Генрих IV. Людовик XIII и Ришелье

Разумеется, мы приводим из него те места, какие более всего компрометируют графиню де Гиш.

«Вчера вечером я приехал в Маран, куда отправился для того, чтобы позаботиться о безопасности этого места. О, как бы я пожелал Вам побывать там! Мне никогда не доводилось видеть места, более соответ­ствующего Вашему характеру. По одной этой причине я готов выменять его ... Здесь обитают всякого рода птицы, поющие на все голоса; среди них есть и морские, перья которых я Вам посылаю; здесь водятся рыбы, раз­меры и цена которых чудовищны: крупный карп по три су и щука по пять! Это место, через которое в больших количествах перевозят товары, причем исключительно судами; земля здесь родит много зерна и очень красива. Здесь можно жить очень приятно в мирное время и без­опасно во время войны. Здесь можно веселиться с тем, кого любишь, и печалиться о разлуке. В четверг я уез­жаю отсюда и отправляюсь в Пон, где буду ближе к

Вам, но не намерен там задерживаться. Душа моя, всегда будьте ко мне доброжелательны и верьте, что моя преданность Вам чиста и ничем не запятнана: подобной еще никогда не было. Если это доставит Вам удовлетворение, будьте счастливы.

ГЕНРИХ».

Их любовные встречи происходили в Мон-де-Марсане. Красавица-вдова жила там и каждый день, если верить д'Обинье, «ходила к мессе, сопровождаемая Эспри и малы­шом Ламбером, а также мавром, баском в зеленом одеянии, обезьяной Бертраном, английским пажом, собакой и лакеем».[10]

Красотой графини или странностью ее свиты был пле­нен король? Но так или иначе, он страстно в нее влю­бился.

В то время Генрих добивался развода с Маргаритой, и каждый раз, влюбляясь в какую-нибудь женщину, он принимал решение жениться на ней. Ему недостало самой малости, чтобы жениться на Габриель: замысел этот разрушила ее смерть, а г-же д'Антраг он дал обяза­тельство вступить с ней в брак, которое, как мы позднее увидим, порвал Сюлли.

Что же касается его женитьбы на графине де Гиш, то в этом своем намерении он признался д'Обинье, что было равносильно желанию получить суровый выговор. Д'Обинье отчитал влюбленного короля и заставил его дать слово дворянина, что в течение двух лет он и думать не будет о том, чтобы жениться на Прекрасной Коризанде.

Генрих дал такое обещание, оставив за собой право поступить по прошествии двух лет так, как ему будет угодно, и д'Обинье успокоился. Ему было прекрасно известно, сколько обычно длятся любовные увлечения короля.

Д'Обинье ошибся в отношении длительности, но не в отношении страстности любви того, кого он называл скаредным волокитой и самым неблагодарным повелите­лем, какой только есть на свете.

Два года спустя Генрих еще был любовником Кори- занды, но больше уже не говорил о том, что собирается жениться на ней.

Его страсть к ней была в самом разгаре, когда он дал сражение при Кутра, разгромил Жуайёза и убил его.

Перед сражением, в начале наступления, рядом с Ген­рихом Наваррским были два сына принца де Конде, его дяди, убитого при Жарнаке: один, как и его отец, звался принцем де Конде, другой — графом де Суассоном.

Воззвание короля Наваррского было кратким.

Он обнажил шпагу и произнес:

— Здесь нет нужды в длинных речах. Вы Бурбоны, и да здравствует Бог! Я докажу вам, что я ваш старший брат.

— А мы, — отвечали Конде, — покажем вам, что у вас хорошие младшие братья.

Всем известен итог этого сражения: победа Генриха Наваррского была полной и оба Жуайёза погибли.

Вечером победители пировали в замке Кутра.

Мертвые тела обоих Жуайёзов были выставлены нагими в его нижнем зале.

Кто-то из пирующих осмелился насмехаться над двумя отважными дворянами, которые предпочли умереть, но не обратиться в бегство.

— Замолчите, господа, — строго сказал Генрих, — сей­час для всех время проливать слезы, даже для победите­лей.

Затем, поскольку ему всегда, при любом случае, нужно было как истинному гасконцу выказывать свое остро­умие, он написал Генриху III:

«Государь, господин мой и брат! Возблагодарите Господа: я разбил Ваших врагов и Вашу армию».

И что, по вашему мнению, собрался делать Генрих IV, выиграв битву? Воспользоваться этим успехом, чтобы соединиться с протестантской армией, которую он набрал в Германии за те деньги, какими снабдила его Прекрас­ная Коризанда, заложив свои поместья? Именно это посоветовали бы ему д’Обинье, Сюлли и Морне, но он и не подумал с ними советоваться.

Генрих берет знамена, подобранные на поле битвы, устраивает из них ложе для графини де Пип и спит на нем вместе с нею, в то время как герцог де Гиз добивает его немецкую армию. Правда, год спустя Генрих III, дабы отблагодарить короля Наваррского, убивает в Блуа гер­цога де Гиза и кардинала Лотарингского.

Нет ничего удивительного в том, что Генрих Наварр­ский думал о своей любовнице в ту минуту, когда он одерживал победу.

Вам предстоит увидеть, что он думал о том же и за минуту до смерти.

В январе 1589 года герцог Неверский осадил Ла-Гарнаш, небольшой городок в Нижнем Пуату. Король Наваррский поспешил туда, чтобы снять осаду города; стоял страш­ный холод; разгоряченный, Генрих спешился, просту­дился и, заболев 9 января, 13-го уже думал, что уми­рает.

Пятнадцатого января он написал графине де Гиш:

«Жер не мог быть послан курьером по причине моей болезни, из которой, слава Богу, я уже выхожу. Вскоре Вы услышите обо мне такие же добрые вести, как из Ньора ...Я еще не могу писать сам. Определенно, душа моя, мне довелось увидеть разверстые небеса, но я недо­статочно хороший человек, чтобы войти туда. Господь пожелал еще попользоваться мною. Дважды за одни сутки дело доходило до того, что меня вот-вот должны были завернуть в саван: я вызвал бы у Вас этим такую жалость! Если бы приступ продлился еще часа два, черви устроили бы себе превосходное угощение из меня. Кстати, до меня только что дошли новости из Блуа. Из Парижа вышли две с половиной тысячи солдат под командова­нием Сен-Поля, чтобы прийти на помощь Орлеану. Вой­ска короля разбили их наголову, и потому можно пола­гать, что дней через десять Орлеан будет взят ... Я заканчиваю, поскольку чувствую себя плохо. Прощайте, душа моя!»

Однако на беду графини де Гиш спустя несколько дней после своего выздоровления король Наваррский встретил г-жу де Гершевиль и влюбился в нее.

Прекрасная Коризанда заметила перемену, произо­шедшую в сердце ее любовника, по тому забвению, в каком он внезапно ее оставил. И тогда она послала к нему маркиза де Парабера, своего кузена, чтобы узнать, как ей отнестись к этому молчанию. Генрих со свой­ственным ему простодушием признался в этой новой любви, но, покаявшись в своей вине, отказался испра­вить ее, поспешив добавить, однако, что если его ува­жение и его дружба могут удовлетворить графиню де Гиш, то у нее никогда не будет оснований жаловаться на него.

Графиня де Гиш хорошо знала Генриха. Она понимала, что коль скоро подобные слова произнесены, то возврата к прежнему уже не будет. Так что она смирилась со своей участью и приняла уважение и дружбу, которые предло­жил ей король Наваррский и которым он и в самом деле оставался предан всю свою жизнь.

Однако в связи с этой новой любовью с ним произо­шла странная история: дело в том, что неверный любов­ник графини де Гиш встретил со стороны г-жи де Гершевиль такой же отпор, какой за пятнадцать лет до этого он встретил со стороны мадемуазель де Тиньонвиль.

Генрих сделал ей брачное предложение, как это мог бы сделать в наши дни студент, желая соблазнить гризетку; но маркиза ответила королю, что, будучи вдовой простого дворянина, она осознает, что у нее нет никаких прав на подобную честь; и тогда Генрих, видя, что он имеет дело с поистине неприступной крепостью, отступил, но, желая оставить у г-жи де Гершевиль добрую память о любви, которую питал к ней король, выдал ее замуж за Шарля Дюплесси, сеньора де Лианкура, графа де Бомона, кава­лера королевских орденов, сказав при этом: