Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 195

Однако подлинным триумфом сьера де Бомарше стало снятие королевского запрета играть его пьесу, который за год до этого был сформулирован письменно и объявлен с такой торжественностью, как если бы речь шла о деле государственной важности. И в какой обстановке это произошло?

В обстановке, когда любой порядочный автор не осмелился бы предложить подобную пьесу, опасаясь намеков на слухи, которые весь последний год удручали королевское семейство и могли напоминать отвратительную клевету; когда ни один цензор не решился бы позволить постановку, столь сильно потакающую злопыхательству зрителя.

Как бы то ни было, нетрудно понять, что при таком всеобщем рвении театральный зал оказался заполнен еще с утра. В подобных бурных собраниях всегда случается какое-нибудь неожиданное событие, привлекающее внимание публики. Именно так и произошло при появлении бальи де Сюффрена, когда ему стали аплодировать с тем же восторгом, что и накануне в Опере. Однако значимость этого всеобщего воодушевления изрядно снизило обстоятельство, возмутившее истинных патриотов: дело в том, что при виде г-жи Дюгазон, которая, оправившись после постыдной болезни, еще не показывалась в театре, зал разразился такими же овациями, как и при виде героя.

Что же касается самого спектакля, то большинство зрителей ожидали, что он будет скверным, но не рассчитывали, что он окажется настолько длинным. Все полагали, что спектакль займет обычное для такого рода зрелищ время, ибо актеры не делали объявления о том, что после него будет сыграна какая-нибудь короткая пьеса. Никто не мог вообразить, что он будет длиться с половины шестого до десяти часов вечера. И для чего же было это делать? Чтобы изобразить нам знатного вельможу в окружении его челяди, которая дурачит, обманывает и высмеивает его на протяжении всего этого времени. Да одно самонадеянное желание более четырех часов занимать французскую публику столь мерзким фарсом заслуживает того, чтобы быть освистанным. В зале то и дело раздавалось шиканье и даже слышался свист, весьма умеренный, правда, хотя и частый, и неизвестно, чем следует восхищаться более — бесстыдством сьера де Бомарше или терпением зрителей.

Граф Прованский явно испытывал скуку от этого безумного дня. Что же касается графа д’Артуа, то, как известно, он еще прежде выступал против этой постановки, заявляя королю, что она являет собой мерзость и гнусность.

Однако, поскольку эта пьеса, стоящая по своим достоинствам еще ниже "Севильского цирюльника", встретила на своем пути далеко не столько же преград, не будет ничего удивительного в том, что благодаря в основном бутафории, пению, танцам, декорациям, едкой сатире, непристойностям и угодничеству перед партером, из которых вся эта новая комическая безделица смешана, она будет иметь успех и выдержит много представлений».

Проходят три дня после премьеры. Откроем тот же дневник и посмотрим, улеглась ли ненависть.

«7 мая.

Дабы удовлетворить алчное желание публики, актеры играли "Женитьбу Фигаро" в четверг и пятницу. Все хотели увидеть эту пьесу, и не было никого, кто, выходя из зала, не отозвался бы о ней дурно. Самые сдержанные ограничивались тем, что находили ее чрезвычайно затянутой, хотя ее укоротили примерно на полчаса. Интрига в ней остается неясной: она настолько сложна, что ни один зритель не в состоянии осознать ее, и нет ни одного газетчика, который решился бы растолковать ее. Впрочем, как уже отмечалось, она разворачивается между персонажами настолько жалкими и ничтожными, что не может вызывать никакого интереса и даже любопытства, в особенности на отрезке времени, вдвое превышающем длительность обычной комедии.

Это граф Альмавива, который хочет совратить невесту Фигаро, горничную графини; графиня, которая хочет соблазнить юного пажа, и юный паж, который хочет бегать за всеми юбками, какие ему попадаются; а дабы переполнить меру гнусности, это Фигаро, который поставлен перед необходимостью спать со старой ведьмой Марселиной, оказывающейся, как выясняется, его собственной матерью: такова канва пьесы, эпизоды которой, порой хитроумные и пикантные, будь они новыми, заимствованы из семи или восьми комедий, в том числе из "Нечаянного пари" г-на Седена и даже из "Севильского цирюльника". Вся эта основа прикрыта множеством подробностей, в которых кое-кто находит немало остроумия, однако знатоки, более опытные и придирчивые, замечают лишь постоянное злоупотребление остротами. Что же касается стиля пьесы, то он совершенно порочный и гнусный. Автор, действуя так, как ему заблагорассудится, обновляет устаревшие слова и выдумывает новые, смешивает выражения тонкого и изящного подшучивания с грубым и пошлым базарным злословием, вследствие чего возникает поистине своеобразная и присущая только ему пестрота.

Короче, в этой пьесе, заимствовавшей многое от старой комедии, потешной, а не веселой, сатирической, а не критической, в которой проповедуют порок, вместо того чтобы пытаться исправить его, драматург явно имел подлинной целью оскорбить одновременно вкус, здравый смысл и общественное приличие, и в этом он полностью преуспел».

Однако Бомарше испытал еще не все. На пятом представлении его поджидал неприятный сюрприз. Внезапно, в ту минуту, когда должны были поднять занавес, из лож четвертого яруса бросают печатные листки, и они разлетаются по всему залу. Начинается страшный шум, все тянут к ним руки. Партер приходит в волнение, словно море; зрители покидают половину лож первых ярусов; те, кто находился на галерке, смело кидаются вниз, чтобы ухватить какой-нибудь из этих листков.

Однако не стоит беспокоиться, каждому достанется по листку, даже Бомарше.

Вот что в них можно было прочитать:

Вчера мне довелось смотреть из-за кулис

Новинку вздорную: партер встречал ее на бис,

Полиция ж прикрыть пыталась, не жалея сил,

Ведь автор в ней француза облик дивный очернил.

В постыдной этой драме каждый персонаж

Какой-нибудь порок олицетворяет наш.





Бартоло скаредность являет нам,

Граф Альмавива — соблазнитель дам,

Его супруга милая — вместилище измен,

Банальный вор судейский Дубльмен,

Служанка Марселина почище всех мегер,

Базиль — подлейшей клеветы пример.

Фаншетта чистая дивит смирением своим;

Сгорает от любви, по виду херувим,

Паж Керубино, бесстыдник молодой:

Сюзанна хитрая о нем радеет всей душой,

Любимец графа он, дружок его жены.

А пьесы тон! Какие нравы в ней отражены!

По остроумию ей фору даст Бридуазон;

А что до Фигаро… Да это ж вылитый патрон:

На Альмавиву так ужасно он похож,

Что это просто вызывает дрожь.

Когда же захотел пороки разом все увидеть зал,

На сцену автора в конце спектакля он позвал.

Так что обладайте огромным талантом, чуть ли не гениальностью; сочините комедию, которая навсегда останется образцом интриги и своеобразия, — и вот те плоды, какие вы пожнете.