Вилла Пальмьери

У кавалера ди Петройо было два сына: старшего звали Уго, а младшего — Джованни. На этих сыновей возлагались большие надежды: их семья, и без того весьма влиятельная, должна была достичь еще большего могущества, ибо некая престарелая родственница кавалера, решившая, что однажды Уго и Джованни прославят родовое имя, завещала им все свое громадное состояние, причем в обход одного из своих племянников по имени Лупо, который не казался ей столь же многообещающим.

Однако в завещании было оговорено, что в случае смерти обоих молодых людей наследство перейдет к тому, кто должен был бы получить его изначально. Как бы то ни было, по воле усопшей мессер Гвальберти стал одним из влиятельнейших и богатейших людей Флоренции.

Старшему из его сыновей исполнилось пятнадцать лет, младшему — девять; обоих воспитывали как будущих рыцарей: Уго едва вышел из нежного возраста, но уже было видно, что он не опозорит славы предков — он гарцевал на коне, орудовал мечом и запускал сокола с такой сноровкой, какой могли бы позавидовать многие дворяне вдвое старше его. Ездить верхом, сражаться на турнирах и «сокольничать», как это называлось в старину, он любил больше всего на свете, а отец, мессер Гвальберти, весьма поощрял его к этому, говоря, что если рыцарь овладел этими тремя искусствами и умеет молиться Богу, то, стало быть, он постиг все, что надлежит знать дворянину.

И вот однажды Уго вместе с друзьями задумал поохотиться в Маремме на кабанов. На кабанью охоту обычно выезжали большой компанией, ибо, как известно, дело это сопряжено с опасностью: загнанный, окруженный собаками кабан бросается на рогатину, и тут начинается схватка, в которой человек не всегда выходит победителем.

Юный Уго ожидал этой охоты, как большого праздника, и когда он зашел проститься с отцом, лицо его сияло таким торжеством, что добрый рыцарь улыбнулся. И все же отец решил еще раз объяснить сыну, как надо нападать на зверя или ждать его в засаде; но Уго, уже убивший два десятка подобных чудовищ, слушал отцовские наставления, лишь улыбаясь, а поскольку в руке у него был меч, он сделал им несколько выпадов, тем самым доказывая, что даже самый опытный охотник не смог бы научить его чему-то новому.

Три дня спустя мессеру Гвальберти принесли страшную весть: его сын, погнавшись за громадным кабаном, настиг его и убил, но при этом погиб сам: юношу нашли мертвым рядом с убитым кабаном. Горе мессера Гвальберти было безмерным. Но все же это было горе человека богобоязненного. Он воздел руки к небу и сказал: «Бог дал мне его, Бог и взял… Да святится имя Господне!» Затем он приказал положить тело сына в гроб и отнести в семейную усыпальницу.

Но вскоре в округе пошли странные слухи. Говорили, будто в тот же день по Маремме во весь опор мчались двое всадников в масках, и у одного из них одежда была залита кровью. Причем всадники ехали как раз из того места, где был обнаружен труп юного Уго. Когда они доскакали до окрестностей Вольтерры, раненый всадник ослаб настолько, что вынужден был спешиться у дома одного крестьянина, и тот дал ему стакан вина. Спутник раненого выбранил его за малодушие и заставил вновь сесть на коня; затем они галопом поскакали по дороге, ведущей в Сиену, и вскоре скрылись из виду.

Когда эти слухи дошли до мессера Гвальберти, он вызвал из Флоренции двух врачей, отвел их в семейную усыпальницу и, собственноручно открыв гроб своего первенца, развернул саван, чтобы показать раны, ставшие причиной его смерти.

Врачи исследовали раны и сказали, что одна из них — от меча, а другая — от кинжала. На первый взгляд могло показаться, что это следы кабаньих клыков, но при внимательном рассмотрении причина смерти юного Уго представлялась совершенно иной. Это была не роковая случайность, а злой умысел: юноша погиб не в единоборстве с диким зверем, а от рук убийц.

Но кто были эти убийцы? Мессер Гвальберти терялся в догадках. Кому он должен отомстить? Только чудо Господне могло открыть ему истину, и по воле Господа это чудо свершилось.

Через три месяца после убийства Уго, в тот час, когда мессер Гвальберти прочел вечерную молитву, вверяя Богу судьбу последнего своего сына, в дверь его дома постучали. Слуги пошли открывать и вернулись, ведя за собой монаха. Монах приблизился к мессеру Гвальберти и сказал, что один несчастный, находящийся при смерти, желает сказать ему нечто важное.

Мессер Гвальберти тут же встал и последовал за монахом.

Монах отвел его в одну из тех узеньких флорентийских улочек возле Порта алла Кроче, что упираются в городскую стену. Он открыл дверь бедного с виду дома, поднялся по лестнице на третий этаж и ввел мессера Гвальберти в комнату, стены которой были сплошь увешаны всевозможным оружием, а посредине нее, на залитой кровью жалкой кровати, лежал человек, находившийся при последнем издыхании.

Услышав шаги монаха и мессера Гвальберти, умирающий встрепенулся.

— Ты привел отца? — спросил он.

— Да, — ответил монах.

— Тогда пускай поторопится, — сказал умирающий. — Вы замешкались, и я не знаю, хватит ли у меня сил рассказать все до конца.

— Господь даст вам силы, — промолвил монах.

И знаком он попросил мессера Гвальберти сесть у изголовья.

Умирающий приподнялся в кровати. Сначала он взял с мессера Гвальберти обещание простить его, что бы он ни рассказал.

И лишь потом он открыл ему во всех подробностях правду о том, как умер его сын: убийцей был родственник, которого тетка лишила наследства и которому в случае смерти обоих сыновей мессера Гвальберти должно было отойти ее громадное состояние. Умирающий же был его сообщником.

Мессер Гвальберти закричал от ужаса и отшатнулся. Но раненый знаком дал ему понять, что он еще не все сказал.

На следующий день вслед за Уго должен был умереть и Джованни; убийца даже успел получить от Лупо половину обещанной суммы в задаток. Но это его и погубило. Он пошел в кабачок, чтобы выпить с друзьями; там завязалась потасовка, и его ударили ножом. Зная толк в ножевых ударах и почувствовав, что клинок проник глубоко в тело, он попросил отнести его домой, послал за монахом и исповедался. «Не я должен отпустить тебе грехи, а отец юноши, убитого тобой», — сказал монах, а затем поспешил к мессеру Гвальберти и привел его к постели умирающего.

Мессер Гвальберти сдержал слово: он обещал простить убийцу и простил его. Правда, ему пришла в голову мысль, что подлинным виновником смерти его сына был не этот наемник, уже понесший наказание за свои грехи, а тот, кто замыслил убийство. И он сказал убийце: «Можешь умереть спокойно, мое возмездие настигнет того, кто могущественнее тебя». Затем, погруженный в задумчивость, он медленной походкой вернулся домой, в то время как монах соборовал умирающего.

Когда-то мессер Гвальберти был могучим рыцарем и не устрашился бы никого на этом свете; но теперь он состарился и его рука потеряла былую силу; ему было понятно, что если он вызовет на поединок убийцу Уго, молодого человека в расцвете сил, то наверняка будет убит и его маленький Джованни останется без защиты. И он решил поступить иначе. Теперь, когда умирающий раскрыл ему намерения убийцы, он понял, что прежде всего необходимо отвести угрозу, нависшую над головой Джованни. Никому не сказав об услышанном, он на следующий же день покинул Флоренцию и вместе с Джованни удалился в свой замок Петройо. Помимо желания спасти сына, у него была еще одна цель — воспитать мстителя, который воздаст за смерть Уго.

К несчастью, по своим природным наклонностям Джованни явно не подходил для такой роли: это был тихий, добрый, терпеливый, мягкосердечный ребенок, о котором, как об Иове, можно было сказать, что сострадание вышло из чрева его матери одновременно с ним. Вместо того чтобы предаваться буйным забавам, которые так любил его старший брат, Джованни с гораздо ббльшим удовольствием проводил долгие часы за чтением, размышлениями и молитвами. Подлинным счастьем для него было зайти в какую-нибудь безлюдную капеллу и там, в тишине и уединении, под взором Божьим, перелистывать часослов с картинками или старую Библию, где Бог Отец был изображен в одеянии императора.