Генрих IV. Людовик XIII и Ришелье

— О государь, вы так безобразны, что я не могу на вас смотреть!

К счастью для короля, в замке с Габриель находилась маркиза де Виллар, ее сестра. Когда Габриель удалилась, маркиза осталась наедине с королем и попыталась убе­дить его, что лишь страх оказаться застигнутой отцом заставил мадемуазель д'Эстре удалиться. Но, надо думать, королю стало понятно, чего стоит этот довод, когда он увидел, что мадемуазель д'Эстре так и не вернулась.

В итоге, несмотря на все его настояния, Габриель так и не захотела вернуться, и Генриху пришлось уехать так же, как он приехал, ничего, кроме терпкого разочарова­ния, не сумев извлечь из поступка, который был опаснее всех, на какие он когда-либо отваживался, и совершая который, он рисковал собственной жизнью, жизнью своих друзей, судьбой короны и судьбой Франции.

Самое удивительное во всем этом было то, что, по словам Таллемана де Рео, Генрих «вовсе не был в постели таким уж сильным бойцом». Госпожа де Верней называла его «капитан Хочет, да не Может», и о нем говорили, что «его и на раз едва хватает».

Его отлучка страшно напугала двор, в особенности, когда стало известно о цели его поездки и о том, через какие опасности ему пришлось пройти. Так что Сюлли и Морне, его Сенека и его Бурр, дожидались его, чтобы как следует попенять ему.

Генрих IV нагнул голову, как он это обычно делал в подобных случаях, но на этот раз не столько из-за упре­ков двух своих суровых друзей, сколько из-за неудачи своей легкомысленной затеи.

Он выкрутился из этого положения лишь благодаря тому, что дал слово дворянина не возобновлять подобных попыток, и, в самом деле, принял меры к тому, чтобы не было нужды этого делать.

Чтобы побудить Габриель вернуться ко двору, он вызвал к себе ее отца, пообещав ему включить его в свой совет. Однако г-н д’Эстре приехал один.

Тем временем в борьбу вступил еще один поклонник Габриель, тоже предложивший ей выйти за него замуж. Это был герцог де Лонгвиль.

Габриель любила Бельгарда ради любовных утех; она притворялась, что любит Лонгвиля, ради честолюбивых надежд.

Герцог де Лонгвиль заметил одновременно игру, кото­рую вела Габриель, и опасность, которой он подвергался из-за того, что в Габриель был так страстно влюблен ко­роль, и побоялся делить ее с ним в этой ее игре.

Он сделал вид, что возвращает ей все ее письма, и попросил ее вернуть его собственные письма.

Габриель честно вернула ему его письма, от первого до последнего. Но, просматривая свои письма к нему, она заметила, что недостает двух писем, причем более всего бросающих на нее тень.

По счастью, несколько дней спустя, когда герцог совершал торжественный въезд в Дуллан, его привет­ствовали оружейным салютом. По случайности, один из мушкетов оказался заряжен пулей, и, опять- таки по сл у чай ности, эта пуля прошила тело гер­цога насквозь и убила его наповал.

Этот пример пошел на пользу Бельгарду. Он решил не ссориться ни с королем, столь влюбленным, ни с любов­ницей, столь удачливой, и, узнав, что г-н д'Эстре наме­ревается выдать свою дочь за Никола д'Армеваля, сеньора де Лианкура, осмотрительно отошел в сторону, с риском появиться снова позднее.

При виде своего жениха Габриель принялась громко возмущаться. Он отличался злобным нравом и отврати­тельной внешностью.

Габриель обратилась за помощью к Генриху IV, пыта­ясь убедить его, что ее неприязнь к сеньору де Лианкуру проистекает из влечения, которое она испытывает к нему самому. Генрих, который не был так уж уверен в этом влечении, не решился открыто выступить против заму­жества, явно отвечавшего самым большим желаниям г-на д’Эстре. Со своей стороны, Габриель продолжала взывать к королю, надеясь на его помощь. И тогда Генрих принял половинчатое решение, пообещав появиться в день свадьбы, словно бог из машины в античном театре, и укрыть новобрачную от посягательств ее супруга.

К несчастью, в день свадьбы королю пришлось обяза­тельно быть в другом месте, так что на долю самой Габри­ель выпали все заботы и одновременно все трудности, связанные с необходимостью защищаться от мужа.

Тем не менее г-ну де Лианкуру еще ничего не удалось добиться от нее. По крайней мере, она поклялась в этом, когда Генрих, оказавшийся в это время поблизости от 66

Кёвра, дал приказ г-ну де Лианкуру присоединиться к нему в Шони вместе с женой.

Муж испытывал сильное желание ослушаться приказа; однако он подумал об опасностях, которые угрожали бы ему, если бы он так поступил; кроме того, он, возможно, надеялся, что все его благосостояние и вся его будущ­ность напрямую связаны с его согласием принять полу­ченное приглашение.

И потому он повез свою жену в Шони.

У короля уже были готовы экипажи: он отправлялся на осаду Шартра.

Не тревожась более из-за мужа, как если бы его и не существовало, и даже не предложив ему сопровождать жену, король посадил Габриель в свою дорожную карету, сел рядом с ней сам и уехал, увозя с собой славную мар­кизу де Виллар, еще не так давно изо всех сил стара­вшуюся заставить его забыть, как он был принят в замке Кёвр, и г-жу де Ла Бурдезьер, ее кузину.

Госпожа де Сурди, тетка Габриель, присоединилась к ним, опасаясь какой-нибудь новой глупой выходки со стороны своей племянницы.

Советы, которые давала своей племяннице эта превос­ходная тетка, в определенной степени содействовали любовной победе Генриха.

И потому, как только Шартр был взят, Генрих возна­градил г-жу де Сурди, назначив ее мужа губернатором этого города.

Лишь одно тревожило Генриха в его любовной страсти: ревность, которую он испытывал к Бельгарду.

Габриель и Бельгард проявляли величайшую бдитель­ность, но все было тщетно: ведь когда люди любят друг друга, из пламени любви, как его ни скрывай, непре­менно брызнет какая-нибудь искра.

Однажды Генрих IV наблюдал за тем, как они танце­вали вместе; он их видел, а они его не заметили. При виде того, как они подавали друг другу руки, король покачал головой и процедил сквозь зубы:

— Клянусь святым чревом! Надо думать, они все же любовники.

И Генрих решил в этом удостовериться. Сославшись на какое-то неотложное дело, которое якобы должно было удерживать его вне дома всю ночь и весь следу­ющий день, он уехал в восемь часов вечера и вернулся в полночь.

Король не ошибся. Ко времени его возвращения Габриель и Бельгард были вместе.

Все, что могла сделать Ла Русс, наперсница Габриель, за то время, пока та открывала дверь королю, это упря­тать Бельгарда в соседней комнате, где она спала побли­зости от постели своей хозяйки.

После этого она удалилась, взяв с собой ключ.

Король заявил, что он голоден, и попросил подать ему ужин.

Габриель стала оправдываться, говоря, что она не ждала короля и ничего не приказала приготовить.

— Хорошо, — промолвил король, — мне известно, что в соседней комнате у вас есть варенье. Я поем варенья и хлеба.

Габриель сделала вид, что она ищет ключ, но ключ все никак не находился.

Генрих приказал отыскать Ла Русс. Однако Ла Русс нигде не было.

— Что ж, — произнес король, — как видно, мне при­дется взломать дверь, если я хочу поужинать.

И он принялся изо всех сил колотить в дверь ногой.

Дверь уже начала поддаваться, когда в спальню вошла Ла Русс, интересуясь, зачем королю понадобилось под­нимать весь этот шум.

— Я поднял весь этот шум, — сказал король, — поскольку хочу поесть варенья, которое хранится в вашей комнате.

— Но почему же король, вместо того чтобы взламывать дверь, просто не откроет ее ключом?

— Клянусь святым чревом! — воскликнул король. — Почему?.. Почему?.. Да потому, что у меня нет ключа!

— Да вот же он! — произнесла Ла Русс.

И, успокоив взглядом хозяйку, она протянула ключ королю.

Когда король вошел в соседнюю комнату, она была уже пуста: Бельгард выскочил из окна.

Король вышел из комнаты пристыженный, держа в каждой руке по горшочку варенья.

Габриель разыграла отчаяние. Генрих упал к ее ногам и попросил у нее прощения.