Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2

Это и в самом деле были повешенные, как я уже имел смелость предположить раньше, и повешены они были совсем недавно: их казнили в этот самый день.

Я стал наводить справки, желая узнать, за какое пре­ступление эти люди понесли наказание.

Как выяснилось, они убили двух приказчиков г-на Жоржаева, часового мастера, чтобы получить возмож­ность украсть в его магазине часы, висевшие под сте­клом, и деньги, запертые в ящиках кассы.

Убийцы были армяне, что крайне необычно. Армяне, с их послушным и кротким характером, часто бывают ворами, изредка шулерами, но очень редко убийцами.

Случилось так, что из одного и того же окна я мог видеть слева двух повешенных, а справа — лавку г-на Жоржаева.

Вот как все происходило.

Господин Жоржаев имел двух приказчиков, и они, проводя весь день в магазине, по вечерам, тем не менее, уходили по своим делам или отправлялись развлечься.

Ключ от магазина они обычно брали с собой, чтобы вернуться туда в удобное для них время и открыть лавку еще до того, как г-н Жоржаев поднимется с постели.

Приказчики подружились с двумя армянами, одного из которых звали Шубашев, а другого Исмаил.

Два эти армянина задумали ограбить г-на Жоржаева.

Замысел у них был такой: завлечь приказчиков на ужин, напоить их, убить, взять у них ключ и с помощью этого ключа открыть магазин.

Все произошло так, как предусмотрели убийцы, за исключением одной детали. Приказчиков завлекли на ужин, напоили, убили, однако, сколько убийцы ни обы­скивали трупы, ключа они не нашли.

Тогда они решили пустить в ход другое средство: пере­одеться в платье убитых, явиться к дому г-на Жоржаева и постучать в дверь; ночь была темная; тот, кто пойдет отворять им дверь, свечу с собой, вероятно, не возьмет и примет их за приказчиков; они войдут в дом, а оказа­вшись там, будут действовать в соответствии с прежним замыслом.

Но прежде всего им следовало избавиться от трупов.

Они разбудили какого-то бедолагу-носильщика, спа­вшего на своей котомке, привели его к месту убийства, показали ему два трупа и пообещали ему четыре рубля, если он согласится зарыть убитых.

Муша — так называют в Тифлисе носильщиков тяже­стей — никогда не зарабатывает четыре рубля за один день, а тем более за одну ночь.

Он взвалил оба трупа на спину, спустился к Куре, перешел через Александровский мост, поднялся на склон холма в предместье Чугурети и зарыл их в месте, назы­ваемом Красной горкой.

Однако дело было ночью, и, то ли бедняга плохо видел в темноте, то ли ему хотелось спать, он закопал их крайне небрежно, так что ступни одного из них высовывались из земли.

Затем муша возвратился спать туда, где убийцы его нашли; место было удобное, и он надеялся, что они оты­щут его здесь снова.

Тем временем убийцы подошли к магазину г-на Жор- жаева и постучали, однако дверь им пошел отворять сам г-н Жоржаев, причем со свечой в руке.

Не могло быть и речи о том, чтобы попытаться обма­нуть часовщика. Шубашев и Исмаил бросились бежать.

Открыв дверь, г-н Жоржаев увидел двух убегавших людей.

Он подумал, что это чья-то шутка, запер дверь и снова лег спать, пребывая в дурном расположении духа, поскольку такая шутка показалась ему крайне неумест­ной.

На другой день приказчики не явились на службу; столь явным образом они пренебрегли своим долгом впервые. Господин Жоржаев начал проявлять беспокой­ство.

Около полудня пастух, пасший быков на горе, заметил в каком-то месте, где земля показалась ему свежевско- панной, торчавшую из земли ступню.

Он потянул ее; за ней показалась другая ступня, потом нога, затем он увидел две ноги, потом тело, потом два тела.

Пастух бегом помчался в город и дал показания.

После того как трупы выкопали, было произведено их опознание и установлено, что это тела приказчиков г-на Жоржаева.

А так как нашлись свидетели, видевшие накануне вечером, как приказчики вышли из дома вместе с двумя этими армянами, то, подозрение, естественно, пало на последних.

Их арестовали, затем арестовали мушу; всех троих пре­дали суду и всех троих осудили на смерть: Шубашева и Исмаила как виновников преступления, мушу как их сообщника.

Преступление наделало много шуму и вселило в горо­жан сильный страх; князь Барятинский, наместник импе­ратора на Кавказе, торопил следствие, и оно прошло быстро: улики были неопровержимые.

Как locum tenens[4] императора, князь Барятинский имеет право помиловать приговоренного к смерти; лишь он один судит, в определенных случаях, уместно ли докладывать о них императору.

Никакое чрезвычайное обстоятельство не требовало отсрочки казни; однако князю показалось, что муше наказание должно быть несколько смягчено. Он был перс.

В итоге его приговорили к тысяче ударов батогами и, если он после этого выживет, к ссылке в сибирские рудники сроком на восемь лет.

Было вполне вероятно, что он выживет: грузин, армя­нин, перс могут выдержать тысячу ударов батогами, горец — тысячу пятьсот, русский — две тысячи.

Но ни один преступник, какой бы национальности он ни был, не может выдержать три тысячи ударов, которые равносильны смертной казни.

Однако решено было оставить мушу до последней минуты в убеждении, что он будет повешен.

Три виселицы установили ровно там, где были най­дены тела приказчиков.

Такое расположение виселиц заключало в себе два преимущества.

Во-первых, казнь совершалась в том месте, где пре­ступление было доведено до конца.

Во-вторых, эта голгофа, на сей раз позорная, была видна со всех концов города.

В день нашего приезда, ровно в полдень, трех осуж­денных привезли на телеге к месту казни; на них были белые штаны и смертные балахоны, руки их были свя­заны на груди, а головы непокрыты.

На шее у каждого висела табличка с текстом приго­вора.

Когда преступники остановились у подножия виселиц, им зачитали решение суда.

Одному из них, как мы уже сказали, наказание было смягчено.

После того как приговор был оглашен, палач и его подручный схватили того из осужденных, кто был моложе, и накинули ему на голову мешок таким образом, что из его нижнего отверстия виднелись только ноги.

Они не были связаны.

Мешок, дно которого лежало на голове осужденного, полностью скрывал его лицо.

Палач и его подручный поддерживали преступника, пока он поднимался на виселицу.

Две лестницы, поставленные бок о бок, опирались на поперечину виселицы.

Одна, стоявшая ближе к концу поперечины, с кото­рого свисала веревка, предназначалась для осужден­ного.

Другая предназначалась для палача и его подручного.

Поднявшись на девятую ступеньку лестницы, осуж­денный остановился.

В ту же минуту палач накинул ему на шею, поверх мешка, петлю, заставил его подняться еще на две сту­пеньки и, толкнув рукой, отправил в вечность.

Тотчас же, пока первый повешенный еще раскачивался на веревке, лестницы переставили от одной виселицы к другой.

Средняя виселица оставалась свободной (напомним, что, хотя к смерти приговорили лишь двух преступников, виселиц было установлено три).

Казнь второго преступника прошла в том же порядке, что и казнь первого.

Первый еще не принял вертикального положения, а второй уже в свою очередь закачался в воздухе.

Смерть была медленной: во-первых, потому что мешок не давал веревке затянуться на шее так же туго, как если бы та была голой, а во-вторых, потому что палач, явно неопытный в своем ремесле, не тянул осужденных за ноги и не садился им на плечи.

Такую предупредительность, принятую на Западе, не считают нужным проявлять на Востоке.

Было видно, как на протяжении трех минут повешен­ные судорожно дергали локтями, потом движения их ослабли и, наконец, прекратились совсем.

И тогда пришла очередь муши.

Это был парень лет девятнадцати, смуглокожий, худой и слабого сложения; когда с него сняли рубаху, стало заметно, что все его тело дрожит.

От холода ли, как у Байи? Не знаю.