Страница 31 из 195
Вольтер был очень тесно связан с герцогиней Менской: это скрываясь у нее, он сочинил повести «Задиг» и «Мемнон».
Вот по какому случаю он попросил предоставить ему это убежище, названное им самым приятным следствием самой скверной из причин.
В то время королевский двор пребывал в Фонтенбло. Госпожа дю Шатле, обладавшая правом табурета при особе королевы, последовала туда за двором, а Вольтер последовал за ней. В первый же день приезда Эмилия проиграла десять тысяч франков: это было все, что она привезла с собой; на другой день она снова села за игру и проиграла тысячу экю из кошелька Вольтера: это было все, что он привез с собой; на третий день она опять играла и проиграла восемьдесят тысяч франков. Вольтер подошел к концу партии, узнал о том, что случилось, внимательно оглядел лица игроков и, наклонившись к Эмилии, на ухо сказал ей по-английски:
— Вы чрезвычайно рассеянны и не замечаете, что играете с мошенниками.
Хотя он произнес эти слова очень тихо и произнесены они были по-английски, их услышали и поняли. Тотчас же среди игроков поднимается страшный шум, и они с угрозами встают из-за стола. Эмилия уводит с собой Вольтера, приказывает запрячь лошадей в свою карету, и в ту же минуту они вдвоем покидают Фонтенбло.
Поравнявшись с Со, карета останавливается, давая возможность выйти из нее Вольтеру, который пешком доходит до деревни, в то время как карета продолжает свой путь в Париж.
Придя в Со, Вольтер передает через посыльного письмо герцогине Менской, и она тотчас же открывает ему двери своего замка, где он укрывался затем в течение двух месяцев.
Находясь в одиночестве и взаперти весь день, Вольтер работал; но каждую ночь, в два часа пополуночи, когда принцесса удалялась в свою спальню, а ее придворные дамы отходили ко сну, принцесса, почти совсем не спавшая, вызывала Вольтера, который затем ужинал у нее в алькове и читал ей то, что было написано им днем.
Эмилия же, вернувшись в Париж, уладила отношения со своими кредиторами и утихомирила нараставшую против Вольтера злобу. Уладив эти отношения и утихомирив эту злобу, она присоединилась к нему в Со, и тогда там начались празднества и развлечения, душой которых был Вольтер.
Там играли комедии, трагедии и оперы.
Увы, почти во всех пьесах, которые ставились во дворце любезной герцогини, Эмилия исполняла роли возлюбленной и справлялась с ними с редкостной достоверностью. Когда же в пьесе, которую представляли, любовником Эмилии оказывался граф де Шабо, эта достоверность особенно возрастала. Вольтер заметил это, привез Эмилию обратно в Париж и, дабы унять вспыхнувшую в ней страсть к театру, дал ей совет завершить работу над ее «Комментарием к Ньютону». Эмилия пошла ему навстречу, и один из самых известных ученых в области астрономии, Клеро, был приглашен подправить ее труд.
Как ни глубоки были познания Урании в астрономии, подправить в этом ее труде и в самом деле нужно было многое. Клеро отдался этому всей душой; Вольтер работал у себя; Эмилия и Клеро весь день работали вместе, а обедали вдвоем, поскольку Вольтер никогда не обедал; по вечерам они втроем ужинали и находили такую раздельную жизнь как нельзя более приятной.
Как-то раз, плохо себя чувствуя, Вольтер велел предупредить двух наших геометров, что он хочет ужинать в этот день на час раньше; но, погруженные в свои выкладки, они забыли о сдвиге ужина на час вперед и упустили из вида, что на стол уже подано. Однако Вольтер этого из вида не упустил; он поднялся по лестнице, подошел к комнате Эмилии и, обнаружив дверь запертой изнутри, вышиб ее ударом ноги. Судя по крикам ярости, вырвавшимся у Вольтера, можно было понять, что увиденная им картина весьма напоминала нежданное сближение в духе сближения Марса и Венеры; правда, все это осталось не более чем догадкой, однако заканчивала свой «Комментарий к Ньютону» Эмилия уже одна, на короткое время не имея других советчиков, кроме Вольтера.
Между тем Вольтер и Эмилия были приглашены королем Станиславом приехать повидаться с ним в Коммерси. Король держал там свой небольшой двор, во главе которого стояла г-жа де Буффлер, его официальная любовница, сама имевшая в качестве сердечного друга Сен-Ламбера, капитана королевского гвардейского полка и автора поэмы «Времена года».
Сен-Ламбера не пригласили приехать ко двору, поскольку у короля Станислава были кое-какие сомнения в отношении г-жи де Буффлер и он ревновал ее к нему. Однако Сен-Ламбер, нисколько не беспокоясь по поводу отсутствия приглашения, приехал в Коммерси инкогнито и остановился у тамошнего кюре, дом которого посредством маленькой двери сообщался с оранжереей дворца. И вот как раз через эту дверь, ключ от которой ему передала г-жа де Буффлер, он незаметно проникал в ее покои, показываясь там, впрочем, лишь после ухода короля. Перед тем как отправиться туда, он обычно проводил вечер у Вольтера, называвшего его своим сыном. В те дни, когда Вольтер работал, а работал Вольтер часто, Сен-Ламбера принимала Эмилия; затем, когда наступал час ужина, Вольтер спускался к Эмилии и уводил ее во дворец, а Сен-Ламбер оставался один, в ожидании времени, когда и он, в свой черед, отправится туда же.
Но однажды вечером Вольтер спускается вниз раньше обыкновенного; на этот раз, проявляя еще большую неосторожность, чем во времена Клеро, Эмилия оставила дверь открытой, так что у Вольтера даже нет нужды высаживать ее.
Есть зрелища, которые видишь снова и снова, но никак не можешь привыкнуть к ним. И вот Вольтер в очередной раз видит одно из таких зрелищ; рассвирепев, он осыпает Сен-Ламбера оскорблениями, однако счастливый любовник заставляет философа замолчать и заявляет ему, что на другой день тот сам будет вынужден дать объяснения по поводу своей грубости.
Задыхаясь от гнева, но в сущности опасаясь Сен-Ламбера, Вольтер поднимается к себе, зовет своего секретаря и приказывает ему купить карету, впрячь в нее почтовых лошадей и привезти ее к нему.
Однако секретарь, вместо того чтобы неукоснительно подчиниться приказу Вольтера, идет к г-же дю Шатле и спрашивает у нее, что ему следует делать.
— Спокойно оставайтесь здесь, а час спустя вернитесь к нему со словами, что вам не удалось отыскать ни одной кареты.
В час ночи, с видом человека, изнуренного долгой беготней, секретарь входит в комнату своего хозяина, которого он застает в еще большей ярости, чем прежде, и который от услышанной новости раздражается еще сильнее.
— Нет кареты?! — кричит Вольтер. — Возьмите почтовую коляску, спешно поезжайте в Нанси и, не торгуясь, купите карету там; окажите услугу вашему хозяину, сударь: он ваш друг, и этому другу нанесено тяжелое оскорбление.
Секретарь покидает комнату Вольтера и входит в покои Эмилии, которую продолжает утешать Сен-Ламбер.
— Ну и что? — спрашивает она.
— Он хочет уехать.
— По-прежнему?
Да.
— Категорически?
— Категорически.
— Что ж, тогда я пойду к нему сама.
И г-жа дю Шатле в свой черед входит к Вольтеру, застает философа в безумных корчах, которые прекращаются при ее появлении, обращается к нему по-английски, называет его нежным именем, которое она когда-то дала ему, и пытается оправдаться.
— Полно! — восклицает Вольтер, прерывая ее. — По-вашему, у меня могут быть какие-нибудь сомнения после того, что я видел?!
— Вы в самом деле это видели? — спрашивает Эмилия.
— Видел, своими собственными глазами видел!
— Ну, тогда другое дело.
— Так вы признаетесь?
— Признаюсь.
— Изменить мне после всего того, что я для вас сделал! После того, как вы были так любимы мною!
— Я не изменяла вам, друг мой, и я люблю вас больше, чем прежде.
— Надо же!
— Доказательство этому состоит в том, что вы больны, и я берегу ваше здоровье. Ну скажите сами, разве в подобном случае не лучше, чтобы я имела дело с другом, а не с посторонним?
Вольтер на мгновение задумывается, а затем со вздохом произносит:
— Ах, сударыня, раз уж такое неизбежно, постарайтесь хотя бы, чтобы я этого не видел!