Страница 51 из 195
Ну а теперь о том, в чем состоял корень обид Мирабо на правительство:
«13 мая 1784 года.
Не добившись разрешения на распространение своего "Мемуара”, две тысячи экземпляров которого были конфискованы, граф де Мирабо обратился с жалобой к министру юстиции и имел с ним очень оживленный разговор на эту тему. Не сумев переубедить главу судебного ведомства, граф де Мирабо принял решение написать крайне резкое письмо королю, где он жаловался на отказ в правосудии со стороны г-на де Миромениля. Одновременно он отбыл за границу, где намерен снова напечатать это сочинение, вставив в него в качестве предисловия изложение своего разговора с министром юстиции и, несомненно, поместив туда и другие любопытные истории».
Будьте спокойны: Мирабо не долго пробудет за границей и при первых отблесках молний революции мы увидим его снова.
XI
Страшный холод. — Костры, пылающие перед дворцами. — Господин Ленуар, начальник полиции. — Раздача помощи. — Король и королева. — Граф де Сануа. — Опасность голода. — Господин де Комартен. — Обелиски и колонны, воздвигнутые из снега. — Господин де Буффлер и г-н Дюси. — Освобождение Латюда. — Несколько слов о докторе Кене. — Латюд приезжает в Париж. — Госпожа де Помпадур. — Письмо фаворитке. — Свидание. — Действие, которое производит письмо. — Латюд арестован. — Господин Беррье. — Латюд в Венсене. — Первый побег. — Письмо королю. — Латюд снова схвачен. — Четверостишие. — Кошар. — Д'Алегр. — Попытка побега. — Рассказ Латюда. — Словарь. — Веревка длиной в тысячу четыреста футов. — Побег. — Ров Бастилии. — Господин де Силуэт. — Поездка д'Алегра и Латюда.
Беспощадный враг людей, тем более страшный, что он пришел неожиданно, распахнул двери достославного 1784 года, в котором, как мы только что удостоверили, случилось столько всего нового и неожиданного.
Речь идет о холоде.
Пятого декабря 1783 года этот огромный стервятник с белоснежными крыльями обрушился на Францию и когтями вцепился в Париж.
С 5 декабря по 20 января все просто удивляются: река замерзла, ее переезжают даже тяжело нагруженные телеги, лед скопляется в ручьях, снег заваливает улицы; но все это видели и прежде. Такое осталось в памяти стариков, которые рассказывают о подобных бедствиях.
В конце января удивляться перестают и начинают беспокоиться.
Тридцать первого января «Тайные записки» сеют тревогу:
«Уже давно не бывало в Париже столь суровой зимы, а главное, с такими продолжительными холодами. На протяжении двух месяцев мороз держится почти без перерыва и обильный снег покрывает кровли и улицы. Вошло в правило, что принцы у своих дворцов и знатные вельможи у своих особняков разжигают костры, чтобы обогреть грузчиков, трубочистов, извозчиков и всех несчастных, которые в силу своего ремесла или обстоятельств вынуждены оставаться на улице. К этой помощи, слишком незначительной, г-н Ленуар добавляет и другую, которую он просит у правительства.
Всех разнорабочих и поденщиков, оставшихся без дела, уведомили о том, что они могут без всякой опаски явиться в полицейское управление и найдут там работу и заработную плату.
В огромных залах монастыря целестинцев и монастыря капуцинов в предместье Сен-Жак, а также в монастыре больших августинцев установили печи, в которых постоянно пылает огонь, и используют там на сравнительно нетяжелых работах женщин, детей, стариков и калек.
Наконец, священникам приходов и полицейским комиссарам раздали денежные суммы, чтобы обеспечить дровами, углем и хлебом людей, стыдящихся своей бедности, и тех, кто явится за помощью.
Следует воздать должное благородству души короля, который собственноручно написал генеральному контролеру финансов, изложив ему просьбы начальника полиции, уполномочил министра финансов предоставлять все денежные средства, какие будут необходимы для оказания помощи беднякам, и словесно заявил ему, что ни в коем случае не следует урезать расходы, которые могут понадобиться для этих целей.
Королева, со своей стороны, послала г-ну Ленуару пятьсот луидоров, взятых из ее личных средств, и заявила при этом, что никогда еще денежные траты не были так приятны ее сердцу».
Седьмого февраля холод усилился, и мы читаем там же следующее:
«Холод и снег продолжаются, и это усиливает озабоченность начальника полиции и его бдительность. Он с трудом приберегает для ночного сна пять или шесть часов. Никто не помнит подобной зимы. Возникают опасения, что может не хватить дров. Во вторник 3 февраля их оставалось в городе не более семидесяти тысяч возов. В тот день были вывезены шесть тысяч возов, и на дровяных складах пришлось поставить охрану, чтобы воспрепятствовать столь большому вывозу одновременно. Многие люди начали использовать каменный уголь, по крайней мере в смеси с дровами.
Поддерживать чистоту городских путей не представляется сегодня возможным. Подсчитано, что на территории столицы сегодня имеется сорок восемь льё улиц, которые надлежит очистить от снега, из чего следует, что для подобной уборки понадобится такое множество рук, телег и лошадей, что это пугает воображение, и потребуются дополнительные издержки, способные нанести ущерб более неотложным делам милосердия.
Все эти хлопоты заботят г-на Ленуара и делают его период управления городскими делами настолько трудным, что такого еще не случалось ни при одном его предшественнике, а заодно, вне всякого сомнения, дают повод к слухам, что в качестве награды он скоро получит в управление другое ведомство.
В деревенских приходах помещиков призывают содействовать, насколько это будет в их силах, благотворительности монарха. Некоторые из них не дожидались такого призыва и предвосхитили его. Помещик из Пантена (граф де Сануа) велел сообщить прихожанам, сделав оповещение перед мессой и расклеив на улицах объявления, о том, что все увечные, больные, старики и прочие из его вассалов, испытывающие недостаток в дровах, могут обращаться к господину кюре, который от его имени раздаст им талоны для отоваривания у мясника, булочника, виноторговца и т. п.
Бенедиктинские монахи из Сен-Дени, славящиеся вкусными блюдами, которые они готовят из рыбы, приняли решение урезать свои столовые расходы и ограничиться овощами, а сбереженные благодаря этому деньги направить на помощь нуждающимся».
Возможно, видя подобное самопожертвование со стороны достойных бенедиктинцев, кто-то подумает, будто столица дошла до последней черты нужды, но он ошибется. 8 февраля некая видимость оттепели подала было надежду, однако 10-го снова похолодало и мороз стал еще сильнее. Потепление длилось не настолько долго, чтобы можно было успеть очистить от снега улицы и крыши. Затверделый снег, кучами лежавший возле домов, образовывал нечто вроде стен, которые суживали улицу и усиливали холод как в помещении, так и снаружи. За городом все обстояло еще хуже, и телеги не могли доехать до Парижа; в итоге сено и солома росли там в цене каждый день, а овощи и другие съестные припасы отсутствовали, или их могли покупать только богачи; дрова же стали особой редкостью, и потому был издан указ, запрещавший отпускать более полувоза любому покупателю (из этого правила были исключены лишь булочники).
Какое-то время все стали пускать в ход каменный уголь, но вскоре пропал и он.
Все это оборачивалось проклятиями в адрес г-на де Комартена, купеческого старшины. Его упрекали в том, что он не был осведомлен о нехватке дров, хотя она уже имела место в предыдущем году. Он пытался оправдаться, напоминая, сколь недолго была судоходна река, но все в Париже отвечали на это, что его упрекают как раз за то, что он не воспользовался этим коротким промежутком времени.
Жалобы наделали столько шума, что Парламент решил разобраться, как на самом деле обстоят дела, и выяснилось, что двести тысяч веревочных саженей дров застряло не далее десяти льё от столицы. Все ожидали, что Парламент вызовет к себе купеческого старшину, чтобы отчитать его за непредусмотрительность, но ничего подобного сделано не было, и это привело к тому, что половина негодования, предназначавшегося г-ну де Комартену, обрушилась на Парламент.