Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2

— Понятия не имею, — ответил он.

— И у вас нет желания это узнать?

— Зачем? Подобное случается каждую минуту. Лезгины оскорбили его, и он поколотил их. Теперь ему надо быть настороже. Отъехав от города, он должен будет остере­гаться кинжала и ружейной пули.

— А в городе они оружие в ход не пускают?

— О нет, им прекрасно известно, что каждого, кто здесь, в Нухе, нанесет удар кинжалом или выстрелит из пистолета, отец прикажет расстрелять.

— Ну, а если один уложит другого ударом нагайки?

— О, нагайка — это совсем другое дело. Она не запре­щенное оружие. Тем лучше для того, кого природа наде­лила крепкими руками: он пользуется ими, и тут возра­жать не приходится. Смотрите, вот превосходные седла; советую, если вы настроены приобрести седла, купить их здесь: они обойдутся вам дешевле, чем где-либо еще.

Я купил два расшитых седла за двадцать четыре рубля. Во Франции такие нельзя приобрести даже за двести франков, а вернее, во Франции такие нельзя приобрести ни за какую цену.

В это время к нам присоединился красивый офицер, облаченный в черкесское платье. Он приветствовал юного князя.

Князь обернулся в мою сторону и в свою очередь пред­ставил мне офицера.

— Мохаммед-хан, — произнес он.

Это имя мне ничего не говорило.

Я поклонился.

Молодой офицер носил Георгиевский крест и велико­лепное оружие. Георгиевский крест всегда служит пре­красной личной рекомендацией для того, кто его носит.

— Вы ведь скажете мне, князь, кто такой Мохаммед- хан? — спросил я Ивана.

— Конечно, сию минуту.

Он произнес, обращаясь к Мохаммед-хану, несколько слов, из которых я понял, что речь идет о моем оружии; потом он вернулся ко мне, а Мохаммед-хан пошел позади нас.

— Не правда ли, князь, речь шла о моих ружьях?

— Да, ему известно имя оружейника, изготовившего их. Он славится у нас как знаток. Вы позволите ему осмотреть их?

— С великим удовольствием.

— Ну а теперь я расскажу вам, кто такой Мохаммед- хан. Прежде всего, он внук последнего нухинского хана. Если бы город и вся область не принадлежали русским, они находились бы в его владении. Ему дали пенсию и чин майора, хотя, скорее, он его заслужил. Он прихо­дится племянником знаменитому Даниял-беку.

— Как! Любимому наибу Шамиля, тестю Гази- Мохаммеда?

— Именно так.

— И как же вышло, что дядя служит Шамилю, а пле­мянник — русским?

— Виной всему глупое недоразумение. Даниял-бек состоял на службе у русских как хан Илису. Генерал Шварц, командовавший в то время Лезгинской линией, обошелся с ним, по-видимому, несколько необдуманно. Даниял-бек открыто жаловался на него и, возможно, угрожал ему. Как вы понимаете, никто не знает, как пра­вильно вести себя в подобных обстоятельствах. А у Даниял-бека служил секретарем один армянин; этот секретарь написал генералу Шварцу, что Даниял-бек намерен перейти к Шамилю. Однако его письмо, вместо того чтобы попасть к адресату, было доставлено Даниял- беку; тот заколол кинжалом секретаря, вскочил на коня и в самом деле перешел к Шамилю. Это случилось в тысяча восемьсот сорок пятом году. Если верить Даниял- беку, которого мой отец хорошо знал, он был доведен до крайности. Находясь в Тифлисе, он попросил отпуск, чтобы отправиться в Петербург и поговорить с самим императором. Однако ему отказали в отпуске, который он просил, и дали конвой, но вовсе не для того, чтобы оказать ему честь, а чтобы за ним присматривать. В тысяча восемьсот пятьдесят втором году он попытался снова примкнуть к нам и приехал в Горный Магал. Через посредство барона Врангеля он обратился к князю Воронцову, выразив желание вернуться на русскую службу и поставив единственным условием разрешение остаться в Магале. Однако Магал находился чересчур близко к Шамилю, с которым Даниял-бек мог бы под­держивать сношения. Так что ему предложили вернуть его прежний чин, но на условии, что он будет жить в Тифлисе или в Карабахе. Даниял-бек отказался от этого предложения и вернулся к Шамилю. С этого времени он возглавляет все его походы и причиняет нам огромней­ший вред.

— А случалось дяде и племяннику сталкиваться в одном бою?

— Такое происходило дважды.

— И что же они делали в таком случае?

— Обменивались приветствиями, после чего каждый вставал на свою сторону.

Я с еще большим интересом взглянул на красивого молодого человека двадцати восьми или тридцати лет, напомнившего мне Аммалат-бека, героя Марлинского, за исключением, разумеется, его преступления.

Он появился на свет во дворце, который мы шли осма­тривать и который находился во власти русских лишь с 1827 года.

Опасаясь пробудить в Мохаммед-хане грустные вос­поминания, я предложил юному князю перенести посе­щение дворца на другое время. Князь сообщил о моих опасениях Мохаммед-хану, но тот, поклонившись, отве­тил:

— Я стал бывать во дворце после приезда сюда вели­ких князей.

И мы продолжили путь.

Ханский дворец, как обычно и все сооружения такого рода, построен в самой высокой точке города. Однако он является образчиком современной архитектуры и датиру­ется 1792 годом.

Возвел его Мохаммед-Гасан-хан. Династия, к которой этот хан принадлежал, возникла в 1710 году. Самым выдающимся человеком из всей этой династии был ее основатель Хаджи-Челеби-хан, правивший в 1735 - 1740 годах. Несколько раз сражаясь с Надир-шахом, он побе­дил его во всех битвах. Он подчинил себе весь Ширван, дошел до Тавриза, взял его, оставил там своего брата в качестве наместника и распространил свою власть вплоть до Тифлиса.

Когда два грузинских царевича, братья Александр и Георгий, в 1798 году сошлись в борьбе за корону своего отца Ираклия, тогда еще живого, и Александр, потерпев поражение, укрылся в Нухе, Мохаммед-Гасан-хан принял изгнанника, но упрятал его в крепость, позволив, при всей своей приверженности к мусульманской вере, чтобы обедню ему там служил православный священник. Эта веротерпимость заставила татар заподозрить, что их хан намерен стать христианином. Они восстали против него, и Александр был вынужден бежать в Персию. В 1825 году он возвратился. Верный семейной традиции, Гасан-хан, племянник Мохаммед-хана, в свою очередь дал ему приют. Он признал его царем Грузии, хотя к этому вре­мени Грузия уже двадцать два года принадлежала Рос­сийской империи; однако в 1826 году победы русских над персами вынудили хана и его подопечного бежать в Эривань, в ту пору еще остававшийся под владычеством персов.

Александр умер там в 1827 году. В 1828 году русские заняли Нуху и с тех пор уже не оставляли ее.

Ханский дворец — восхитительная постройка, изобра­зить которую, с ее замысловатыми украшениями и с ее бесконечными арабесками, способна лишь кисть худож­ника. Внутреннее убранство дворца было восстановлено по старым рисункам, когда готовились к приезду великих князей, которые в нем останавливались. Однако рестав­рация дошла лишь до лестницы и остановилась на уровне первого этажа. Так все делается в России: никогда ника­кое дело не простирается за пределы сиюминутной, без­условной необходимости; затем, как только нужда про­шла, все начатое, вместо того чтобы содержать его в порядке, продолжать и завершать, бросают, представляя ему впадать в то состояние, в каком оно пребывало до этого.

Россия — это стихия: она вторгается, чтобы разрушать. В ее нынешних завоеваниях есть отголоски варварства скифов, гуннов и татар; невозможно понять, с точки зре­ния современной культуры и современного мышления, эту потребность в захватах и это безразличие к усовер­шенствованиям, уживающиеся вместе.

В один прекрасный день Россия захватит Константи­нополь, что предопределено и неизбежно — белая раса всегда была расой завоевателей, тогда как как у темноко­жих рас завоевания являлись лишь короткими по времени ответными действиями, — и тогда Россия развалится, но не на две части, как Римская империя, а на четыре части. Вместо нее возникнет государство на севере, со столицей на Балтике, которое останется подлинным русским госу­дарством; государство на западе, которым будет Польша со столицей в Варшаве; государство на юге, то есть Тиф­лис и Кавказ; и наконец, государство на востоке, которое будет включать в себя Западную и Восточную Сибирь.