Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2

Два или три путешественника, не рассчитывавшие останавливаться на станции Магарской, грустно пили чай: это было все, что они смогли здесь достать.

Мы попросили у двух наших князей позволения при­гласить этих господ к общему столу и поручили им пере­дать это приглашение.

Гостеприимство до того естественно на Кавказе, что все приглашенные тотчас сели за один стол с нами и принялись наперегонки тянуть куски с нашего блюда и наперегонки пить вино из нашей фляги.

Заяц, три фазана и шесть или восемь бутылок кахетин­ского вина, которые вмещала наша фляга, — все пошло в дело: съестное исчезло до последней крошки, а напи­ток — до последней капли.

После этого Калино, которому досталась его доля вина и еды, так что рассудок у него находился как раз в том состоянии, какое требовалось, получил предложение вооружиться плеткой и следовать за мной.

Смотритель стоял во дворе, опершись на одну из дере­вянных колонн, поддерживающих выступ на фасаде станционного здания.

Мы остановились возле него; он через плечо взглянул на нас.

— Калино, — сказал я, — потребуйте лошадей.

Калино потребовал лошадей.

Смотритель раздраженно ответил:

— Разве вы не слышали?

-Что?

— Я же говорил вам, что лошадей нет.

— Калино, скажите ему, что мы это прекрасно слы­шали, но нас не покидает уверенность, что он лжет.

Калино перевел мой ответ смотрителю, но тот даже не шелохнулся.

— Не поколотить ли его? — поинтересовался Калино.

— Нет, сначала надо убедиться, что он лжет.

— И если он лжет?

— Вот тогда, Калино, можно будет его и поколотить.

— А как проверить, лжет он или не лжет?

— Нет ничего проще, Калино: стоит только осмотреть конюшни.

— Я иду с вами, Калино, — сказал Муане.

Я остался возле смотрителя, не двигавшегося с места.

Через несколько минут Калино вернулся: он был в ярости и уже поднял вверх плетку.

— В конюшне четырнадцать лошадей, — сказал он. — Пора его колотить?

— Еще нет. Спросите у него, дорогой Калино, как же так: в конюшне четырнадцать лошадей, а он говорит нам, что лошадей нет?

Калино перевел мой вопрос.

— Эти лошади с других станций, — ответил смотри­тель.

— Ступайте, Калино, и потрогайте лошадей под брю­хом; если они в поту, то смотритель говорит правду; но если они не в поту, он лжет.

Калино возвратился бегом со словами:

— Он лжет, лошади совершенно сухие.

— Вот теперь колотите его, Калино!

Калино ударил. После третьего удара смотритель спро­сил:

— Сколько вам нужно лошадей?

— Шесть.

— Сейчас они у вас будут, однако ничего не говорите другим.

К несчастью, было уже слишком поздно: наши попут­чики, услышав шумный спор, сбежались и от них уже нельзя было скрыть, что, после того как я возьму шесть лошадей, на конюшне останутся еще восемь других.

Путешественники завладели ими в порядке старшин­ства. Что же касается моих лошадей, то, поскольку этой находкой все были обязаны мне, никто даже и не поду­мал предъявлять на них свои права, хотя, на самом деле, я приехал на станцию последним.

Через несколько минут наш тарантас и телега были запряжены; все выпили на дорогу по последнему ста­кану; грузинский князь и его сын пообещали увидеться со мной в Тифлисе; мы сели в свои колымаги и понес­лись во весь опор.

Мы ехали всю ночь, за исключением двух часов, про­веденных нами на станции Сартичальской, которую мы покинули на рассвете. Чтобы попасть в столицу Грузии, нам оставалось проделать еще тридцать пять верст, но дорога была настолько ужасна, что лишь в два часа дня, когда мы поднялись на гору, ямщик, указывая на голубо­ватую дымку, сквозь которую виднелось несколько маленьких белых точек, произнес:

— Вот Тифлис.

С таким же успехом нам можно было сказать: «Вот Сатурн» или «Вот Меркурий».

В конце концов мы стали думать, что Тифлис — это какая-то далекая планета и нам никогда не удастся до нее добраться, тем более, что ничто не предвещало бли­зости города, да еще и столицы.

Нигде не было видно ни одного дома, ни одного дерева, ни одного обработанного поля.

Кругом лежала голая и выжженная, как пустыня, земля.

Однако, по мере того как мы продвигались вперед, гора, находившаяся перед нами, словно покрывалась зубцами, и эти зубцы напоминали развалины крепости.

Затем нашим взорам представилось еще одно доказа­тельство того, что мы вступили в цивилизованные края: по правую сторону дороги стояли три виселицы.

Средняя была пуста, две другие были заняты, но заняты мешками.

Мы долго спорили о том, что бы такое могло быть на них повешено. Муане уверял, что это не могут быть люди. Я уверял, что это не могут быть мешки.

Наш ямщик привел нас к согласию, заявив, что это люди в мешках.

Но что это были за люди? Об этом ямщик знал не больше, чем мы.

Тем не менее было очевидно, что эти люди не входили в разряд тех, кому присуждают премию Монтиона.

Мы продолжили путь, предполагая, что в Тифлисе эта тайна прояснится.

Тем временем город мало-помалу открывался перед нами. Две первые постройки, бросившиеся нам в глаза, были, как это произошло и по прибытии в Петербург, зданиями скверной архитектуры, по всей вероятности казармами, вид которых заставил нас печально покачать головой.

Неужели Тифлис, так долго ожидаемый, Тифлис, обе­щанный как грузинский рай, окажется разочарованием?

Очередной вздох отправился вдогонку за теми, что уже не раз вырывались у нас в подобных случаях.

Но внезапно мы вскрикнули от радости: на повороте дороги, в глубине бездны, показалась бурлящая Кура, а затем, клонясь в сторону этой бездны, громоздясь яру­сами по склону горы, спускаясь до дна пропасти, стал виден город с его домами, похожими на стаю испуганных птиц, которые сели на землю где могли и как сумели.

Каким же образом мы собирались спуститься в эту пропасть? Дороги туда видно не было.

В свой черед показалась и она, если только это могло называться дорогой.

Тем не менее мы на каждом шагу радостно кричали:

— Да посмотрите же туда! Видите там эту башню?! А этот мост?! А эту крепость?! А там-то, там-то!..

Последнее восклицание относилось к великолепной дали, только что развернувшейся перед нами.

Наш тарантас катил с громовым грохотом, сопрово­ждаемый криками ямщиков: «Хабарда, хабарда![3]»

Несомненно, утром тут происходило гулянье, ибо улицы были заполнены народом.

И в самом деле, перед нашим приездом сюда здесь повесили двух человек.

Мы переехали через деревянный мост, висящий, непо­нятно каким образом, в шестидесяти футах над рекой.

Под нами, на большой песчаной отмели, которую оги­бала Кура, лежало около сотни верблюдов.

Из предместья мы въехали в город.

Наконец-то мы были в Тифлисе, и, судя по тому, что нам удалось только что увидеть, Тифлис вполне соответ­ствовал представлению, какое у нас сложилось о нем заранее.

— Куда вести господ? — спросил ямщик.

— К барону Фино, французскому консулу, — ответил я.

И тарантас, продвигаясь среди огромной людской толпы, стал подниматься в гору так же быстро, как перед этим спускался вниз.

XXXVI. ТИФЛИС: О ТЕХ, КОГО ЗДЕСЬ ВЕШАЮТ

Барон Фино жил в верхней части города, на Царской улице, ниже церкви святого Давида.

Как выяснилось, барон обедал в это время у княгини Чавчавадзе, но, поскольку мы должны были приехать со дня на день, он, уходя, велел своему слуге проводить нас в заранее приготовленную нам квартиру.

Нас проводили в располагавшийся на Театральной площади великолепный дворец, где две комнаты и огром­ная гостиная были отданы в наше распоряжение г-ном Иваном Зубаловым, богатым грузином.

Муане и Калино заняли одну комнату, я занял другую. Гостиной предстояло стать общей творческой мастер­ской.

Из окна своей комнаты я прекрасно видел две висе­лицы с их лишенными плоти дланями, на концах кото­рых раскачивались мешки.