Вилла Пальмьери

С другого конца этой дороги навстречу ему двигался человек — верхом на лошади, как и он, но одетый лишь в сукно и бархат и вооруженный лишь обычным мечом. Когда между этим человеком и Джованни оставалось полсотни шагов, юноша поднял голову, взглянул встречному в лицо и внезапно содрогнулся всем телом так, что доспехи его зазвенели. Хотя он не видел Лупо девять лет, ему показалось, что он узнаёт злодея, и, подобно путнику, увидевшему змею, он безотчетным движением остановил лошадь. А Лупо, не имевший ни малейшего представления о том, что за всадник едет ему навстречу, продолжал путь, сохраняя полное спокойствие и не испытывая никаких подозрений. По мере того как он приближался, Джованни все больше укреплялся в мысли, что перед ним тот, кого он ищет, и в душе возблагодарил Бога, ибо в своем ослеплении не сомневался, что Бог помогает ему свершить месть. Наконец, когда между ним и Лупо оставалось всего несколько шагов, последние его сомнения исчезли. Тогда он выхватил меч и, поднявшись на стременах, взмахнул им над головой.

— Сюда, Лупо, ко мне! — вскричал он.

— Кто ты такой и что тебе от меня нужно? — спросил удивленный Лупо и остановился напротив часовенки с распятием внутри, похожим на распятие в капелле замка

Петройо, перед которым Джованни дал обет отомстить за брата.

— Кто я такой?! Кто я такой?! — воскликнул юноша. — Слушай же: я Джованни Гвальберти, брат Уго, которого ты убил ровно девять лет тому назад. Что мне нужно? Отдать мою жизнь либо забрать твою.

С этими словами он пришпорил коня и взмахнул мечом, угрожая Лупо, но тот, оцепенев от страха, не двинулся с места. Джованни мигом очутился рядом с ним, и убийца почувствовал, как острие клинка уперлось ему в грудь.

Лупо соскользнул с седла, повалился на колени, обнял ноги мстителя и стал просить пощады.

— Пощады?! Пощады?! — воскликнул Джованни. — А ты пощадил моего брата, подлый убийца? Нет, нет, ты убил его без жалости, без сострадания; так умри же сейчас без жалости и без сострадания, как умер он!

И Джованни занес меч над головой Лупо. Но тот невероятным усилием отпрыгнул в сторону и, оказавшись у подножия распятия, обвил его руками.

— Пощады! — крикнул он. — Пощады, во имя Христа!

Джованни расхохотался и, указав мечом на распятие,

сказал:

— Что ж! Раз ты просишь пощады во имя Христа, пусть Христос пошлет знамение, что он простил тебя. Тогда и я тебя прощу.

И тогда — да простит Господь всякого, кто усомнится в его всемогуществе! — и тогда голова Христа, поникшая на правое плечо, приподнялась и дважды наклонилась книзу в знак того, что он прощает убийцу.

Увидев это, Джованни на мгновение лишился речи и не мог шевельнуться; меч выпал у него из рук; затем он спешился, подошел к Лупо и раскрыл ему объятия.

— Встань, Лупо, — сказал он ему приветливо, — встань и обними меня, ибо в будущем, раз так угодно Христу, ты заменишь мне моего бедного брата Уго, которого ты убил.

И он прижал к груди убийцу, который, трепеща от страха, никак не решался оторваться от чудотворного распятия и не мог поверить, что столь ужасный гнев вдруг сменился столь великим милосердием. Но вскоре его сомнения рассеялись, ибо Джованни подвел к нему его лошадь и знаком показал, чтобы он возвращался во Флоренцию, а сам направился в сторону Сан Миньято.

Оруженосец заметил ему, что он оставил свой меч на дороге. Джованни велел подобрать его и положить к подножию распятия в знак того, что он не только отказывается от мщения, но и никогда больше не возьмет в руки оружие, несущее смерть.

В самом деле, вместо того чтобы вернуться к отцу, Джованни остановился у монастыря Сан Миньято аль Монте и, попросив настоятеля выслушать его исповедь, поведал ему о случившемся, а в заключение сказал, что на него снизошла благодать и он решил постричься в монахи.

Настоятель тут же отправился в замок Петройо. С той минуты, когда мессер Гвальберти расстался с сыном, он не знал ни минуты покоя, ибо в отцовском сердце любовь к своему чаду господствует над всеми другими чувствами. Увидев настоятеля, он сразу подумал, что тот явился сообщить ему о смерти сына, и едва не лишился чувств. Но настоятель поспешил рассказать мессеру Гвальберти, что его сын встретил убийцу брата и собрался прикончить его, как и обещал, без жалости и без сострадания, однако Христос послал ему знамение, и он простил этого человека.

Мессер Гвальберти жил в святую эпоху, когда люди верили в чудеса; и, хотя рухнула надежда, которую он лелеял полжизни, он вновь повторил те же слова, какие произнес, узнав о смерти Уго:

— Господь велик и милостив! Да будет благословенно имя Господне!

Однако он решил сделать все возможное, чтобы отговорить Джованни от пострижения. Ведь Джованни был его единственный сын и древний род пресекся бы, если бы юноша дал обет безбрачия. И вместе с женой он отправился в Сан Миньято. Но Джованни, на которого снизошла благодать, уже не мог изменить свое решение. Он стал умолять родителей не противиться его призванию; единственное, чего они смогли добиться от него, это обещания не принимать постриг, пока ему не исполнится двадцать один год. Бедный отец надеялся, что за это время его сын сможет передумать.

Но так не случилось: вместо того чтобы поколебаться в вере, Джованни еще более утвердился в своем призвании, и в день, когда ему исполнился двадцать один год, он произнес обет, навсегда отделивший его от мира. Через некоторое время Джованни, ставший образцом христианских добродетелей для всего монастыря, был назначен настоятелем Сан Миньято. Это он основал на месте скита Аква-белла аббатство Валломброза. В этом аббатстве он и скончался, окруженный таким ореолом святости, что Григорий XII канонизировал его, а Климент VIII внес его имя в календарь.

Через несколько дней после описанного нами события все жители Флоренции, которых вел за собой убийца Лу-по, босоногий, подпоясанный веревкой, с посыпанной пеплом головой, явились к часовне на дороге и преклонили перед ней колена. Затем чудотворное распятие перенесли в церковь Святой Троицы, где верующие поклоняются ему до сих пор.

А часовня стояла пустая вплоть до 1839 года, когда великий герцог Леопольдо II заказал для нее картину, которую можно видеть там и сейчас. На ней изображен Джованни с поднятым мечом, собирающийся нанести удар убийце брата. Под этой картиной начертана следующая надпись:

«Quae sacra assumpsit tempus monumenta parentum,

Nunc redimit pietas, reddit et arte color;

Sic tanti vivat Gualberti ut gloria facti Successor reparat quce male tempus agit.

A