Вилла Пальмьери

Вот какой была до этих пор жизнь польского патриота: жизнь, полная славы, но омраченная гонениями. К тому же, подобно некоторым военачальникам, чья неудачли-вость вошла в поговорку, Зайончек не мог появиться на поле боя без того, чтобы не поймать пулю. Битвы, в которых он участвовал, можно было пересчитать по его шрамам.

Зайончек взял сотню егерей и во главе их отправился по дороге на Рахманию. Не успели они проехать и льё, как он заметил крупный отряд мамелюков численностью около пятисот человек. Зайончек приказал атаковать их, и они рассеялись.

Какое-то время Зайончек преследовал неприятеля, но с тем же успехом можно было преследовать песчаный вихрь или догонять облако: арабов скрыла пустыня, их вечная и верная союзница.

Зайончек со своими егерями проехал еще льё, однако не заметил на дороге ни одного всадника. После этого он вернулся в Даманхур.

Приблизившись к дому шейха, где находился главнокомандующий, он хотел войти туда, но адъютант Круазье и генерал Дезе его не впустили: Бонапарт беседовал там с Красным Человечком.

Зайончек поинтересовался, кто этот Красный Человечек, но Круазье и Дезе знали немногим больше его. Бонапарт сказал им только:

— Я жду Красного Человечка, и, когда он придет, впустите его.

Через полчаса к дому шейха приблизился турок ростом не более пяти футов, с рыжей бородой и рыжими бровями, в темно-красном одеянии; согласно полученному приказу, его тут же впустили к Бонапарту, и он все еще находится там в эту минуту.

К Дезе, Круазье и Зайончеку подошли еще несколько генералов: странное появление незнакомца и его необычный облик поразили всех, кто входил в окружение Бонапарта.

В эту минуту из дома вышел Бурьенн, а поскольку Бурь-енн был тогда личным секретарем Бонапарта, все обступили его и стали расспрашивать о Красном Человечке; но Бурьенн, которому было поручено отправить письмо Клеберу, ограничился тем, что сказал:

— Насколько я понимаю, это турецкий колдун, который пришел предсказать судьбу главнокомандующему.

И он пошел дальше.

Понятно, что такой ответ не мог удовлетворить любопытство присутствующих; о склонности Бонапарта к фатализму было достаточно известно; уже ходили разговоры о том, что в детстве ему напророчили великое будущее, а сам он не раз говорил самым близким к нему людям о своей счастливой звезде. Эту звезду видел он один, но в нее уже готовы были поверить все.

Молодые офицеры, иные из которых в свои двадцать — двадцать пять лет успели стать полковниками, а то и бригадными или даже дивизионными генералами под началом двадцативосьмилетнего главнокомандующего и потому в глубине души тоже мечтали о великом будущем, решили, что не дадут уйти Красному Человечку, пока он не ответит на их вопросы. Они хотели знать, суждено ли им удержаться на сияющей орбите светила, чьими спутниками они стали.

Поскольку их предупредили, что Красный Человечек — колдун, они выстроились полукругом перед дверью, чтобы не упустить его: при такой диспозиции, произведенной по правилам военного искусства того времени, турок мог бы спастись бегством только в том случае, если бы он взлетел под небеса или юркнул под землю.

И вот Красный Человечек появился на пороге дома. Он был в точности таким, как его описали, цвет его одежды и борода вполне соответствовали его прозвищу. Казалось, его нисколько не удивила засада, устроенная перед дверью, и он вовсе не стремится ускользнуть от тех, кто его подстерегал. Напротив, он остановился на пороге и заговорил с ними.

— Граждане, — сказал он, используя обращение, которое тогда еще было принято, — вы ждете меня здесь, потому что хотите, чтобы я рассказал вам о будущем Франции и о вашем будущем. О будущем Франции я только что рассказал вашему главнокомандующему. Что же касается вашего будущего, то пусть трое из вас подойдут ко мне, и я расскажу им о том, что их ждет.

Круазье, Дезе и Зайончек выступили вперед.

Все прочие остались на месте.

— Ваша вера учит, — продолжал Красный Человечек, — что первые станут последними. Позвольте мне перевернуть это поучение и сказать, что последние станут первыми.

И он приблизился к Круазье, который был всего лишь адъютантом.

Круазье протянул ему руку.

Красный Человечек рассмотрел ее и покачал головой:

— Тебя называют храбрейшим из храбрых, и это правда. Но настанет день, настанет час, настанет миг, когда мужество покинет тебя, и за этот миг ты заплатишь жизнью.

Круазье отошел от него, храня на губах презрительную улыбку.

Красный Человечек приблизился к Дезе. Молодой генерал, не дожидаясь его просьбы, протянул ему руку.

— Приветствую тебя, победитель при Келе! — сказал ему колдун. — Не пройдет и двух недель, как твое имя станут связывать с еще одной победой. Три дня принесут тебе бессмертие; но остерегайся месяца июня и страшись священника из Маренго.

— Ты выражаешься туманно, друг мой колдун, — со смехом промолвил Дезе. — А долго ли придется ждать, пока сбудутся твои пророчества?

— Два года, — ответил прорицатель.

— Вот и отлично! — воскликнул Дезе. — Два года пройдут быстро, можно и потерпеть.

После этого Красный Человечек подошел к Зайончеку, который в свою очередь протянул ему руку.

— Ну, наконец-то, — сказал он, — вот такие руки я люблю рассматривать, такие предсказания мне нравится делать: приятно, когда можешь связать воедино славное будущее и славное прошлое.

— Черт возьми! — воскликнул Зайончек. — Многообещающее начало.

— Продолжение будет не хуже, — заверил его Красный Человечек.

— Да, если какая-нибудь пуля или какое-нибудь ядро не помешают этому.

— Верно, — согласился прорицатель, — на поле боя ты уязвим. Если не ошибаюсь, ты был ранен уже семь раз.

— Да, клянусь, у меня было ровно семь ран, — подтвердил Зайончек.

— И у тебя есть основания тревожиться… Ты прав. Однако было бы жаль, если бы так случилось. Тебе предстоит прожить еще тридцать лет, пройти через двадцать сражений, стать вице-королем; но ты верно сказал: шальная пуля или загулявшее ядро могут воспрепятствовать этому. Да, ты прав… Я вижу опасность, грозную, неумолимую… И все же… Послушай: ты один из тех людей, чья жизнь имеет ценность не только для их близких, но и для всего народа. Ты веришь, Зайончек?

— Во что? — спросил генерал.

— В то, что я тебе говорю.

Поляк улыбнулся:

— О прошлом ты рассказал достаточно правдиво. Однако мое прошлое стало достоянием всей Европы, и о нем не так уж трудно узнать. Но раз ты просишь поверить тебе — хорошо, я поверю.

— Верь мне, Зайончек: он же мне верит. — И прорицатель жестом руки указал на дом, где находился Бонапарт.

— И чему я должен верить?

— Моим словам. Я говорил: настанет день, настанет час, настанет миг — и твоя славная жизнь окажется под угрозой. Затем опасность минует, и больше тебе нечего будет бояться. Но сказать, когда придет этот день, этот час и этот миг, я не могу.

— В таком случае, — заметил Зайончек, — от твоего предупреждения, согласись, толку мало.

— Неправда: я в силах защитить тебя от этой угрозы.

— Но каким образом?

— Сейчас увидишь.

Красный Человечек знаком велел барабанщику принести барабан и поставить его за землю. Затем он опустился перед барабаном на колени, извлек из своего пояса чернильницу, перо и клочок пергамента, положил все это на барабан и красными чернилами написал несколько слов на неизвестном языке.

— Вот, — сказал прорицатель, поднимаясь с колен и передавая драгоценный пергамент Зайончеку, — вот талисман, который я тебе обещал. Всегда держи его при себе, не расставайся с ним ни при каких обстоятельствах, и тог-ди пули и ядра будут тебе не страшны.

Все присутствующие, в том числе и Зайончек, расхохотались.

— Так ты отказываешься? — нахмурясь, спросил Красный Человечек.

— Вовсе нет, вовсе нет! — воскликнул Зайончек. — Черт возьми! Я не хотел тебя обидеть! Так ты утверждаешь, дорогой мой пророк, что я не должен расставаться с этим клочком пергамента?