его желание обрести свободу подстегивалось еще и желанием увидеть ее снова.
Так что он стал замышлять побег.
Каждый день он видел, как в саду, примыкавшем к донжону крепости, прогуливается какой-то священник в возрасте от пятидесяти пяти до шестидесяти лет. Он навел справки и выяснил, что этот священник находится в заключении уже пятнадцать лет за принадлежность к янсенизму.
Поскольку такое преступление не каралось смертной казнью, аббат де Сен-Совёр, сын бывшего королевского наместника в Венсенской крепости, имел право приходить туда, чтобы беседовать в саду с этим заключенным, и часто данным правом пользовался. Кроме того, янсенист обучал чтению и письму детей тюремных надзирателей, так что, когда аббат и дети приходили в крепость и уходили из нее, никто не обращал на них большого внимания. Время, когда аббат и священник совершали свои прогулки, примерно совпадало с тем часом, когда Латюда выводили на прогулку в соседнем саду, также находившемся в ограде донжона. Господин Беррье распорядился позволять ему прогуливаться в течение двух часов. Двое надзирателей приходили за ним и выводили его в сад; тот, что постарше, иногда уже дожидался его в саду, а тот, что помоложе, один приходил открыть дверь его камеры. Мало-помалу этот тюремщик привык видеть, как заключенный спускается по лестнице быстрее него и, не дожидаясь его, идет в саду к его сослуживцу. Спустя несколько минут молодой надзиратель приходил в сад и обнаруживал Латюда рядом со своим товарищем. В итоге он свыкся с желанием узника подышать воздухом на несколько минут больше, чем если бы они спускались в сад вместе.
И вот однажды, приняв решение во что бы то ни стало бежать в тот же день, Латюд стал ждать часа, когда откроется дверь его камеры. Как только она отворилась, он стремглав бросился на лестницу и оказался внизу еще до того, как надзиратель подумал спуститься вслед за ним. Внизу находилась еще одна дверь. Латюд начал с того, что закрыл ее на засов, чтобы прервать всякое сообщение между двумя надзирателями. Ему предстояло обмануть четырех часовых. Первый из них находился на выходе из донжона, у двери, которая всегда была на запоре. Латюд стучит, и дверь открывается.